Шмель в коробочке
Стоял тёплый весенний день. Наверное, последний день мая, так как на улице уже было по-летнему очень тепло. Солнышко припекало и звало через окна семейного общежития к себе на улицу, чтобы всем живущим окунуться в его тёплые лучи, порадоваться молодой зелёной травке и услышать щебетание птиц.
Я стоял возле подоконника и наблюдал за тем, как большой пушистый шмель пытается выбраться на волю, не понимая, что это совершенно невозможно, ведь окно ещё с зимы было плотно закрыто на шпингалет. Мне было забавно и очень интересно смотреть на этого крылатого «в полосочку» толстяка. «И как этот шмель тут оказался? — думал я. Наверное, через форточку залетел».
Удивительным было ещё то, что я стоял, совсем не шевелясь, хотя обычно заставить постоять минуточку неподвижно шестилетнего озорника, как меня мама ласково зовёт, стоило огромного труда. Особенно всегда на эти «вертляния» очень сердится папа, когда пытается сфотографировать своего сына-егозу. Я просто очень люблю шумные и подвижные игры, особенно — бегать на улице с мальчишками. Удержать меня в тесной комнате только мультиками можно и то минут на пятнадцать. А сейчас меня никто не держал, не ворчал и не кричал, а я преспокойно себе стоял. Я просто забыл обо всём на свете. Ведь это вовсе не шмель, а я сам ползал по необъятному простору оконного стекла — то в один угол, то в другой.
Весело было, когда шмель, будто я сам, запускал свои крылья и тяжело, почти как грузовой вертолёт, с жужжанием отрывался от плоскости и с силой ударялся лбом о прозрачную преграду. Я понимал, что «пчёлке» было не больно, но то, что очень досадно — это безусловно!
— Ванюш, ты чего тут замер как фонарный столб? — позвала меня мама.
Я не шевелился. И действительно, я почти что шмель, а тут Ваню зовут какого-то.
— Ва-ня, — повторила мама уже протяжнее и настойчивее, как бы по слогам. — Ну, ты меня слышишь? Третий раз мимо прохожу, а ты всё стоишь! И кого ты там в окне увидел, цирк приехал, что ли? — мама сама, будто и вправду приехал цирк, с любопытством посмотрела в окно. Моя мама была уже достаточно взрослой, а в душе оставалась молоденькой девушкой. Бабушка иногда так и говорит, когда мама вдруг ни с того, ни с сего начинала петь и кружиться по комнате: «Ты всё такая же девчушка-школьница! Пора бы уже повзрослеть! Двоих сыновей воспитываешь, али забыла?» А мама на эти бабушкины слова только ещё быстрее начинала кружиться уже вместе с нами, весело и задорно смеясь.
Я очень люблю свою маму и готов отдать ей всё-всё на свете, все свои самые любимые игрушки, если она, конечно, попросит, но мама не просит.
— Мама! — снова став мальчиком Ваней, заговорил вдруг я, не отрывая взгляда от мохнатого создания. — А это шмель, да? А он кусается? А чем он полезен? А почему у него шерсть, и кто её раскрасил? А как такой толстый с такими маленькими крылышками летает? А что он ест? А можно я его буду звать Жужжиком? А, мам?
— Ты — как всегда! Сразу сто вопросов задаёшь, я ж не успеваю так быстро отвечать, — она, улыбнувшись, посмотрела мне в глаза, потом перевела взгляд на шмеля. — Честно признаться, я и сама в догадках мучаюсь, как это он себя, такого грузного, поднимает? Без папы, думаю, нам не разобраться. Давай спросим, когда он вернётся с работы, а, сынок? — мама нежными руками обняла мою голову, прижав к себе.
Шмель в диалог не вмешивался. Он в это время решил сделать небольшую передышку. Он вытянул вперёд свои мохнатые чёрные лапки, потёр их перед собой, будто собирался вкусно поесть, но дело в том, что вся его привычная еда была там, за окном и до неё ещё нужно добраться! А за время заточения Жужжик мог серьёзно проголодаться. Поэтому передышка была очень и очень кстати.
А день выдался такой яркий и красочный, за окошком происходило столько всего интересного! Три минуты назад, например, мимо пролетел пчелиный рой. Два голубя ворковали, сидя на карнизе окна этажом ниже. Гусеница нашла укрытие в коре старого дерева. Братья-шмели летали, жужжа возле душистых цветов.
****
— Иван Батькович, как жизнь молодая? — по-молодецки прогудел папа, заходя в комнату.
— Папка пришёл! — я с радостным криком бросился к нему на шею. — Мы тут с мамой шмеля нашли — жи-во-го! — последнее слово я произнёс торжественно и загадочно.
— Что, серьёзно, живого шмеля? — удивился папка. — А мне покажете? Я тоже живого хочу увидеть, да ещё в квартире. Веди, показывай, где твоя находка! — папа со мной на руках прошёл через комнату к окну.
— У-у-у, какой жирный! Повезло вам с мамой — такой редкий экземпляр откопать, — папа совсем близко наклонился к шмелю и внимательно стал разглядывать. — Слушай, а он, случайно, не африканский? Такие крупные и с таким именно окрасом там водятся. Кажется, если не ошибаюсь, это самый настоящий полосатый короткокрылый толстобрюх. Удивительно, каким ветром его к нам занесло? Может, у них миграция? — папа старался голос сделать серьёзным и своим словам придать учёную важность, а глаза его почему-то улыбались. — Надо бы его под микроскопом рассмотреть — детально! Как считаете, коллеги?
При слове «детально» я сразу вспомнил про свой конструктор и про то, как папа меня ругает, что мелкие детали по всей комнате вечно разбросаны.
— Папа, не надо детально! Он же живой! — испуганно закричал я.
— Это только так говорится! — успокоил меня отец.
А шмель, видимо почувствовав неладное, сразу куда-то засобирался, засуетился, не желая оставаться на месте ни секунды дольше.
— Пап, а что, если он будет жить у меня? — я продолжал смотреть на удирающего шмеля. — Я ему и имя придумал — Жужжик.
— А что ты с ним будешь делать? Это ведь свободолюбивое создание, и я не думаю, что ему захочется остаться в нашей квартире навсегда. Ты как думаешь, Наташа? — папа обернулся к скромно стоящей за нашими мужскими спинами маме.
— Я считаю, — сказала мама, — что, если бы ему у нас нравилось, он бы не стремился так усердно выбраться наружу, а стал бы обследовать обстановку нашей комнаты и искать чем-нибудь угоститься.
Мама была права.
— А что он ест? Может, накормим гостя? — обрадовался я.
— Давай лучше ты отнесёшь его на улицу, — предложил папа, — посадишь его на цветок. Природа — его дом, и там его стихия. А на улице такая погодка чудная — не поверите! Иди, сынок, обувайся, а я сейчас его вот в этот спичечный коробок посажу, — папа высыпал на подоконник спички из коробка и ловко поймал им шмеля, будто проделывал это сто раз.
— Вот, держи! — отец протянул мне жужжащую коробочку. — Только обязательно выпусти, воздуха ему здесь хватает, но без еды и питья шмелю долго не протянуть. Помни об этом, сын! Это живое существо и тоже может страдать и даже умереть!
****
Через секунду я уже бежал по ступеням вниз, неся перед собой коробочку. Это была почти волшебная коробочка, потому что она издавала звуки и даже немного двигалась на ладони, смешно щекотала.
Я бежал и мечтал, чтобы кто-нибудь из ребят сейчас гулял на улице и увидел моего нового питомца. Но во дворе, кроме Люськи, которая, как всегда прыгала через скакалку, никого не было.
Я сел на скамейку и, не обращая никакого внимания на прыгающую соседку, приложив коробочку к уху, стал слушать шмелиное шуршание.
— Что там у тебя? — спросила Люська. Она не останавливаясь, припрыгала ко мне. Моя соседка никогда не расставалась со своей любимой скакалкой. Наверное, она даже обедала на скаку! Интересно, вот мы в школу в сентябре пойдём, она и уроки делать будет так же — вприпрыжку?! Почему девчонки во всем мире любят прыгать на скакалках?
— Дай и мне послушать. Что там? — Люська от любопытства даже прыгать перестала.
— Шмель! И у него имя есть — Жужжик, — с гордостью сказал я, поднимая торжественно руку с коробком над своей головой.
— Ой, как интересно! Дай посмотреть! А где ты его взял? — затараторила Люська, пытаясь выхватить у меня коробок.
— Не могу показать, — я прижал ценную коробочку к своей груди. — Вдруг выскочит?! Где я второго такого найду?
Люська, наверное, обиделась, потому что сразу заважничала:
— А я знаю, чем нужно кормить шмеля, чтобы он делал мёд! Вот!
— Взаправду — мёд?
— Ну, только если шмель у тебя настоящий, а не засушенный!
— Сама ты засушенная! Шмель самый настоящий! Живой! — заступился я за друга. — Может, даже из самой Африки прилетел! Знаешь, как это далеко? Его попутный ветер принёс прямо ко мне в комнату!..
— Правда из Африки?! — Люська ладошками закрыла открывшийся от удивления рот.
— Ну ладно, загляни, только одним глазком, — снисходительно разрешил я.
Я немного приоткрыл коробок. Шмель тут же показал свою мохнатую мордочку, но пролезть целиком в маленькую щёлочку он не мог. Только усы шевелились.
— Видишь, какая мордочка? Папа сказал, что редкий экземпляр. Теперь давай свой секрет! — я осторожно закрыл коробок и посмотрел с требовательным видом на Люську.
— Ладно, так и быть, скажу. А шмель у тебя и вправду хороший, много мёда принесёт! — одобрила Люся. — А секрет простой — сахаром его корми, да водичкой пои — и будет мёд!
— И всё?!
— А что тебе ещё надо? На рынке мёд знаешь какой дорогущий? А у тебя за так будет! И главное — сладко! А может, ты мне его подаришь, или давай меняться? Могу дать на скакалке попрыгать. Идёт?
— Ещё чего! Хочешь, чтобы он тебе мёд давал? Хитренькая какая.
— Ну, и не надо, видели мы таких! — передразнила Люська и заскакала по своим девчоночьим делам.
«Мне же надо его на волю выпустить! — вспомнил тут я папин наказ. — А ведь здорово было бы, если бы мы со шмелём накормили родителей домашним мёдом! Собственного приготовления! А надо-то всего-навсего немного сахара и водички». Я погрузился в мечты, медленно прохаживаясь по двору…
Во дворе общежития было очень зелено. Росло много разных деревьев: два тополя, три белых берёзы, одна рябина и одна яблоня, на которой росли дикие яблоки. Яблоки мы часто таскали потихоньку и ели, пока родители не видели. Бегая по двору, сильно расшумимся, разыграемся, а мамы нам и говорят:
— Хватит скакать, как дикари!
— А мы-то тут при чём, — думаем мы, — это во всём дикие яблоки виноваты!
Ещё растут кусты, в которых у нас штаб, и цветочные клумбы с табличкой — «ХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ! ШТРАФ!» Кто такой Штраф, никто из нас не знает, поэтому считаем, что нас эта надпись не касается. Все, кто попадал во двор семейного общежития, как сговорившись, восклицали: «Как у вас красиво, как в оранжерее!»
Прогуливаясь я представлял, как обрадуются папа с мамой, узнав, что сегодня или на крайний случай завтра, у нас к столу будут медовые пряники или даже торт «Медовик». Да мёд можно и просто так вприкуску есть, запивая горячим чаем. А мама тут скажет: «Надо отложить мёд на случай, если кто заболеет. Это очень хорошее лекарственное средство от простуды!» — при этих мыслях меня аж подбросило от удовольствия!
Тут я остановился возле большого цветущего куста, от которого исходил сильный цветочный аромат. Вокруг красного лепестка суетился, жужжа, полосатый шмель. «Когда он успел ускользнуть?» — я испуганно выдернул коробок из кармана, приложил его к уху и, затаив дыхание, прислушался. В коробочке слышалось знакомое шуршание. «Значит, у цветка не мой шмель, а, наверное, какой-нибудь его родственник!» Я внимательно присмотрелся к новенькому. «Своего» уже достаточно изучил, каждую полосочку помнил наизусть. Но как же новый шмель был похож на Жужжика! И голова, и усы, и даже размер полосок — всё совпадало! «Это же его родной брат-близнец!» — догадался я. Сердце забилось в груди. «У меня ведь тоже есть родной братик. Если бы он вдруг потерялся, я даже не знаю, как бы мне стало плохо! Братья должны быть вместе!» — я решительно, но очень бережно открыл крышку коробка.
— Лети, Жужжик, ты свободен! — прошептал я, близко наклонившись к шмелю.
Шмель немного посидел ещё на дне раскрытой спичечной коробочки, не веря своему счастью, а потом молниеносно взмыл в небо. Я смотрел, как шмель с жужжанием поднимался в самую высь, делал там кульбит и резко опускался вниз почти до самой земли, потом снова взмывал вверх. Он носился взад и вперёд без устали, будто его крылья давно ждали работы. Вдруг шмель резко повернул в мою сторону и пролетел близко-близко над самой моей головой, будто благодарил за освобождение. Я с восторженным сердцем смотрел ему вслед и думал: «Шмель, как человек радуется свободе! И зачем мне мёд, когда и без него весело? На воле шмель больше пользы принесёт! А в тесной коробке жить даже с сахаром несладко будет любому. Папа прав: все живые существа — свободолюбивые!»