Русская история до Петра Великого – сплошная панихида,
а после Петра Великого – одно уголовное дело.
Федор Тютчев
В летописи рассказывается, как князь Владимир, выбирая для своего народа правильную религию, пригласил представителей различных вероисповеданий с тем, чтобы те разъяснили подробно, во что они веруют. После их рассказа были отвергнуты ислам и иудейская религия. Ислам был отвергнут по той причине, что запрещал правоверным пить вино, и это несмотря на то, что их пророк Нух, которого христиане называют Ноем, вино пил и даже, говорят, довольно много. Таким образом, для Руси одновременно решился вопрос «пить или не пить» (конечно же пить!). Иудейскую религию отвергли, потому что иудеи считали себя избранным народом и нахально утверждали, что Бог обещал их размножить и подчинить им все другие народы. И это при том, что иудеев было гораздо меньше славян и они были рассеяны «за грехи» по разным странам. Оставалось христианство, которое и было принято.
На самом же деле, у Владимира не было никакого выбора: почти все его родственники, включая покойную бабку, княгиню Ольгу, и почти все дружинники уже были христианами, а в Киеве действовала христианская церковь. Прими князь другую религию, он остался бы без дружины. Так что либо летописец все хорошо выдумал, либо, если эти смотрины действительно произошли, они были чистой показухой для пропаганды княжеской мудрости, в то время как все решено было заранее.
Как бы то ни было, начиная с Владимира, русские князья, а затем и цари были, как правило, верующими в Бога православными христианами. Но всякое правило имеет хотя бы одно исключение.
Царь Алексей Михайлович исключением не был. Он был столь набожен, что непрестанно молился как в храме, так и во дворце, где несколько раз за день преклонял колени перед иконами. Однако здоровья ему Бог не дал, да и сыновья царевичи Федор и Иван оказались довольно хилыми. Поэтому, когда царь овдовел, бояре решили исправить это дело, подыскав ему новую царицу, молодую и крепкого здоровья. Собрали тысячу невинных девиц, здоровых, скромных и пригожих. Часть их отбраковали «смотрительницы» после подробного предварительного осмотра, остальных представили царю. Тот добросовестно всех оглядел и выбрал красавицу Наталью Кирилловну Нарышкину, дочь провинциального дворянина.
На самом деле эти выборы были такой же фикцией как выборы религии князем Владимиром, поскольку и здесь результат был заранее предрешен. Наталья воспитывалась в доме боярина Артамона Матвеева, главы посольского приказа, человека известного своей библиотекой, химическим кабинетом и супругой-шотландкой. Заведя в своем доме западные порядки, опекун не держал свою очаровательную воспитанницу запертой в тереме и даже в присутствии гостей допускал к общему столу. В числе гостей частенько бывал и царь, который, увидев ее, уже другой жены для себя не желал.
Новая царица была на двадцать лет моложе царя, обладала изящными манерами, была набожной, а царю – мягкой и покорной. И была, как сообщают современники, очень веселой. Настолько веселой, что царь Петр Алексеевич до конца дней своих не был уверен, что его отцом действительно является Алексей Михайлович. Как-то, сильно выпив на ассамблее, царь Петр подлетел к старому боярину Тихону Стрешневу и схватил за грудки: «Скажи правду, ты мой отец? Не смей ослушаться! Говори, ничего не бойся, или я тебя удушу!» – «Государь, – отвечал Стрешнев, – я не знаю, что вам сказать: я был не единственным…» Петр отпустил боярина и выбежал из зала.
Наталья Кирилловна родила, кроме Петра, еще двух дочерей; все дети были здоровыми и красивыми, чему царь Алексей Михайлович очень радовался и ни в чем худом свою молодую жену не подозревал. После смерти этого царя, не дожившего даже до пятидесяти лет, и короткого правления его старшего сына Федора, умершего совсем молодым, бояре объявили было царем Петра, но вследствие интриг царевны Софьи, дочери Алексея Михайловича от первого брака, поставили царями сразу двоих – малолетних Ивана и Петра, а Софью объявили регентшей. Та сослала Петра с матерью в село Преображенское, положив им не очень-то большое содержание, часть которого к тому же шла на потешное войско Петра, так что когда потребовалось учить царя грамоте и закону Божьему, то с учителями дело оказалось вдвое хуже, чем даже у известного героя комедии «Недоросль». Митрофанушку, как известно, учили два учителя Цыфиркин и Кутейкин, у царицы Натальи средств хватило только на одного «кутейкина», каковым оказался дьячок Никита Зотов, горький пьяница. Кое-как Зотов научил Петра читать Библию, петь псалмы и писать со многими ошибками и без знаков препинания. Однако в отличие от Митрофанушки Петр учиться любил и недоданное ему Зотовым дополнял в немецкой слободе, где получил разные полезные сведения, а кроме этого научился пить, курить и любить Анну Монс. Чтобы отвадить Петра от еретиков немцев, Наталья Кирилловна женила семнадцатилетнего Петра на двадцатилетней Евдокии Лопухиной, а когда это не помогло, возненавидела сноху за то, что та не умела удержать мужа подле себя.
Мать с младенчества учила Петра молитвам, и до знакомства с немцами Петр исправно посещал церковь, а после того, как стал водиться с немцами, он это дело забросил и проявлял к Богу полное равнодушие. Когда же Петр вопреки проискам Софьи стал царем не только по названию, но и на деле, то равнодушие превратилось в откровенное глумление и издевательство над церковными обрядами. Особенно разошелся Петр после смерти матери. Он организовал «Шутовской собор», предназначенный для чествования бога Бахуса обильными и частыми возлияниями. Во главе этой веселой компании поставил своего бывшего наставника пьяницу Никиту Зотова, который был награжден титулами «князь-папа» и «князь-патриарх». Зотов получил две тысячи рублей жалованья, дворец и двенадцать слуг, которых отобрали из заик. На «церемониях» он одевал облачение священника, держал скипетр и державу из жести и вопрошал вновь прибывших: «Ты пьешь?» вместо церковного «Ты веруешь?». Затем произносил речи, чередуя непристойности с цитатами из Библии, и благословлял присутствующих, стоящих перед ним на коленях с двумя скрещенными курительными трубками в руках и свиной требухой на голове. Затем давал всем поцеловать статую Бахуса вместо иконы, а в качестве причастия подносил чашу, наполненную перцовкой. Князь-папу окружали двенадцать «кардиналов» и большое количество «епископов», «архимандритов» и «дьяконов», пьяниц и обжор. Всем им были присвоены такие прозвища, которые, по выражению историка Ключевского, «никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати». Сам царь числился в этой компании «архидьяконом». Он присутствовал на всех сборищах и больше всех пил.
В одну из новогодних ночей изумленные москвичи увидели кощунственную процессию: князь-папа показался верхом на бочке, в которую были запряжены двенадцать лысых мужчин. На голове у князь-папы была митра из жести, а облачен он был в ризу, вышитую рисунком из игральных карт. За ним следовали «кардиналы» в комических сутанах, сидя на быках и размахивая бутылками. Дальше, в санях, запряженных свиньями, медведями и собаками, ехали другие «сановники». Все они орали богохульные вирши и останавливались перед богатыми домами, заставляя подавать им выпивку. Отказать никто не смел. Шутовской кортеж стал появлялся чуть ли не на каждый церковный праздник, и народ сомневался, не подменен ли подлинный царь Антихристом? Царица Евдокия плакала и умоляла мужа образумиться, но кончилось это тем, что Петр насильно заставил ее уйти в монастырь. За царицу вступился было патриарх Адриан, указав, что насильное пострижение жены, да еще безо всякой вины с ее стороны, есть нарушение церковного устава, но его робкое заступничество успеха не имело.
Патриарх не пользовался у Петра никаким авторитетом. Во время следствия по бунту стрельцов, где Петр самолично участвовал в пытках, патриарх Адриан предстал перед ним с иконой Богородицы, прося проявить милосердие к заблудшим стрельцам. Петр в гневе приказал ему убираться вон и поставить икону на место.
Когда Петр вернулся в Россию после теплой встречи с польским королем Августом, на которой оба монарха полностью сошлись как в необходимости союза против Швеции, так и в неумеренном употреблении спиртного, то, не удосужившись поклониться ни иконе Иверской Богоматери, ни святым реликвиям и не заехав в Кремль, направился прямо в Немецкую слободу к любовнице Анне Монс, а затем к своим армейским товарищам, с которыми прокутил всю ночь. На другое утро, радушно встретив бояр, приехавших с изъявлением преданности, он пообрезал всем бороды, начав с генералиссимуса Шеина и проигнорировав пастырское послание патриарха, в котором говорилось:
«Спаситель наш, Иисус Христос носил бороду. Также и Святые апостолы и Великие пророки, Константин Великий и Владимир Великий, все имели бороду и сохраняли ее как украшение, дарованное Господом… Считаете вы, что хорошо будет брить бороды, оставляя только усы? Господь создал такими кошек и собак, а не мужчин… Брадобритие не является честью или бесчестием, это смертный грех… Православные мужи, не поддавайтесь этому дьявольскому искушению!.. Где вы будете находиться, когда предстанете на Страшном суде: с праведниками ли, украшенными бородой, или с обритыми еретиками?»
Церковь никогда открыто не препятствовала царю в его реформах и не вмешивалась в его далеко не благочестивую частную жизнь, если не считать довольно слабого протеста патриарха по поводу отказа царя от своей первой супруги. Тем не менее, после кончины Адриана патриаршество было упразднено и управление духовными делами перешло Монастырскому приказу, т. е. в руки светской власти.
Петр, однако, хорошо понимал, какое громадное влияние имеет церковь на народ и какое значение имеет церковь для сохранения и укрепления его царской власти. Поэтому он держался принципа «что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку» и обнародовал суровые наказания для тех, кто хулил Церковь (разумеется, не для себя и своего окружения), приказав подданным исповедоваться, по меньшей мере, раз в год под угрозой передачи ослушавшихся в суд. Он участвовал во всех праздничных церковных богослужениях, потому что ему нравилось быть там в центре внимания, пел с певчими с уверенностью регента и даже установил штрафы для тех, кто болтал или дремал во время службы. Однако дома его можно было нередко застать за токарным станком и никогда за молитвой (не в пример царю Алексею Михайловичу). Не прекратились и его насмешки над символами церковного культа и богохульные церемонии с «князь-папой», каковым после смерти Никиты Зотова был назначен Петр Бутурлин. Еще Петр любил устраивать маскарады, на одном из которых приказал одному из представителей знатного рода Головиных нарядиться в костюм дьявола. Когда же тот отказался, ссылаясь на свой возраст и положение, Петр приказал его раздеть, напялить ему шапку с рогами и в таком виде посадить на льду Невы, отчего старик простудился и умер. Никакого беспокойства или угрызения совести Петр при этом не испытывал.
Когда Петр женил сына Алексея, рожденного ему Евдокией, на иноземной принцессе лютеранского вероисповедания, то разрешил ей не менять своей веры, чего не случалось ни до Петра и никогда позже. Народ ввиду перспективы иметь со временем царицу-лютеранку, начал роптать, что вызвало полное сочувствие самого Алексея и страшный гнев Петра, сопровождаемый новыми казнями. Впрочем, принцесса оказалась слабого здоровья и умерла после рождения сына. Народ успокоился, поняв, что Господь и сам может постоять за православную веру.
Даже царь Иван Грозный, убив в приступе гнева своего старшего сына Ивана, искупал свою вину покаяниями и молитвами. Петр же на другой день после того, как его сын Алексей по его приказу был задушен в крепости, весело праздновал в Санкт-Петербурге девятую годовщину победы в полтавской битве.
Известно событие, которое окончательно сделало Петра атеистом и научило его не верить ни в какие чудеса (если, конечно, к тому времени еще что-то оставалось от материнского воспитания). В 1700 г. Петр повелел праздновать новый год не 1-го сентября, как было заведено в России, а 1-го января, по образцу Европы. В указе объявлялось:
«Поелику в России считают Новый год по-разному, с сего числа перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с первого января. А в знак доброго начинания и веселья поздравить друг друга с Новым годом, желая в делах благополучия и в семье благоденствия. В честь Нового года учинять украшения из елей, детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять – на то других дней хватает».
Веселье по указу не нашло отклика в сердцах москвичей, которые говорили, что Господь не мог сотворить мир зимой: Адам и Ева, ходившие до грехопадения совсем голыми, непременно бы замерзли, и человеческий род сразу бы прекратился. Староверцы убеждали, что Петр есть Антихрист, ибо сказано в писании, что придет Антихрист и поменяет время. А в одной из церквей заплакала икона Божьей матери. Весть о чуде распространялась не без участия духовенства среди народа и, наконец, дошла до царя. В церковь был послан взвод солдат, которые, невзирая на протесты священников и прихожан, сняли плачущую икону с места и доставили во дворец. Там в присутствии придворных и духовенства Петр собственноручно тщательно ее обследовал. Оказалось, что в глазах Богородицы были просверлены маленькие отверстия, а с обратной стороны иконы в специально сделанных углублениях было положено немного густого деревянного масла. Достаточно было от зажженных перед иконой свечей маслу нагреться, как оно каплями вытекало из отверстий, создавая полную иллюзию слез. Петр заставил всех присутствовавших при обследовании иконы лично убедиться в обмане, а затем по его указанию творцы «чуда» были найдены и примерно наказаны – физически. После этого события Петр жил и царствовал 25 лет.