Два дня из жизни одной женщины

Мария Листова
Иногда в жизни бывают такие дни, в которые понимаешь – все, что было раньше – было просто прелюдией к этим дням.



1

       Это был самый счастливый день в моей жизни – суббота, 16 ноября. Потому что он начался со взлета самолета – в полночь. А через полтора часа я увидела его – самого красивого мужчину на свете. Он стоял в ярко-освещенном зале аэропорта в светло-серо-голубом костюме с букетом пурпурных роз. У меня чуть не подкосились ноги от счастья. Прямо там, на виду у спешащей толпы людей.
      
      Он протянул мне розы, мы обнялись и слегка поцеловали друг друга. Я почувствовала его запах – такой родной и до боли знакомый, что мои глаза неожиданно стали влажно-счастливыми... В эту же секунду я поняла, что стала другим человеком. По своим ощущениям – нахлынувшим на меня – как водопад. Как будто ты внезапно попала в дом, который искала всю жизнь. Как тогда, кажется, двенадцать лет назад – когда мы с ним встретились впервые.

2

       Утром – когда эта ночь стала прожитой, мне вдруг захотелось выкинуть всю кучу своих красивых платьев. Стать незаметной серой мышью. Другой. Поменять образ. Перестать быть яркой и вызывать какие-либо эмоции и желания у мужчин. Это так не вязалось со всей моей прошлой жизнью и работой, что потрясало до кончиков волос. Я заблокировала всех своих поклонников в «соцсетях» – прямо там, сидя за столом в его кухне. Чтобы мне никогда и никто из них больше не мог писать – ни комплиментов, ни своих не интересных мне желаний. А потом – отключила свой телефон, чтобы мне никто не надоедал случайными звонками. Больше всего на свете в эти два дня я хотела ЖИТЬ. Своей – ни на что не похожей жизнью, проживать каждую свою эмоцию, каждое ощущение – как первое – ярко и незабываемо!
       Нет, я абсолютно не строила никаких иллюзий – о долгой и счастливой нашей с ним совместной жизни. Просто мне наконец-то все это расхотелось – нравиться кому-то. Кому-то, кроме него. Это стало бессмысленным, даже учитывая мою профессию, с которой я срослась до скрипа подмостков и запаха вестибюля. Точнее даже – нас было много в этой профессии – Маша из «Трех сестер», Лиза из «Пиковой дамы», Аня из «Вишневого сада», Эльмира из «Тартюфа», Зинаида Афанасьевна из «Дядюшкиного сна» и другие. Я уже давно жила своими персонажами. Это было так увлекательно, что совершенно не оставляло времени и сил на что-то другое. Я была детищем театра, а он – моей жизнью, я даже не догадывалась, что она – моя жизнь – может в один миг так измениться.

3

       Проснувшись, я вспоминала вчерашнюю ночь, лежа с закрытыми глазами и прижавшись к его плечу.
Волшебство продолжалось – пока мы ехали в машине на заднем сиденье, держа друг друга за руки, и целовались. Пока шли к дому и поднимались в лифте – куда-то далеко к облакам. Мне безумно хотелось записать эти ощущения – на какую-то несуществующую пленку в своей голове, выжечь их ярким пламенем, которое горело у меня груди все то время, которое мы были вместе.
       Это было то самое – нереальное голливудское кино, которое неожиданно стало происходить со мной и наяву. Мы зашли к нему домой, и поцеловались опять... И я вдруг впервые в жизни испытала экстаз от поцелуя. Кто скажет, что так не бывает, он просто не знает – что такое высшая степень гармонии и огня между телами двух людей. Мы прошли в комнату, он разлил по бокалам шампанское с каким-то невероятным соком, зажег свечу, выключил свет, и в полумраке мы стали снимать друг с друга одежду… Он покрыл поцелуями, кажется - каждый сантиметр моего тела: от изгиба шеи - до кончиков пальцев. Я напоминала себе извергающийся вулкан, который дремал всю свою сознательную жизнь.
       Я никогда не испытывала подобных ощущений. Каждое его прикосновение вызывало электрический разряд, они собирались волнами, разбегались по коже, рассыпались искрами, и сверкали невероятными салютами… Мне хотелось умереть во время этого счастья… Пустить пулю себе в лоб. Только чтобы это состояние никогда больше не покинуло меня… Оно не могло сравниться ни с одной моей ролью, ни с одними овациями, ни с одной постановкой – ни с чем. Некоторые люди не знают, что такое настоящая любовь. Я благодарна Богу за то, что теперь я точно знаю – какая она.
       Сразу стали понятны все – абсолютно все мои предыдущие бесполезные и в чем-то даже напоминающие пародию попытки приблизиться к ней. Это были просто Её роли – роли Любви – не очень-то удачные, надо сказать. Вдруг я подумала, что ради этого чувства можно отдать жизнь. Ради него можно забыть все страхи и все, что было раньше. Мы стали единым телом и сердцем – одинаково чувствующими, думающими и ошеломленные этим открытием. Когда бы ни пришел мой последний час, я знаю, что больше не смогу испытать этого – ни с кем. Сумасшествие, взаимное до безрассудства и похожее на сказку!
       Совершенно точно – мы были вместе раньше. До этой жизни. Потому что когда он вошел в мое тело, у меня появилось чувство чистоты, радости и того, что именно так и должно быть. Ныне и присно, и во веки веков. Это была уже не страсть. Не эротика, ни что-то более пошлое... А самая настоящая сила света изнутри. После такого перестаешь понимать – для чего люди так гоняются за простыми плотскими радостями. Они же так бедны, примитивны и не интересны! Мне бесконечно жаль тех, кто никогда в своей жизни не испытывал подобного блаженства. Оно воистину фантастическое!
       Когда двое становятся одним, не на физическом плане, а на уровне душ, когда они врастают друг в друга так глубоко, происходит чудо космических масштабов - рождается новая вселенная. Это чудо - самое великое из всех возможных, что мы можем испытать здесь, на Земле.

4

       Сколько бы ни было написано произведений и пьес о любви, сколько бы ни существовало ролей любящих женщин, когда это случается с вами по-настоящему, то это кажется гораздо ярче, чем в какой-либо из книг и в каком-либо из спектаклей и фильмов.
       Самое печальное было в том, что я знала, что мы не могли быть вместе с ним – отныне и вовеки. Потому что настоящие мужчины не бросают свою семью ради любви. Даже – ради самой большой. Но я была очень благодарна ему за осознание того, что только вот такое чувство должно быть между мужчиной и женщиной. Нельзя выходить замуж ради компромисса и ради общественных стереотипов – ради того, чтобы родить детей, чтобы стать точной копией большей части общества, чтобы улучшить свое материальное положение, чтобы получить статус замужней женщины и сомнительное счастье от спящего рядом каждую ночь человека. Нельзя играть примерную жену – как очередную из ролей и не ждать за нее оваций. Печь пирожки, варить борщ и умирать от тоски, ощущая свое несвободное несчастье от полного отсутствия выбора в жизни. Быть покорной человеку, которого не любишь – что может быть ужаснее?
       Я поняла, что нельзя подпускать к себе тех, кто хочет ради доступа к моему телу идти на какие-то жертвы. Например – осыпать комплиментами, предлагать поездки на море, водить меня в кино, рестораны, дарить цветы или приносить фрукты каждую пятницу. Все это – такая чушь! В одно единственное мгновение нашей встречи с Лёней – спустя двенадцать лет эти картины стали вызывать у меня отвращение. Цветы, подарки, поездки – все перестало иметь значение. Мир сузился до одного человека, как будто – только так и было всегда. Хотелось только похитить навсегда его запах, голос, читать его письма, и молиться за него. Это не казалось сумасшествием. А было той истиной, которая доступна лишь избранным.

5

       А потом – все тем же утром, 16 ноября – я вспоминала момент нашего знакомства с ним – около двенадцати лет назад. Пока Лёня уходил в магазин – за приятными мелочами к завтраку.
       Самое яркое – что осталось в памяти из нашего знакомства – это то, что я почти неделю нюхала подушку, на которой он лежал, когда мы болтали – в нашу первую, проведенную вместе ночь. О чем? Конечно, этого никто и никогда не вспомнит. Остался только тот же искрящийся фон ощущений – друг от друга, от взглядов, запаха, голоса и прикосновений... Мы целовались в ту первую ночь нашего знакомства... И только. Мы не смели тогда даже подумать о большем.
       В то время я только начинала свою карьеру. Закончила Щепкинское и решила вернуться в Казань. Почти сразу устроилась в драматический театр, где получила первые, тогда еще – эпизодические и небольшие роли. Я понравилась режиссеру своей многогранностью и сумасшедшими глазами – как он их называл. Ты знаешь, все режиссеры чуть-чуть влюблены в актрис, исполняющих главные роли... Мне – невероятно повезло, я работала с таким удивительным человеком! Как виртуозно он лепил из меня – моих героинь, и во многом – меня саму!
Мне совсем не удивительно, что Лёня влюбился в меня в тот первый день нашего знакомства. Как он мог не влюбиться в 22-летнюю девочку, с большими васильковыми глазами, полными радости, которые умели смотреть в самую душу и длинными-длинными каштановыми волосами? Удивительным было то, что влюбилась я. С первого взгляда, как в фильмах. Это было один-единственный раз в моей жизни. Мне, конечно же, нравились многие мужчины, но всегда присутствовало какое-то сомнение – нужно ли это мне или нет. С Лёней у меня никогда не было никаких сомнений.
       Тогда я еще, конечно, не понимала всего. Он был знакомым какой-то моей подружки и неожиданно приехал с ней к театру – на ул. Баумана – встречать меня после спектакля. Кажется, Наташка встречалась тогда с его другом, он был на работе, а ей просто было скучно в тот вечер. Поэтому она решила погулять со мной по набережной, Лёня был свободен и согласился подвезти ее тогда до театра. Какой-то банальный случайный эпизод из жизни, который невероятно все изменил.
       У нас так смешно рифмовались имена, что первые 15 минут мне казалось, что именно это произвело на меня такое сильное впечатление. Соня и Лёня. Я так смеялась. Не его необычная профессия спасателя людей, не его звание и "попадающий в десятку" юмор, а именно эта рифма. Мы совсем не планировали, что тот вечер затянется на целую ночь. Он почему-то повез нас с Наташкой кататься по городу – пить вино и есть мороженое, мы рассказывали друг-другу какие-то анекдоты и смешные истории, забыв о времени. Потом пели какие-то неприличные песни в машине, по дороге домой, и хохотали как сумасшедшие. И, конечно же – после всех этих будоражащих впечатлений я не могла не пригласить его на вечернюю порцию кофе, ведь он был так контрастен – своими опасными глазами и совершенно безопасным поведением деликатного и женатого англичанина. Мы пили кофе с конфетами и говорили о людях, о музыке, о театре, о каких-то интересных историях их его и моей жизни. Мы проговорили до утра, и он уехал на работу. Лёня и тогда не был свободен. И я не понимала – почему я, зная это, так сходила с ума – от этих его обжигающих глаз!..

6

       Все наше последующее общение с Лёней – тогда, 12 лет назад – было очень трогательным. Никто из нас не торопился, не давил друг на друга, не устанавливал правил. Я не знала – когда мы встретимся в следующий раз и увидимся ли вообще. И это ожидание встречи без срока – было таким невероятно-волнующим(!) – что я за все эти годы не помнила – когда еще я могла вот так кого-то ждать. Я – ведущая актриса Казанского драматического театра! Привыкшая к овациям, комплиментам, цветам, поклонникам, получающая самые сложные роли – сегодня Нина из «Чайки», через месяц – Анна Каренина, через два – Ассоль, через полгода – Катерина из «Грозы», или Женька из «Ямы». Сколько же их было – разных ролей за эти 12 лет? Каждая из них – целая жизнь... Чем лучше женщина умеет быть актрисой, тем интереснее и насыщеннее протекает ее жизнь, ведь эта ее многообразность так привлекает разных людей - талантливых, креативных, наполненных смыслом. Но нужно понимать - для чего ей эта игра. У каждой роли должен быть смысл. Если этого смысла для женщины нет, то она наполняется несчастьем. Сама по себе игра - талантлива она или нет - довольно быстро наскучивает.

       Мы просто притворялись, что дружим. Примерно месяца три. И не считая того поцелуя, который случился в
первую ночь, мы больше не играли в провокации. Он заезжал за мной в театр, или домой, и мы ехали гулять по набережной, или сидели в кафе, или болтали в машине. Он всегда приносил мне цветы – разные, чаще розы. Я никогда не спрашивала его о жене и больше не приглашала к себе домой, потому что боялась сорваться. Я показывала ему эпизоды из своих тогдашних ролей, а он смешно меня передразнивал. Мы вообще хохотали почти без остановки. Даже не помню – над чем. Один раз поздно вечером мы с Лёней заехали за Наташей, и он привез нас к себе домой. Накормил нас яичницей и креветками, и уложил спать – как детей, набросав нам в кровать мягких игрушек. Сам же – лег на полу, и даже не взял одеяло. А утром развез нас по домам. Я задавала себе странные вопросы: зачем ему это все? И почему я не могу отказаться от нашего общения?
       Через пару месяцев я поняла, что увязла – по самое сердце... Потому что в нем не осталось ни одного уголочка, не заполненного им. А у Лёни как раз намечались жизненно-радостные перемены в семье – ожидание ребенка. Я тогда даже играть стала бездарно – до того ни о чем не могла думать, кроме него. Боялась, что потеряю работу, себя и будущее. Поэтому, выбрав первого попавшегося поклонника из тех, кто приносил мне цветы после спектаклей, я закрутила свой единственный безрассудно-бестолковый роман. Имеющий смысл только в том, чтобы перестать думать о Лёне.
       Влюбленную в этом романе я играла плохо, но Виталий (так звали того счастливца) не заметил разницы, он был слишком мною увлечен. А Лёня, приехав в очередной раз вечером, чтобы пригласить погулять меня по городу, неожиданно застал Виталия – смотрящим телевизор в моей комнате. Так примерно я и планировала. Только реакция Лёни была удивительной. Он вообще всегда умел удивлять меня, и смешить умел – как никто другой. Он взял меня за руку и повел на кухню. Усадил на стул, сел передо мной на корточки, заглянул в глаза снизу вверх – до самого дна, и спросил: «Можно я сейчас украду тебя, Соня? Из моих глаз неожиданно покатились слезы, я закрыла их и сказала, трясущимися губами, почти шепотом: «Нет». Тогда он погладил меня по голове и ласково произнес: «Я желаю тебе большого счастья». И быстро ушел не оборачиваясь.

7

       Больше мы с ним не виделись. Пока у меня не случились эти гастроли в середине октября. Спустя 12 лет. И он, совершенно случайно пришел с женой на «Юнону и Авось», уже в Москве. Он узнал меня, конечно же, хотя я и подумать не могла, что он в зале. Не знаю – как он умудрился, но после спектакля я получила цветы с запиской, в которой был номер телефона и 5 слов: «Браво! Позвони мне завтра. Лёня». Странно, по прошествии стольких лет, у меня бешено заколотилось сердце, когда я прочитала эту записку. Я даже не размышляла – звонить или нет. И виной тому было не мое свободное от отношений состояние, не желание бурных эмоций, а – то же самое чувство (как и тогда – 12 лет назад) – полной невозможности сопротивляться его напору и отсутствие каких-либо сомнений. Я позвонила на следующий день, часов в 10 утра. Мы пообедали в кафе, окунувшись в то же самое состояние волнующего безумства, какое было в начале, и расстались в состоянии вопроса – что же делать дальше.
       На следующий день после еще одного спектакля мы с труппой уехали домой, и началась переписка – яркая – как вулкан, полная каких-то удивительных слов, желаний, вопросов. Ночные звонки, полные грустно-смешных рассказов. Вот так я через месяц оказалась в его квартире. Бросив воскресные репетиции под предлогом семейных обстоятельств, я уехала в Москву – на 2 дня. Он был один по случаю уехавших на море жены и дочери. Мне были безразличны все доводы разума, да и кто бы мог им воспользоваться – разумом? Совесть даже не выглядывала из закоулков, а здравый смысл покинул меня в то мгновение, когда я прочитала его записку.

8

       В субботу после завтрака, который он приготовил, мы смотрели кино и разговаривали, пытаясь уместить в это короткое время все раздельно прожитые годы. Он показывал мне много разных фотографий из своих служебных поездок, я показывала ему свои фотографии. Мы обнимались – как дети, говорили друг другу комплименты, шутили, избегали щекотливых тем и не говорили о будущем. Мне так нравилось слушать его голос, словно ничего прекраснее я не слышала! Каждая секунда жизни была наполнена смыслом и радостью какого-то случайно исполнившегося 12-летнего ожидания. Конечно, никто из нас не ждал, что так получится, но – так казалось.
       Вечером мы поехали в ресторан. Нас возили на какой-то большой и красивой машине, я даже не смотрела – какая она была, каким был водитель, и были ли вообще люди вокруг. Мы ели что-то безумно вкусное со сложными названиями и пили красное вино. А потом мы катались по Москве, гуляли по Лужнецкой набережной, смотрели на Воробьевы горы и опять разговаривали. Я разглядывала красивый пейзаж вокруг, рассказывала ему о своей учебе в «Щепке», мы говорили о людях, переплетениях судеб, пили вино и смеялись, как будто бы вернувшись в то прошлое, которое оборвалось когда-то. Потом мы доехали до Арбата – вечерняя Москва была такой завораживающе красивой, даже не смотря на пасмурную погоду – все эти красивые фонари и огни, и моя рука в его руке.
       Ночью я долго не могла уснуть. От страха, что завтра это все закончится. Как-то заранее хотелось плакать. Я искала его рукой, прижималась и тихонько целовала, а он обнимал меня чуть крепче в ответ и шептал: «Ну что ты, малыш, спи...»
В воскресенье, 17 ноября у нас оставалось даже больше половины дня. До моего самолета. Я взяла его майку с собой. Чтобы у меня всегда рядом был его запах. Он опять приготовил завтрак, мы вспомнили пару смешных моментов из прошлого. Я старалась держаться и даже умудрялась шутить. Но где-то внутри понимала, что не смогу жить той жизнью, которая у меня была. Я боялась, что даже играть больше не смогу – до того другой я стала.
       В 17.10 заканчивалась регистрация. Мы успели съездить на Соборную площадь. Он опять рассказывал мне разные истории, а я радовалась, что вокруг столько красивых зданий и тому, что мне не приходится говорить, потому что боялась разрыдаться. В аэропорту мы попили кофе, я все время говорила какие-то странные фразы из всех своих ролей, невпопад, чтобы не было пауз. Конечно, это было довольно картинно, но в этот момент я не могла ни держать пауз, ни – быть актрисой. Допив кофе, я посмотрела на часы, быстро обняла его, поцеловала в слегка шершавую щеку и пошла на досмотр. Не оборачиваясь. Потому что слезы уже лились – без остановки.
       Я забивала голову какими-то необходимыми действиями. Снять обувь, одеть бахилы, поставить сумки, забрать вещи, найти табло посадочного контроля. Разглядывала какую-то смешную женщину в невообразимых горошках разного диаметра. Оборачивалась на детский плач. Слушала объявления диспетчеров. И отгоняла один единственный вопрос – как дальше жить? Поэтому пока я ждала посадки, опять прокручивала в памяти эти 2 дня – от начала и до этой минуты. Туда и обратно. Где-то замедляя этот фильм, где-то – ускоряя его. Странным и удивительным в нем было всё – все ощущения, чувства, дрожь, эта сумасшедшая внезапность происходящего и даже полное отсутствие чувства стыда. Мне опять так захотелось умереть в этом состоянии. Я отчетливо это запомнила, еще у него в квартире.
       Наверное, поэтому, наш самолет не смог приземлиться Казани. Или я просто предчувствовала, что это были последние 2 дня моей жизни. Это был Боинг-737. Пассажиров было совсем немного, к счастью. Люди вокруг кричали, мужчина сбоку от меня вцепился в ручки кресла, со стеклянными глазами и искаженным лицом, а мне было совсем не страшно в эти 20 секунд падения. Я просто представила, что он все еще рядом и обнимает меня.