- Ну что, вторую неделю будешь молчать? – тоном ворчливой старухи вещал тюремщик, занимаясь уборкой с тем энтузиазмом, каковой был бы уместен разве что у себя дома. – Понабрался от аристократов не того, чего бы следовало, спесивое ты чудовище. Который тут был до тебя, он хоть и помалкивал, да нос не задирал. А уж у него-то оснований не молчать было ой как много, знаешь ли, - прервав зачем-то своё занятие и насупившись, он подбоченился и пристально посмотрел в глаза недвижно сидящему на ложе узнику. – Три бригады палачей уморил, натурально – ничего-то от него не добились, все в отпуск ушли на лечение, да. А то нервы ни к чёрту такого красавца мучать, у кого голова с сиянием – там и сердце сдаст, запросто, глядеть, как он молчал. Понимаешь, каков парень был? – торжествующим жестом воздев указательный палец вверх, продолжал делиться назиданиями суровый бугай, едва ли не вдвое крупнее собеседника. – Да за сто, нет, полтыщи лет такой в эти стены не попадёт больше, всё! А там и ремонт не раз будет. И не было у нас таких, вообще, это уж точно. Тихий был очень – никого плохим словом не назвал ни разу, и взгляд у него-то чистый был, не то, что ты мне сейчас изображаешь, типа спокойный такой.
- Да, должно быть, это действительно важно, - бесцветным голосом отозвался вдруг пленник, главным образом для того, чтоб увести свой взгляд в никуда. – Это очень любопытная информация. А что стало с этим арестантом?
- А перевели его отсюда наконец-то, - полным недоверия к услышанному тоном не торопясь произнёс местный крепыш. – Его ж умучали так, как в учебниках по технике ремесла не напишут никогда. Ну, и нельзя стены таким телом осквернять – ибо тогда все на допросах умирать будут, и счастья ни у кого из персонала не будет никогда. В лазарете умер, надо полагать, с тем, что с ним тут делали, на воле тоже долго не живут. Уж я-то точно знаю, смену сдавал когда, видел, что парень не жилец по-любому. Вот кабы я знал, кто его сюда упёк, - многозначительно проговорил он, опять подняв палец для пущей важности и произведя широкий жест всей рукой. – Да я бы его сам, часов на шесть максимальной интенсивности с некоторыми хитростями, чтоб уж точно потом если и выжил, то жалким калекой. И бесплатно, сам бы за это внёс неслабо, да. Потому что нельзя таких парней пальцем трогать, вообще.
- Ну как кто упёк, - поспешно отозвался собеседник чуть взволнованным тоном. - Известно же, что приказ об аресте был отдан с самого наверху, госсекретариат рейха. И потом, арестовано ведь ещё несколько офицеров было, надо полагать, они все сюда попали.
- А сбежал как будто один при аресте, верно болтают? – на этот раз любознательность крепкого детины не носила никаких угрожающих нот. – Сменщик-то мой погиб в ту ночь, когда парня перевели, - добавил он вдруг с совершенно хозяйской, почти домашней интонацией, увидев поспешный кивок. – Сам я не видел, как оно было. Приходил тут к тому парню офицер какой-то, передачку принёс. Так наш яснолицый подарил тортик – видать, наручники ему ослабили за это, дело обычное. И вот теперь я за двоих, сменщика только завтра мне прислать обещали, - на этих словах в звероподобных глазах блеснуло некоторое желтоватое пламя. – Интересно, что такого мог знать наш бедолага, что кому-то захотелось прикончить его раньше, чем он сам отойдёт даже? Жаль, что мне этот доброхот в руки не попался, уж я бы его живым из них не выпустил. Может, это как раз сбежавший и был, не знаешь?
Поспешно овладев собой, арестант пожал плечами с напускным безразличием.
- Это мог быть кто угодно, и он мог даже не знать об опасности. У аристократов врагов обычно хватает всегда, - и теперь холодный взгляд синих, как ясное небо зимой, глаз, которые отчего-то показались на миг карими, сделал некомфортно говорившему до того. – А почему тебя это интересует?
- А потому что к тому парню на третий день посетитель прорвался, а к тебе неделю никто не ходит, - ловко парировали по-прежнему отдававшие желтизной глаза тюремщика, и тон его остался таким же самоуверенным помногу. – Тебя, должно быть, по-тихому замели, раз молчишь и никого к себе не требуешь? – поникшая голова собеседника его никак не смутила, и продолжение было уже с ухмылкой. – Но даме-то своей дать знать уже пора, верно? Это ж невежливо. Да не волнуйся, за такую услугу я с тебя ничего не потребую в память о том, кто был тут до тебя. Пользуйся случаем, другого может и не быть.
Вдоволь налюбовавшись смятением молодого человека, который не мог решить, как ему быть в такой щекотливой ситуации, полным важности и самодовольства жестом он извлёк из брючного кармана блокнот и авторучку.
- Я тебе говорил, когда ты сюда прибыл, что тут не самое плохое место из подобных, а даже ещё и очень солидное? У тебя полчаса, потом я приду снова, и что сочтёшь нужным, передашь мне на словах, - шагнув поближе, говоривший бросил вещицы на ложе. – Можешь написать столько писем, сколько необходимо – судя по твоей роже и фигуре, вряд ли ты обходишься одной красоткой. Самое время проверить, которой ты нужен, а кому – твоё положение до постигших тебя неприятностей.
- Ты слишком любезен, но я воспользуюсь твоим предложением, - подумав, кивнул молодой человек. – Хотя я бы хотел знать причину твоего благорасположения, если тебе несложно.
Тюремщик осклабился – по всей видимости, это должно было обозначать состояние, близкое к счастью.
- Ты поговорил со мной о том, о чём я хотел. Осталось лишь сообщить, чтоб тебе было ясно, что наш предмет разговора здесь сейчас особенно замалчивается, хотя все только о нём и думают все эти дни. Из чего можно заключить, что и храбрость тебе не чужда, в твоём обычном состоянии.
Собеседник посмотрел на него с сильным смущением, как школьник, не выучивший урок.
- Я боюсь допросов с пристрастием, а ты… говоришь такие вещи.
- Помалкивать тоже надо уметь, - фыркнул громила с некоторым превосходством, складывая руки на груди. – А пристрастия тебе ещё некоторое время не грозят в любом случае. Если твои доброжелатели пошевелятся, то можешь и вовсе их не дождаться, - и, увидев откровенное недоумение на лице слушавшего, весело хихикнул несколько раз. – Всё просто, не пугайся. После случая с твоим предшественником пытать кого-то здесь просто боятся. Так что шансы избежать таких приключений у тебя велики на данный момент. И разговаривать между собой как прежде боятся. Так что я тебя ещё не раз достану своей болтовнёй, готовься, - и он развернулся спиной, дабы выйти прочь из камеры.