Вечно они стараются казаться не тем, что они есть на самом деле. Распускают перья, хвастаются, сверкают всеми цветами радуги, а посмотришь повнимательнее - пластмасса вместо янтаря, стекляшка в оправе для бриллианта. Доверять мужинам – всё равно что верить в мыльные пузыри – сначала блестят, переливаются и манят, а потом пшик - и ничего в руках, кроме липкого осадка...
Нора сидела в гостиной и смотрела в окно. Она держала в руках чашку кофе, обхватив её ладонями, будто только что вернулась в дом с мороза. Но там, за окном, сверкая, набирал силу настоящий жаркий весенний день, и уже заполняла дом изысканная свежесть аромата цветущих яблонь, в которую чуть-чуть, краешком вмешивался сладкий тяж запаха бурно расцветшей жёлтой акации, и снующие туда-сюда горластые дрозды занимались последними приготовлениями к апогею брачного сезона. Но она не видела этого. Её рассеянный взгляд блуждал в пространстве, не останавливаясь ни на розовой пене яблоневого цвета, ни на стильной садовой мебели мореного дуба, ни на веселых зонтиках у маленького бассейна, окаймлённого бурно цветущими ирисами.
Что же сил-то нет совсем? Проклятая мигрень, думала она. Вчера, после тройной дозы аспирина, она едва смогла как-то устроить на подушке готовую взорваться голову, и провалилась в тяжёлый глухой сон. Она не слышала ни как вернулся муж, ни как сегодня он, отправив в школу детей, ушел на работу. На кухонном столе лежала его записка: «Дорогая, надеюсь тебе сегодня лучше. Позвони когда проснёшься».
Она не позвонила. Она просто сидела в этом уютном полосатом кресле и смотрела куда-то за чисто вытертое стекло высокого пейзажного окна. У неё сегодня нет клиентов – никто не любит встречаться с финансовыми консультантами по пятницам.
Она подняла трубку телефона, помедлила. Губы её сжались, между бровями пролегла хмурая складка. Медленно, нехотя набрала номер.
- Адвокатское бюро Дойл и Дженкинс, чем мы можем быть вам полезны?
- Могу я попросить мистера Дойла?
- Его сейчас нет в офисе. Что-нибудь передать? Хотите оставить сообщение?
- Нет, спасибо, Я хотела поговорить с ним лично.
- Тогда попробуйте позвонить позже. Он обещал вернуться через час-полтора.
- Спасибо, до свидания.
- Всего хорошего.
Она положила трубку и снова поставила вариться кофе. Она терпеть не могла эти кофемашины. Кофе из кофеварки - это такой же суррогат, как пластиковая посуда, небьющиеся елочные игрушки, ветчина «Спам». Она всегда варила себе кофе в турке. Ей нравился сам процесс, нравилось, что можно добавить корицу, кардамон, а иногда и черный перец.
Она пила кофе и смотрела на фотографию на стене. Улыбка, проступившая на лице, стёрла с него десяток лет. Как давно это было... Дети еще маленькие, у старшей такие трогательные косички, это теперь она ходит с модной стрижкой, хорошо хоть не как раньше – полголовы наголо, на другой половине выбрита «куриная лапка». Мы с мужем еще такие смешные, он в роговых очках, я в соломенной панаме… Веселые, счастливые.
Она достала с полки альбом. Восемь лет назад. Тогда он открыл бизнес по продажам швейных машин в Канзасе. Вроде бы, логично – огромные расстояния, фермы, до ближайшего магазина – несколько десятков миль, и эти прекрасные новые машины с гарантией наверняка будут пользоваться спросом, ведь нужно чинить и шить одежду.
Она отчаянно пыталась отговорить его. Она была родом из Техаса, и Джон до сих пор дразнил её за невыводимый техасский акцент. (Или перестал? Она и не заметила.) Она знала эту жизнь. Люди здесь были такими… нет, не заторможенными, но они не любили неожиданностей, не доверяли ни новым вещам, ни новым соседям. Они не нуждались в платных гарантиях каких-то далёких компаний с громкими именами, они сами могли починить всё что угодно, ну а если нет - то есть близорукий Курт, когда-то работавший на «Зингере». С ним и пива выпить можно, и слухами поделиться.
Конечно, он настоял на своём. Три года. Три убитых года ее жизни - в сонном городке, где вокруг по совершено плоской, насквозь прожаренной блекло-жёлтой степи были разбросаны редкие фермы, в этой чужеродной среде, которую она так не любила в детстве и в которую совсем не хотела возвращаться, с разговорами об урожае, домашнем скоте, рецептах пирогов, скучными сплетнями… Дети в школе, муж вечно ездит по округе, пытаясь всучить эти проклятые машины. Возвращаясь, он едва спрашивал как дела у дочек – так, как будто у неё вообще никаких дел и быть не могло, - зато сразу же начинал возбуждённо рассказывать о наклёвывающихся сделках, новых контрактах которые он подпишет на следующей неделе. Всегда на следующей неделе. Или в следующем месяце. Или в следующем году. Всегда одно и то же.
Изнывая от своей ничтожности, невостребованности, она решила что ей нужно какое-то занятие, что-то, не связанное с домом, детьми, профессией. Она выбрала фотографию. Объектов для съёмки хватало, даже в этом пыльном городке. Ей не хотелось сближаться с местной жизнью, проникать в неё, но она видела что-то настоящее в этих обветренных морщинистых лицах, чувствовала силу и свободу в развевающихся по ветру лошадиных гривах, её завораживала текстура старого, выстоявшего под атаками ураганов мёртвого дерева старых домов и упорство живых раскидистых деревьев, настойчиво растущих в этих засушливых краях. Все эти вещи были реальными, в них была правда бытия, ценность вложенного труда, либо красота творений природы.
Джон посмеивался – тебе же это всё не нравится, зачем же внутрь нести то, чего и так полно снаружи? А она делала сотни чёрно-белых фотографий, безжалостно отбраковывала неудачные, и в конце концов развесила дюжину лучших по стенам их скромного дома. Муж удивился, когда зашедший на огонёк приятель, забыв про пиво, застыл у строгих графичных снимков. А на следующий день к ней тихонько постучали в дверь, и местная библиотекарша попросила посмотреть фотографии, - дескать, Том сказал - надо делать выставку. Муж загорелся идеей – наверное, это было полезно для бизнеса – и она согласилась.
На выставке было не протолкнуться. Нора не успевала здороваться с посетителями. А когда мэр поздравлял её с успехом, муж всё время старался встать поближе, и улыбался широко, на камеру. Ему так нравится быть рядом с сильными мира сего, пусть это даже мэр заштатного городка. Это не поможет, когда ты пойдёшь ко дну. Как он старался быть в центре внимания! Он всегда хотел быть главным героем, везде. Хотел, но не мог. Начальник пустоты. Она была поражена злостью, которая пришла с этой мыслью. О, да. Это после той выставки он подарил ей кулон с поддельным бриллиантом. Я ненавижу эти китайские ролексы, искусственную кожу, пластиковые рождественские ёлки... Никто не мог бы сказать что бриллиант фальшивый, но она ни разу не надела этот кулон.
Она глотнула кофе и открыла первые страницы альбома. Свадебные фото. С неожиданной болью она вспомнила те весёлые, беззаботные, счастливые дни после получения диплома. Это был месяц эйфории - пикники, вечеринки, приготовления к свадьбе, шутки, смех, мечты о будущем. И шикарные предложения работы... Два были от очень серьёзных фирм, другие – с роскошной для свежей выпускницы зарплатой. Она отказалась без сожаления, так сладки были клятвы мужа. «Я обещаю сделать всё чтобы ты была счастлива, ты, свет моей жизни» - так он сказал в церкви, без тени сомнения в голосе. Лжец!
Она не замечала, что сидит со стиснутыми зубами и крепко сжатыми кулаками. Зазвонил телефон. Она протянула было руку к трубке, но не взяла её. Телефон прозвонил ещё три раза, и после автоматического приветствия и щелчка, она услышала голос мужа: «Привет, никак не могу до тебя дозвониться. Давай поужинаем в городе, мне нужно поговорить с тобой. Позвони, пожалуйста. Пока».
Она не перезвонила. Вместо этого она медленно переворачивала страницы в альбоме, и остановилась на фотографии, снятой два года назад. Глянула на стену напротив – там как раз было свободное пространство. Вот эта, пожалуй, хорошо бы смотрелась здесь, если бы только мы выглядели получше. У меня вид совсем несчастный. Он тогда был весь дёрганый, усталый, плохо выглядел, почти ничего не зарабатывал. Как если бы завёл любовницу. У меня от ревности давление подскочило. Оказалось, мужские проблемы. Как я была счастлива когда он выздоровел, и он снова стал прежним, со всеми его привычками и поведением! Она усмехнулась и ещё раз взглянула на фотографию.
Они стояли перед своим новым домом, вот этим самым. Это был её первый год в собственном офисе. Клиентура расширялась, доходы росли. Они купили этот дом – маленький, но уютный, с большим участком. Работа, дом и сад - счастье! Наконец-то она чувствовала себя уверенно. Если мужу в очередной раз не повезёт, им не надо будет продавать дом и куда-то снова ехать, у него будет время спокойно все обдумать и взвесить, собраться и принять верное решение. Она сможет содержать семью и одна. Без роскоши, но сможет.
Она перевернула ещё пару страниц. Его портрет. Что-то странное было в его лице. Неуверенность, слабость, может быть? Взгляд затравленного зверя, пытающегося скрыть что он не видит выхода. Почему? Всё было так хорошо, так спокойно, стабильно...
Но он снова на низком старте, рвётся в Монтану с какой-то новой идеей. Она уже не вела им счёт, этим идеям. Это значит – опять надеяться только на него. Сколько сил она потратила чтобы вернуться на профессиональный уровень! Целый год читала заново все учебники, изучала нормативную базу, требования финмониторига. Нашла работу с ничтожной зарплатой и только полтора года спустя, полная сомнений и неуверенности, всё-таки открыла свой бизнес, и шаг за шагом продвигалась к цели, расширяя клиентскую базу, демпингуя...
И никакой поддержки! А теперь - снова куда-то ехать, вырывая семью из привычной среды, и дочка-тинэйджер будет рыдать, расставаясь с друзьями, а может, и с мальчиком… Только ещё подростковой депрессии нам не хватает.
Она взглянула в окно. В кусте азалии приготовился к прыжку соседский кот - уши прижаты, хвост нетерпеливо подрагивает. На свежеподстриженном газоне нагло резвились два толстых горластых дрозда с оранжевыми животами.
Она захлопнула альбом и широко распахнула дверь на террасу:
- Кыш! Кыш отсюда, оставь птиц в покое! – Она взмахнула рукой, прогоняя кота, но улетели дрозды – тоже неплохо.
Она подошла к столу, глотнула остывшего кофе. Взяла трубку, но медлила, постукивая пяткой по золотистому тиковому паркету. Решившись, подняла трубку, быстро, нервно набрала номер:
- Адвокатское бюро Дойл и Дженкинс, чем мы можем быть вам полезны?
- Могу я попросить мистера Дойла?
- Как Вас представить?
- Нора Гарретт.
- Спасибо, секундочку... Пожалуйста.
- Мистер Дойл? Здравствуйте, это Нора Гарретт. Мне нужен развод. Пожалуйста помогите мне составить заявление. Я устала, я так больше не могу, он снова нас хочет увезти в какую-то глушь...
- Миссис Гарретт...
- Я не хочу никуда больше переезжать! Я не могу жить как перекати-поле, понимаете? И он снова будет мне рассказывать сказки про свой невероятный, фантастический успех – вот только надо подождать недельку…
- Миссис Гарретт...
- Мне нужно что-то постоянное, нормальное, я... Он снова хочет разрушить все то, что наконец-то хоть немного начало налаживаться... Опять девочки будут без друзей, неизвестно, с кем они свяжутся...
- Миссис Гарретт...
- Дайте мне сказать! Я не могу больше жить такой жизнью, я ненавижу это пустозвонство, эту фальшь, я просто...
- Нора...
- … я могу сама платить по ссуде за дом, мне от него ничего не нужно, только пусть он сам, один пускается во все эти авантюры… Я всего-то и хочу жить где-то спокойно, иметь пару друзей с кем поговорить, и садик, и чтобы дети...
Её голос сорвался. Она почти рыдала. Это истерика. Первая после рождения старшей. Она попыталась сделать глоток кофе, и не смогла. Руки дрожали так, что ложечка громко стучала о край чашки. Усилием воли она заставила себя прислушаться к словам адвоката:
- Миссис Гарретт, пожалуйста, успокойтесь.
- Да. – Она овладела собой.
-- Нора, пожалуйста, выслушайте меня. Готовы?
-- Да. - Она вздохнула еще раз.
- Ваш муж не сказал Вам?
- Что? Я не видела его со вчерашнего утра.
- Он вчера сам подал на развод.
- Ах вот как... И... - Она задохнулась.
- Миссис Гарретт, он сказал что хотел бы всё сделать как можно скорее и проще. И чтобы Вы не возражали против встреч с детьми. Его заявление было очень необычным...
- И что он хочет?
- Практически ничего. Четверь имеющегося на семейном счету, с обратной выплатой в течение трёх лет, и четверть пенсионного счёта. И машину.
-- Щедро.
Она действительно так думала, но в её голосе юристу послышалась издёвка.
-- Он сказал что это всё тоже обсуждаемо.
-- Но почему? Какую причину развода он назвал?
-- Вы знаете, обычно мы не говорим этого по телефону, но Вас я знаю, да и причина… слишком общо сформулирована. Это было самой странной частью его заявления. Я цитирую: «потому что я не смог сделать свою жену счатливой и не имею больше надежды что я когда-либо добьюсь этого. Я не тот человек который на это способен». Вам это что-либо говорит? Миссис Гарретт? Нора? Вы слышите меня?
Она положила на стол трубку, из которой всё ещё доносился голос адвоката. Её голова была низко опущена. Мужчинам нельзя верить. Они никогда, никогда, никогда не покажут тебе, старая ты идиотка, своё настоящее лицо.