Время

Марина Рабазова
Время…
Сначала отсчёт шёл на секунды.
Секунду назад он поцеловал меня в щёку и сказал холодное «пока».
Пять минут назад я сбивчиво пыталась оправдаться в том, чего не делала, и мне это даже удалось. Почти. Он почти поверил, что не было никакого другого, что никто не стоял между нами, что неизвестно, откуда взялись эти фотографии, из-за которых мы потеряли столько… времени.
А его у нас было так мало. Безумно мало. У нас оставалось всего две недели, которые мы должны были провести совсем иначе. Мы планировали поехать к морю, туда, где никого нет. Мы хотели снять домик, ходить голышом, слушать крики чаек, и наслаждаться друг другом. Мы знали, что нам предстоит долгая разлука – он на полгода уезжал в Америку стажироваться в каком-то банке.
Я говорила, да, что он был очень умным? Отличник. Золотая медаль. Лучший университет страны. Он во всём был лучшим. И во всём был первым. И у меня он тоже был первым. Чёрт его знает, за что мне было такое счастье, откуда оно на меня свалилось. Пока подружки ходили по ночным клубам, по барам, по спортзалам в поисках мужчины мечты, я с ним столкнулась в дверях лифта торгового центра. Я его не искала. И он меня не искал. Просто в тот день так получилось. Так получилось, что тогда отсчёт шёл на недели. Шесть недель. По одной встрече раз в неделю.
После встречи в лифте мы поехали к нему. Это были наши сутки.
Во вторую встречу мы прыгали с тарзанки. У меня до сих пор дрожат колени при воспоминании об этом. Я боюсь высоты. Я не люблю спорт. Я тихая домашняя девочка. Но ему не нужна была такая. У него в мозгу рождалось сто пятьдесят идей за одну минут, как ловчее свернуть нам обоим шеи.
Поэтому третья встреча началась с прыжка с парашютом. Ну, об этом я и думать не хочу.
Четвёртая встреча – прогулка на лошадях. Я упала с доставшегося мне ненормального жеребца и разбила колено. Он так трогательно за мной ухаживал, заботливо дул мне на ранку, безумный секс, завтрак в постель – вот вся это романтическая ерунда.
Я всё ждала, когда сказка закончится, и моя карета превратится в тыкву. Я завязла в нём, как в тягучей сладкой карамели. В те дни, когда его не было рядом, я сочиняла наше будущее – наш домик с цветущим садом, наших маленьких деток, наши путешествия на край света, наши праздники, наши встречи, свечи, поцелуи, подарки. Я сочинила нашу жизнь, зная, что всё может закончится через…
Две недели. Оставалось две недели, когда у него в руках появились те фотографии. Кто-то украл у нас с ним оставшиеся дни. Я к нему приходила, но меня не пропускали. Я ему звонила, он не брал трубку. Я писала ему, ответа не было. Я медленно сходила с ума и не понимала, в чём моя вина.
Когда оставалось несколько часов на то, чтобы что-то придумать и встретиться с ним, он вдруг ответил на звонок и согласился на встречу. Пять минут, чтобы что-то объяснить. И я так спешила ему сказать всё самое важное, мне было так страшно, что времени не хватит. А он слушал, и в его глазах, в его лице, в его теле была боль. Я впервые тогда почувствовала, как больно кому-то. Мы потеряли безвозвратно данное нам время. Он уезжал не на полгода. Он уезжал навсегда.
Секунду назад он поцеловал меня в щёку и сказал холодное «пока».
Я пришла домой, закрыла все шторы, выключила телефон, выбрала батарейки из часов, легла на кровать и смотрела в потолок. Потом спала. Потом смотрела на потолок.
Потом спала.
Время перестало существовать. Я его убила. Я его задушила и выгнала вон из своей квартиры.
Кто-то приходил, кто-то уходил. Кто-то пытался рассказать мне, какой день, какой месяц. Я их не слушала.
Но время воскресало и проползало во все щели. У соседа за стеной были часы с кукушкой. Солнце утром проникало через не слишком плотные шторы. Вечером после садика дети прибегали на качели под окном. И однажды я сдалась. Я включила телефон, оделась и вышла в магазин. Мне вдруг жутко захотелось есть. А ещё мне захотелось музыки и танцевать. И послать к чёрту память. Не удалось истребить время, будем уничтожать воспоминания.
Мы слушали в его машине эти песни? В мусорное ведро диски с ними. Мы обедали в этом кафе? Никогда больше не пойду мимо него. Он покупал мне красные розы? Значит, в моей комнате теперь будут белые лилии. Стереть, смыть, выбросить всё.
Время тикало, тикало. Месяц, два, полгода, два года.
Я тихая домашняя девочка. Утром на работу, после работы в институт,  из института в магазин, из магазина домой. Утром на работу, после работы на вторую работу, после второй работы в магазин, из магазина домой.
Пять лет. Он позвонил мне через пять лет. Из любопытства. Был в нашем городе, вспомнил меня. Решил позвонить. А я шла из магазина, накрапывал мелкий мерзкий дождь, в туфли затекала вода из луж, и мне было жутко неудобно разговаривать, но я так боялась, что связь оборвётся, что звонок закончится, а я же тогда ещё, пять лет назад, не успела столько всего сказать, и я шла, вцепившись в телефон так, что пальцам было больно. Я одной рукой искала ключи в сумочке, открывала дверь, одной рукой снимала пальто, одной рукой зажигала газ и ставила на него чайник. Я сидела в кухне, у окна, смотрела на фонари и разговаривала с ним. Он рассказывал про Америку, про свою работу, про те места, в которых успел побывать.
А потом отсчёт пошёл на часы. Мы встретимся.
Минуты. Что же надеть?
Секунды… Он всё ещё лучший.
Время.