После того, как я проводил Марику, я вернулся домой, включил в колонках компьютера Рэя Чарльза, заварил улун и, присев на диван, уставился в одну точку. Точно так делала Линн. Да. Именно так. Когда смотришь в одну точку, мир вокруг постепенно теряет фокус, его очертания становятся замыленными и дребезжащими. Ты ныряешь вглубь себя, в самые тёмные недра океана сознания, туда, куда уже не проникает свет с поверхности. И кислорода хватит ровно настолько, насколько хватит логичных причинно-следственных связей, чтобы прояснить, осветить нечто, беспокоящее тебя. Я не забыл отметить это, поставить галочку в хаосе мыслей. В голове, как в накуренном тамбуре, было дымно. Дымно от непонимания и от разрастающегося пепелища памяти. Хотя, уж кому как не мне, знать, что память – тот ещё спрут, скручивающий своими щупальцами настоящее и не дающий ему двигаться в сторону будущего.
Не ясно, почему мои мысли снова и снова возвращались на побережье Дорчестера, будто бы я силился вспомнить что-то важное, что-то особенное. Но в голове вырисовывались пустяки, дурацкие мелочи, но никаких основных, явных деталей... Каштановые локоны Линн, печальная улыбка, лакированная сумка, тонкие сигареты с ароматом черри. Линн не очень нравилась мне как женщина, но, однако, она была хороша, женственна и изящна, если абстрагироваться от личных пристрастий. И ее образ остался во мне именно таким – утончённым, зыбким, как призрак и тонущим в волнах круговерти последующих событий. Я уже и не помнил подробностей, мелких деталей её лица. Так случается, когда человек для тебя – скорее собирательный образ твоего внутреннего восприятия. Помню только себя рядом с ней – как стоял, что говорил, о чём думал… «Эгоцентризм чистой воды». – Пронеслось в голове.
Туман стал рассеиваться, детали – проступать. У Линн были длинные чёрные ресницы и маленькая, будто нарисованная карандашом, родинка в уголке рта. Но не это, совсем не это пытается вынести на берег сознания прилив из прошлого. А что же тогда?
Я походил по комнате, словно загнанный зверь – туда-сюда, заложив руки за спину, что-то всё время машинально вертя в напряжённых пальцах, собирая все мелкие предметы с поверхностей всех столешниц – будто они и были деталями мозаики. Статуэтки из Непала со старого комода, портсигар, часы, шариковая ручка… Ни за что не цеплялась память, ни в чем не было подсказок. Я сделал глубокий вдох, чтобы прекратить эти бессмысленные метания по комнате и снова опустился на диван. Портмоне на стеклянном столике для журналов скалилось тонкими зубами металлической молнии, высовывая бумажный язык чьей-то визитки. Отпив глоток чая, я протянул руку, чтобы посмотреть, чьё имя на ней написано. «Лана Брун» - тёмно-золотые буквы аккуратно блестели на белом прямоугольнике. Какое странное, жуткое совпадение. Я отложил визитку в сторону и, застыв с чашкой улуна, подобно каменному изваянию, перестал шевелиться и, кажется, даже на несколько секунд – дышать.
С Ланой мы познакомились однажды на выставке. Странное начало истории, правда? Большинство случайно тасованных и разложенных по столешнице моей судьбы, людей в колоде моей жизни – это мои пациенты. Но Лана – это совсем другая часть моей «кармы», как сказала бы Линн.
Это было всё в том же самом чёртовом Дорчестере. Да… Помню, однажды Линн позвала меня на выставку Рейна Бернара, молодого импрессиониста. Я еще забыл его имя и в шутку назвал его Бенуа. Это было уже после смерти её матери. Может быть, полгода спустя. Квадратные полотна с печальными лицами женщин-ангелов были рассыпаны по выставочному залу, как беспорядочные окна в другую реальность, созданные обезумевшим архитектором. Почти все – тёмные, засасывающие, холодные. Я пришёл в коричневом твидовом костюме и клетчатой рубашке навыпуск – никакого официоза, чуть раньше назначенного времени открытия выставки. Познакомился с художником – худощавым невростеничным парнем с кислотно-зелёными глазами. И, пока ждал Линн, бродил по залам в бесцельном созерцании лабиринта мрачных полотен.
- Вы, должно быть, Рошель? – Чей-то мягкий спокойный голос отвлёк меня от муторного, «самокопательного» анализа картины «Ева с ягнёнком», где бледная печальная женщина в цветочном венке держала в вытянутой руке тушку забитого зверя. От неожиданности я вздрогнул и тут же развернулся. Передо мной стояла молодая девушка, на вид – почти девчонка, с прямыми русыми волосами чуть ниже плеч, огромными серыми глазами, в джинсах-бойфрендах и белом пуловере, из-под ворота которого виднелась накрахмаленная белая рубашка. На фоне всего её нежного, бледного образа ярким пятном выделялись накрашенные губы кораллового цвета. Девушка мило, сдержанно улыбалась, скрестив руки с таким же ярким, коралловым маникюром, на маленьком клатче.
- Да… - Растерянно ответил я. – А откуда вам известно моё имя? Мы знакомы? Вы, должно быть, знаете кого-то из моих пациентов, потому что саму вас на приёме я не помню.
- Я – подруга Линн Бомарш. Меня зовут Лана Брун. – Она протянула мне свою визитку – белый прямоугольничек с золотыми вензелями. Я бросил беглый взгляд на надпись и ухмыльнулся.
- Ого! Так вы экстрасенс? Довольно забавно. Я, знаете ли, при всём уважении к вам, позволю себе улыбнуться. Ну да. Сейчас такое время – бизнес делает каждый, как может.
Лана рассмеялась – звонко и по-девчачьи. Мы подошли к фуршетному столику. В её руке тут же оказался бокал игристого вина. Она разглядывала меня с любопытством.
- Я не совсем экстрасенс. Я больше медиум. Знаете, что это такое?... Я устраиваю спиритические сеансы у себя дома. Люди приходят ко мне поговорить со своими умершими родственниками, близкими… Звучит странновато, но я и правда это умею. Многие скептики приходили ко мне неоднократно. Сейчас масса шарлатанов. Не всегда наткнёшься на стоящий опыт.
- Да. – Парировал я с лёгким сарказмом. – И ко мне тоже приходят люди. Только, наверное, скорее поговорить сами с собой, со своим внутренним «я». Я забыл дать вам визитку. А про шарлатанов – полностью солидарен с вами.
Открыв портмоне, я достал маленькую карточку с номером телефона.
- Линн говорила мне, что вы психоаналитик, доктор наук. Потрясающий человек.
- Ну, тут и у Линн спрашивать не надо, вы ведь экстрасенс, сами всё должны увидеть! – Развеселился я. И вдруг прищурился:
- А вы, Лана, давно дружите с Линн?
- Нет, не так давно, примерно пол года назад у нее умерла мать, вы же знаете. Она нашла меня через общих знакомых. Линн часто приходила на сеансы ко мне, чтобы поговорить с покойной Анной Бомарш.
«Что за чушь?» - Подумал я, отпивая прованское вино. Бедная Линн. Я не видел её уже почти четыре месяца. Мы встречались только один раз после нашего путешествия в дом её бабушки – пили чай в кофейне. Видимо, место психоаналитика сместил спиритизм и псевдо-чудеса. Линн так хочется верить, что всё можно вернуть, я даже отчасти понимаю её. Лана – последняя ниточка, за которую можно поймать зыбкую, туманную надежду. Воздушные замки прельщают больше, чем земные лачуги. Но, увы, не спасают от дождей и гроз. Лана показалась мне шарлатанкой, вовремя втеревшейся в доверие несчастной Бомарш. Как раз такой, о которых она сама ещё говорила совсем недавно.
- Но ведь мы же с вами, как эксперты в области психологии, - здесь я польстил ей. - …прекрасно понимаем, что никакие спиритические сеансы вы не проводите. Это просто игры с надеждой отчаявшихся людей, верно? Зачем вам это, Лана? Неужели ваш «псевдоспиритизм» приносит такой большой доход? Я бы промолчал, будь нашим камнем преткновения не Линн, а кто-то другой. Но я очень уважал и Анну Бомарш. И всегда уважал, и буду уважать ее дочь. Может быть, вам стоит найти себе более выгодного клиента, чем Линн и перестать наживаться на чужом горе?
- А может быть, вам, доктор Лоррельфельд, стоит сходить ко мне в гости? – загадочно улыбнулась мисс Брун. Обстановка накалялась.
Не успел я ничего ответить, как в зал быстрыми шагами вошла Линн. Она улыбалась и была явно в хорошем расположении духа. Отдав красное пальто обслуге, Линн поцеловала Лану, обняла меня и, первым делом спросила:
- Ну что, Рошель, вы подружились? Я подумала, что вам будет довольно интересно познакомиться друг с другом. Я много рассказывала о вас Лане. Я знаю, Рошель, что вы скептик и не верите в потусторонние силы. Но хочу поделиться с вами моим маленьким личным открытием. Лана стала для меня отдушиной, близким человеком и она правда умеет то, чего не умеют другие. Я бы хотела развеять ваш скептицизм или, хотя бы, послушать ваши объяснения явлениям, которые происходят в доме Ланы. Эта выставка – отличное превью к знакомству таких замечательных людей. Если вы не возражаете, Рошель, мы с вами поедем ужинать к Лане. Она живет одна, на другом конце города. Но я на машине и дорога не займёт много времени. У меня есть для вас много чудесного, Рошель…
Я бросил испепеляющий взгляд на Лану, но девушка была сама любезность.
- Что ж, хорошо, Линн. Как скажете. – Я пожал плечами. – У меня не было планов на этот вечер.
Вскоре презентация картин закончилась, а фуршет всё ещё продолжался. Стемнело. Мы сели в серый Сааб и поехали в старый особняк моей новоиспечённой знакомой. Огромные деревья с изумрудной листвой смыкались над нами затейливой аркой.
- Какая чудесная улица. – Заметил я, любуясь переливами фонарного освещения.
- да. Это самая зелёная улица города. – Рассмеялась Линн.
- А далеко нам ехать?
- Нет. Мой дом в самой середине.
Вскоре мы подъехали к большому и мрачному серому особняку с темными зашторенными окнами, перевитому канатами дикого плюща. На железной проржавевшей табличке белой краской значился номер дома.
Двенадцать.