VI.
Раздался удар в колокол.
Как изменились его глаза! Уже не два чёрных зеркала были обращены на Мадлену, а два адских всепожирающих пламени, горящих внутри самого чёрного бога. Она неотрывно смотрела в них и безотчётно тонула в этой бездне жара и огня. Барнава стоял над ней, и всё его лицо исказила злоба и ярость, голос похож был на рёв дикого зверя.
- И всё же ты вернулась ко мне.
Мадлена попыталась подняться, но тело её, налившись неподъёмной тяжестью, мгновенно повалилось наземь. Затравленным взглядом пойманной лисицы она смерила окруживших её рогатых чертей и визгливых ведьм. Некоторые из них даже отступили в сторону.
- Я хочу, - продолжал грохотать над ней голос, - чтобы ты его увидела. И ты поймёшь,… ты многое поймёшь.
С этими словами Барнава исчез. Выдохнув, Мадлена с большим трудом села на колени.
Колокол ударил во второй раз.
Вместе с ним появился в диком рёве нечисти и детский крик, он приближался к самой Мадлене так быстро, будто плачущий младенец летел по воздуху. В самом деле, какая-то ведьма, промчавшись на метле, сбросила вниз небольшой свёрток, который тут же подхватила толпа бесенят. В их хохоте и визге крик ребёнка растворился, но эхом проносился в её голове…
Она вскочила на ноги, сорвавшимся голосом хрипя бесполезное «нет, нет, нет… не надо, нет».
Третий удар оглушил её.
Мадлена замерла, не способная ни к звуку, ни к движению. В оцепенении она не отводила взгляда от свёртка, вознесённом на чьих-то лапах над огромным дымящимся котлом. Рыдая, она упала на колени, и ей показалось, будто среди всего этого неумолкающего гвалта слышно было, как большое железное брюхо жадно проглотило свою жертву.
«Скорее. Скорее, скорее…» - запищали совсем рядом две маленькие старушки.
Ещё раз прогудел колокол.
К Мадлене подбежали ведьмы-карлицы и принялись её раздевать донага. Сопротивляться она уже не могла. Но вдруг на тело стали наносить какую-то дымящуюся слизь, и от нестерпимой боли Мадлена закричала. Ведьмы на некоторое время приостановились, но потом снова продолжили своё дело.
Вся кожа горела, но вместе с тем в теле стала появляться какая-то лёгкость. Дышать стало свободней.
«Вставай! – толкали её ведьмы, - Вставай! Твой любый вот-вот придёт!»
Мадлена приподнялась, всё её тело покрылось тёмно-зелёным фосфорическим свечением, но было, как во сне, почти воздушным. Ноги её неожиданно оторвались от земли, и теперь она шагала по воздуху.
«Смотри! Смотри!..» - заверещали ведьмы.
С неба на них падало какое-то подобие холодной ослепительной звезды и, разбившись о землю, вспыхнуло серебристым фейерверком. Около этого места тут же закружилась вся нечисть, аплодируя и гнусаво протягивая:
- Monsieur Каретников!.. Каретников, Каретников!
Мадлена мгновенно бросилась в сторону упавшей звезды и, проскочив через ряды хаотичных бесовских хороводов, увидела перед собой серебристый светящийся силуэт, земное воплощение упокоившейся души.
Колокол ударил уже в пятый раз.
Нечисть кольцом окружила призрака, дразня и пугая угасающую душу. Черти принялись бодать сияющего гостя, какие-то вурдалаки щёлкали зубастыми челюстями, а карлики топали ногами и хлопали в ладоши. И над всем этим шумом и весельем бесовского племени Мадлена ясно различила злорадный хохот самого Барнавы, утробный и гулкий, он исходил, казалось, из ниоткуда - и со всех сторон сразу. Призрак метался в этом замкнутом кругу, от беса к ведьме и – обратно.
Мадлена хотела что-то крикнуть ему, но голос не слушался её. В отчаянии она подбежала к нему, но он почему-то испугался и метнулся в сторону от неё. Тело Мадлены засветилось ярче, и сейчас она почувствовала вонь мази, которой ведьмы только что натирали её кожу.
Засверкали глаза Барнавы, и голос его звучал так сурово, как может звучать только приговор.
- Ты наша! Ты моя! И к тебе он теперь не подойдёт!
Со свистом весь шабаш творил неистовую пляску. Общее безумное беснование перед глазами Мадлены смешалось в кружение огромного, заведённого чьей-то сильной когтистой лапой, волчка.
Она начала петь. Но дыхания не хватило, слёзы душили её, а сердце стучало так, будто вот-вот должно было вырваться из грудной клетки. Между всхлипами голосок её, сломленный под натиском ведьмовских взвизгов и воплей, был слышен разве что ей самой. Барнава насмехался над ней, и уже хохот его раздавался в самой глубине её души. Она плакала, но продолжала петь…
И, наконец, он услышал. Призрак внезапно остановился, перестав мелькать из стороны в сторону, засиял ярче и поплыл по воздуху навстречу Мадлене. Она пела, и его серебристое мерцание искрилось с новой силой, силуэт становился отчётливей, а движения уверенней. Нечисть теперь отступала перед ним, и призрак оказался возле своей любимой. Теперь она видела смутные черты его лица, а улыбку, как-то по-особенному нежную, признала сразу же. В её уставшем взгляде затеплилось ласковое чувство, и Мадлена коснулась его руки.
По всему телу прошла огненная волна, и она, отшатнувшись от призрака, вскрикнула от боли. Мазь на её коже стала вновь нестерпимо горячей, обжигая всё туловище и конечности так, что вся она покрылась фосфорическим свечением, но теперь очень ярким. Слой вязкого жира будто сгорал на ней, дымясь каким-то чёрным удушливым чадом. Призрак отступил от неё, но она тут же бросилась к нему и, оглядевшись вокруг себя, обняла его так крепко, что, даже умирая от дикой боли, которую причиняла колдовская мазь, так и не смогла выпустить из своих рук единственного, кого так любила и кто мог спасти её проклятую душу.
Тело её упало замертво, и уже два серебристых сияния покидали под неистовый рёв нечисти эту землю, поднимаясь высоко в светлеющее небо, к сгоревшей утренней звезде.
В путь их проводил последний, шестой, удар колокола.