ПРОЩАЛЬНАЯ ВСТРЕЧА
Этюд
Глава 2
Мы стояли молча, оглушенные величественной тишиной. В ушах серебром звучал легкий, еле ощутимый хрустальный звон: то ли далёкий отголосок заглохшего натруженного двигателя, то ли отзвук в душе ошеломившего сонного предрассветья. Ни огонька, ни проблеска. Казалось, протяни руку и можно осязать густую, тихую ночь. Нас отделяло от мира глубокое безмолвие. Неуверенно-зыбкие клубы влажного тумана норовили скрыть окружавшую нас явь. За ними взглядом улавливались причудливые, призрачные тени, сказочные силуэты. Вверху, совсем недалече, висели в потемках расплывчатые иссиня-черные кружева, в которых угадывались кроны сонных деревьев. Перед нами, совсем близко, ускользала в никуда обсидианово-черная гладь заводи, вожделенная цель нашего предрассветного вояжа. Она еще не проснулась ото сна.
Полная умиротворенность. И не верилось, что где-то далеко бьет ключом жизнь, работают заводы, разъезжают поезда, что земля вращается и несется в космосе…. Невозмутимое спокойствие. Темно и неясно. Время прекратило свое плавное течение. Очертания теней сливаются. Неразгаданный полутон. Смутная невыразительность. Словно нет ничего. Нет времени. Нет прошлого, нет будущего. Есть неопределенная данность. Вероятно, нечто подобное было перед началом творения. Проходили тьмы тем веков, прежде чем пришел Час Созидания. Память оживила основополагающие слова: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». И вот Создатель провел круговую черту по лицу бездны. Начиналась Песнь Творения.
Заброшенные подальше от берега поплавки, казалось, забылись видениями и, тоже завороженные, даже не помышляли осуществлять свои прямые обязанности.
Но вот что-то изменилось. Первое неощутимое дыхание Зефира стронуло клубы тумана, разорвало их на бесформенные клочья и они медленно, почти неуловимо переместились, обособились и развеялись как дым, отпустив из своего заточения высвободившуюся от хмурых туч высоченную небесную твердь. Сгустившиеся щедрым посевом алмазные искорки-звезды перекинулись через весь небосвод Чумацким шляхом и просыпались на черно-синюю гладь тихоструйной речушки серебряной россыпью. Из опрокинутого ковша Большой Медведицы на дольний мир беззвучно и загадочно проливалась росная прохлада. На листву деревьев и кустов, казалось, были наброшены серебристые, прозрачные газовые покровы. Предрассветная ночь сливалась в какую-то волшебную, чарующую сказку.
Прохладно розовеет небо перед зарею. Слегка пламенеют невесомые перистые облака на востоке. Светает. Пробуждается утренняя денница. Свет одолевает тьму. Убегают ночные тени. И вот, словно после взмаха незримой палочки загадочного дирижера, ранний рассвет вспыхнул фантастической симфонией многоцветных сочных мазков-красок. Вершины деревьев, вода весело-синяя, кусты на том берегу – все щедро обагрено алым золотом утренней зари. Все пламенеет, как золотой пурпур, пронзенное первыми лучами солнца. Разлился изумрудный полусвет на озолоченной солнцем мураве. Глаз не насытится. Полынно-медовый дурманящий фимиам лесной утренней свежести. Дышишь – и сердце веселится. Радостная бодрость начинающегося утра и горячая кровь в сердце – опьяняют. Огромное, торжественное чудо. Вступало в свои права подаренье Творца – Новый День. Вязь из мыслей, чувств, дел, событий, встреч и расставаний.
Солнышко поднялось уже достаточно высоко. Где-то в городе, наверное, начиналась жара, но здесь по-прежнему было свежо. Разлапистые ветлы, сосны, кусты на берегу, шелковистая трава и река благотворно и доброхотно удерживали возле себя утреннюю прохладу на благо незадачливых рыболовов. Листву на деревьях волновал еще неумелый ранний ветерок. На морщинистой поверхности реки, откровенно пренебрегая своими прямыми обязанностями, отмачивали чечетку беспризорные поплавки. Клева не было. Рыбешка в такое прекрасное утро, видимо, с отвращением отворачивалась от вкусной приманки и явно не жаждала оказаться в наших садках, несмотря на все ухищрения моего друга. Мы лежали на траве рядом с удочками и лениво комментировали нескладную судьбину вольных рыбарей-добытчиков. Празднолюбивая дремота настоятельно пыталась внедрить в расслабленные сердца полное равнодушие к любимому промыслу - к рыбалке и наливала свинцовой тяжестью расслабленные веки.
Однако мы норовили не поддаваться соблазну. Жаль было издерживать изумительную и нечаянную вылазку в окружающее обольщение, на банальную дрему. Хотелось в полной мере насладиться светлой радостью общения с дивным благолепием.
Рыбалка откровенно не удавалась. Чтобы не терять времени зря, я напомнил Михалычу о ночном дорожном разговоре:
- Послушай, а ведь ты утром намеревался рассказать мне о своем закадычном друге молодости. Самое время.
Продолжение в повести.