Самая незаменимая вещь в туристском рюкзаке – это, конечно же, кружка. Судите сами. Ложку, если не оказалось своей, тебе наверняка дадут (берут с собой лишнюю, специально для «забывчивых»). Придёшь в поход без миски, найдётся для тебя и миска – жестяная банка из-под сельди, бережно хранимая в чьём-то рюкзаке по причине малого веса и вместимости (входит аж поллитра супа). Но кружку тебе уж точно никто не даст, кружку лучше не забывать.
А никто и не забыл! – вот они, все восемь, сложены горкой у костра, рядом с закопчёнными, видавшими виды котлами – один для чая, другой для супа, и третий, поменьше, под «техническую» воду для мытья посуды и котлов.
Костер погас, не дымит даже. Хозяева кружек сладко спят в своих палатках. Не спит только Маша, дрожа от холода и шмыгая замёрзшим носом. Маше скучно и холодно, на часах пять утра, но спать больше не получается: неудобно, неуютно, и замерзает она к утру страшно, даже летом, даже в тёплом спальнике.
Стуча от холода зубами, Маша выбирается из палатки и идёт к ручью. Зачерпнув полные горсти, опускает лицо в прозрачную воду, отчего у неё перехватывает дыхание и внутри становится щекотно.
Ледяное умывание стряхивает с Маши сон, но от него становится ещё холоднее. И почему она такая несчастная? Её подружка Люба ещё спит, у неё розовые ото сна щёки - Любе тепло. А Маша замёрзла так, что уснуть не представляется возможным, и приходится сидеть и ждать, когда все проснутся. Ждать ещё долго, ещё только начало шестого, а подъём в семь… Над ручьём стелется белый туман, с деревьев капает… Брррр…
В Машиной палатке, кроме Любы, спит Михаил, отвернувшись к стенке и сладко сопя. Это его палатка. А всего в их группе восемь человек и три палатки. В одной – Саша с Наташей, у них своя палатка, они – семейная пара. В двух других палатках разместились «непарнокопытные», как окрестил их вчера острый на язык Саша. В каждой палатке по три человека: в одной – Михаил и Маша с Любой, в другой – Павел, его сестра Маринка и друг Павла. Маша не помнила, как его зовут. С ним и Михаилом она познакомилась только вчера. А остальных Маша знает, в походы они ходят вместе не первый год. И если сюда приводят друзей, то старая пословица «Скажи мне, кто твой друг…» здесь звучит наоборот: «Я тебя знаю, значит, твой друг станет и моим другом».
Вот Павел – пришел с младшей сестрой. Хорошая девчонка эта Маринка, молчит, не просит сделать остановку и отдохнуть, не жалуется на усталость. Это её первый двухдневный поход, в первый раз всегда тяжело… Пашка её за руку вёл всю дорогу – близорукая, а очки надеть отказалась. «Наш человек!» - сказал про неё Саша, и Маринка, порозовевшая от неожиданной похвалы, улыбнулась в ответ на его улыбку.
Ещё одного новенького привёл в их группу Саша (кто не знает – всеми признанный лидер и наш бессменный руководитель похода).
- Знакомьтесь, мой друг. Зовут Михаил, Мишка, короче, и фамилия Медведь, - представил друга Саша.
- Да, - с улыбкой подтвердил Михаил. – Фамилия говорит сама за себя. Только Маши не хватает, с пирожками… А чего вы ржёте-то?
- Почему же не хватает? Есть у нас Маша, вот же она! – объяснил ухмыляющийся Саша, дождавшись, когда утихнет смех. – Я, как руководитель, в своей группе всё предусмотрел-обеспечил – и Машу, и Медведя, и пирожки! Маш, ты пироги-то принесла?
- Принесла, конечно. Вчера весь вечер пекла, – пропищала Маша, и все опять покатились со смеху… Весёлая у Сашки группа, что и говорить.
- Так вот. Мишка мой самый лучший друг, отличный парень, мастер спорта… почти, - торопился Саша, перечисляя достоинства своего друга.
- Да не мастер, кандидат в мастера,– смутившись, поправил Сашу «отличный парень». И наврал! – Он оказался самым настоящим мастером, на все руки.
Пока группа бестолково металась по лесу в поисках сухостоя, отыскать который оказалось проблематично, Михаил из смолистого, вросшего в землю пня (на него и внимания никто не обратил) за каких-то пять минут развёл бездымный костёр. Жар от него шёл такой, что котелок, не успели его повесить, закипел как бешеный…
А когда путь преградила речка с заболоченными топкими берегами (и откуда взялась, ведь на карте её не было!), он за рекордно короткое время наладил переправу. Народ был спешно мобилизован на сбор валежника, из которого Михаил настелил гать (Маше нравилось идти по ней, пружинящей и похрустывающей под ногами). Перебросив через речку несколько крепких жердин, он с ловкостью акробата перебрался на другой берег и протянул над «мостом» тонкие длинные прутья – «Народ, за перила сильно не хватайтесь, не выдержат. Типа декоративные…» «Декоративные перила» держали с двух сторон, и группа перешла речку быстро и без потерь, как определил Саша (а собирались изменить маршрут, идти в обход…)
Когда подошла Машина очередь перебираться по шатким стволам на другой берег, Михаил встретил её на середине и протянул руку. Машина рука утонула в его большой, тёплой ладони, и ей вдруг захотелось, чтобы так было всегда. Чтобы – не отпускал. Михаил задержал её руку в своей, сказал одобрительно: «Молодец! Хорошо равновесие держишь!» - и пошёл помогать остальным.
А вечером пригласил их с Любой на ночлег в свою палатку. Маша была счастлива, хотя не призналась бы в этом никому, даже Любе. Молодец всё-таки Сашка, хороших людей набрал в группу, на все руки мастера! Саша не любил, когда собиралось много народа, и в необъявленные походы (прим.: не заявленные в официальном Плане походов выходного дня Московского городского центрального туристского клуба) – с ночлегом, двух- и трехдневные, и непременно по красивейшим местам Подмосковья – приглашал туристов лично. Компания всякий раз подбиралась отличная, и всем было весело.
Попасть к Саше в необъявленный поход хотелось многим. Звонили, просились. Хитрый Саша никому не отказывал, отвечал уклончиво: «Да я, в общем, пока никуда не собираюсь… Потом как-нибудь, а сейчас не могу – дела. Буду группу набирать, позвоню.
Машу он приглашал всегда: дружелюбная и лёгкая на подъём, она никогда не ленилась и не позволяла себе отдыхать, когда другие работали. А работы в походе хватает на всех – расчистить место для костра, поставить палатки, найти ручей и натаскать воды, набрать хвороста, напилить дров, развести костёр, накрыть на стол… Такая работа была Маше в радость. Ещё она пекла сдобные булочки с самыми необыкновенными начинками – рогалики с орехами и мёдом, конвертики с халвой, слойки с изюмом, маком и лимоном, пирожки с яблочным и сливовым повидлом, жаренные во фритюре… Свежая сдоба, источающая волшебный аромат ванили, корицы и тмина, сладко таяла во рту. Пирожков Маша приносила много, чтобы хватило на всех. Выпечка в группе шла на ура.
Маше нравилось слушать, как нахваливают её пирожки, нравилось смотреть, как едят – облизывая вымазанные повидлом пальцы и прижмуривая от удовольствия глаза. Ей всё здесь нравилось: и удивительные маршруты, и дружная сплоченная компания, и их руководитель Сашка Самолётов. Маша придумала для их группы название под стать фамилии – авиагруппа, и Саше оно очень понравилось.
- Молодец! Будешь ко мне чаще ходить – вторым пилотом назначу! – похвалил он Машу под общий смех.
Словом, в Сашиных походах Маше нравилось всё. Но ночёвка в палатке оставалась для неё пыткой, ей было холодно и неуютно, и приходилось терпеть… Ничего, скоро настанет день, солнечный и тёплый, а пока она, напялив два свитера, сидит у погасшего костра и вспоминает, как хорошо было вчера, когда они, уставшие после дневного двадцатикилометрового перехода, разбивали на лесной поляне лагерь, разжигали костёр...
Костёр стрелял искрами и шипел, как рассерженный кот. Но его до отвала накормили сухими чурбачками – Саша обладал необъяснимым талантом в любом лесу находить сухостой, а из него самые лучшие дрова! Костёр угомонился, вкусно похрустывая сухими аккуратными полешками, и такой от него пошёл жар, что всем стало тепло и уютно. Хотя солнце почти зашло, да и похолодало к вечеру…
Согревшись у жаркого огня, они ввосьмером выпили аж два котелка чая с Машиными пирожками. Михаил оказался большим любителем домашней выпечки, о чём радостно сообщил группе.
- Сяду на пенёк, съем пирожок, - басовито гудел Миша, усаживаясь на поваленное бревно и держа в каждой руке по пирожку.
- Мульфильм «Маша и медведь», третья серия, - прокомментировал ситуацию Саша, и все засмеялись. Маша поглядывала на Михаила, как он ест, жмурясь от удовольствия и запивая её пирожки костровым душистым чаем. Поймав её взгляд, Михаил подмигнул Маше и расплылся в широкой улыбке.
- Вкусно как! Никогда таких не ел. И повидло моё любимое!
Маша была счастлива. Они сидели рядом, жевали пирожки и перебирали впечатления дня. Рука Михаила как бы невзначай оказалась на её плече, и Маше словно передалась его спокойная уверенность. Она затаила дыхание и сидела, не шевелясь, как птенец под надёжным и сильным крылом. Маше было уютно и тепло, и хотелось, чтобы так было всегда, чтобы всегда была эта рука на плече, этот полусерьёзный-полушутливый взгляд серых глаз… Глаза словно спрашивали о чём-то, Маша понимала – о чём, и ей хотелось ответить этим глазам..
У костра сидели долго. Разбрелись по палаткам, когда стало совсем темно и Саша скомандовал: «Экипажу – спать! Завтра ранний подъём, нам завтра двадцать пять километров пилить» - «Лететь» - поправил кто-то Сашу, и все пошли спать.
Маша знала, что Саша не шутит: поднимет группу в семь. Дежурным вставать ещё раньше. В семь тридцать завтрак, в восемь выход. А надо ещё палатки складывать и рюкзаки.
И весь день, все двадцать пять километров она будет идти с Мишей! – радостно думала Маша, примостившись на бревнышке возле котлов и перетирая от нечего делать разномастные походные кружки. В Машином рюкзаке всегда имелся пакетик с питьевой содой. А сода, если кто не знает, хорошо снимает копоть и нагар.
И Маша взялась за кружки. Вот будет сюрприз! Все проснутся, выйдут к костру – а кружки сияют, а кружки сверкают! – думала Маша, оттирая закопчённые у костра чашки и кружки. Интересно, какая из них Мишина? Маша не помнила. Кружки никак не желали оттираться от копоти, но – времени у неё много, соды тоже много… Она справится.
Найдя наконец чем заняться, Маша воспрянула духом. Чашки на глазах светлели, нарядно сияли боками и под Машиными неутомимыми руками стали как новые. Только одна, закопчённая до черноты, никак не поддавалась. Маша тёрла её уже давно, а кружка была чернее ночи – и снаружи, и внутри! Но вот она вроде бы побурела, а потом и порыжела. На боках проступили какие-то пятна.
Воодушевившись, Маша яростно тёрла упрямую кружку, и её старания увенчались успехом: кружка из бурой превратилась в тёмно-серую. Маша вдохновенно тёрла кружку – и оттёрла-таки! Кружка оказалась тёмно-голубой, а на боках – россыпью синие крупные ягоды. – Черника! – с ходу определила Маша. Кружка оказалась самой красивой. Довольная собой, Маша отправилась к ручью…
Между тем утро вступило в свои права. Проснулся Саша. Разжёг костёр, сходил к ручью за водой. Дежурных, которые забыли, что они дежурные, будить не стали – справятся вдвоём…
… Вкусно булькала в котелке каша, в которую без сожаления вылили целую банку концентрированного молока. Запахло кофе. Над ним колдовала Маша – бухнула полпачки молотого кофе (растворимый она не признавала) в холодную воду, сыпанула туда горсть сахара. Пристроила котелок с краю, чтоб не закипел раньше времени, томился на тихом жару, как и положено кофе. Во всём, что казалось кофе, Маше доверяли полностью – никто не умел варить кофе, как она.
Густой аромат свежего кофе пробрался в палатки и выманил всех любителей поспать. Последним появился Миша. Завтракали с завидным аппетитом, хвалили кашу, и польщённая Наташа всем предлагала добавки. На сковороде, на дотлевающих углях грелись пирожки: умница Маша вчера не всё выставила на стол, часть оставила на утро.
- Кому кофе, кому чай, кружки к бою! Наливай! – выдал стихами Саша.И уставился на свою чашку. – Маш, ты, что ли, кружки так отчистила? Молодец! Чем это ты их?
- Секрет! – отозвалась Маша и собралась уже было выболтать «секрет» Сашиной жене, но не успела – раздался Мишин недовольный голос.
- А мою кружку куда дели? Из чего я пить-то буду, кружки-то нет! – кипятился Миша.
- Да вот же она, голубая, с ягодами на боках, самая красивая… бери, Миш! – Но Миша упрямо мотал головой.
- Не надо мне, я их чужой не буду пить, брезгую. Я из своей хочу. Куда она подевалась? Вчера оставил у костра, а не надо было отставлять, - расстраивался Миша. – Что за шутки дурацкие! Где моя кружка? Чёрненькая такая… то есть, коричневая.
- Какая-какая? – переспросила Маша.
- Коричневая, - на потеху всей группе путался в «показаниях» Миша. – То есть, сначала она коричневой была, потом почернела. Да что вы ко мне привязались, отдайте наконец кружку!
Маша улыбнулась и протянула Михаилу голубую в синих ягодах кружку.
- Вот твоя кружка. Бери. – Группа с интересом ждала продолжения, хихикая и ухмыляясь.
- Да моя-то чёрная была!- взорвался Миша. – Что ты мне чужую-то пихаешь?
- Чёрная. А раньше коричневая. А раньше – бурая. А ещё раньше она была голубая. Я её содой оттёрла. Не веришь?
- Правда что ли? – Миша неверяще на неё уставился. – Правда, что ли, моя?
… И грохнул смех – такой, что с ёлки упала шишка. Смеялись все. Кроме виновника, так сказать, торжества. Он вертел в пальцах голубую кружку и недоумённо её разглядывал.
- У меня вроде без картинок была. А здесь ягодки, -недоверчиво протянул Миша. Новый взрыв смеха...
- Миш, ты когда её в последний раз мыл, помнишь?
- А чего её мыть-то, она все равно чёрная... Чего вы ржете-то? Моя без картинки была, а эта… с ягодками, я из неё пить не буду!
Расстроенный Миша походил на несправедливо наказанного ребёнка: щёки покраснели, в глазах застыла обида. Маше стало его жалко.
- Миш, ну сам-то подумай… Все свои, чужих нет, и кружек ровно восемь. Все уже у костра сидели, ты последним вышел, еле разбудили. Вот твоя кружка и осталась. Ты вспомни, может, на ней вмятина была или скол?
- Был скол, на донышке! – оживился Мишка. – И ручка погнутая… - Миша сражено умолк, разглядывая голубую кружку.
- Ну, смотри! И ручка помята, и донышко сколото… Значит, точно, твоя! – радостно тарахтела Маша.- Просто я её помыла, вот она и…
-Когда она у тебя опять чёрной сделается, ты приноси, Машка отмоет, - не удержался Саша, и все опять покатились со смеху…
Маша встретила Мишин расстроенный взгляд, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Вот попал так попал, и не без Машиной помощи…
- Я же как лучше хотела,- жалобно проскулила Маша.
- А получилось как всегда! – закончил за неё Саша, и вся компания разразилась дружным смехом. Даже Миша не выдержал – хохотал, вытирая слёзы и вертя в руках «чужую» голубую кружку.
- Ну надо же! Тут, оказывается, ягодки нарисованы… и листики! Я и не знал… Пять лет с этой кружкой ходил, и не знал, - поделился открытием Миша, что вызвало новый взрыв смеха.
- Это Машка тебе подарок сделала! Ей спасибо скажи… за ягодки, а-ааа-ха-ха-ха…
Миша прихлёбывал сваренный Машей кофе из отмытой Машей кружки, улыбался шуткам, но спасибо ей так и не сказал. Даже не смотрел в её сторону. Он вообще на неё не смотрел. И за весь этот длинный день – день, которому она так радовалась и от которого так много ждала – он ни разу не заговорил с Машей, да и вообще старался держаться от неё подальше.
Маша шла, автоматически переставляя ноги, словно робот, и ничто её не радовало: ни поляна, на которой они собирали первую землянику; ни озеро в жёлтых кувшинках, на котором они сделали привал и плавали целый час, пока всем не надоело. – «Досыта» - определил Саша и повёл группу дальше. Ничто, ничто не радовало Машу!
Миша шёл впереди, рядом с Сашей, и о чём-то увлечённо ему рассказывал. Он не обращал внимания ни на кого из девчат, а её, Машу, просто избегал, словно она зачумлённая. Но худшее ожидало её впереди…
На очередном десятиминутном привале (санитарно-оздоровительном, как метко определила Люба) Миша вытащил из рюкзака объёмистый термос.
- Что там у тебя?
- Сейчас увидите, - улыбнулся Миша. – Ну-ка, девчата… Люба, Наташа, Марина, доставайте чашки! Налью вам волшебного зелья. Без градусов (кто не знает, за зелье с градусами Саша удалял «игроков с поля», и о том, чтобы снова попасть в группу, им можно было уже не беспокоиться). Сейчас удивляться будете… – в Мишиных глазах плясали бесенята, предвкушая удовольствие.
Девчонки восторженно охнули. Маша полезла было в рюкзак за чашкой и… остановилась, запоздало сообразив, что её не пригласили – Миша не назвал её имени, хотя девчат в группе было всего четверо. Маша посмотрела в его сторону. Миша отвёл глаза. Маша сунула чашку в рюкзак и сосредоточенно в нём копалась, будто что-то искала… А Михаил, старательно её не замечая, уже угощал девчат, наливая им из термоса что-то тёмное…
- Такой необычный вкус… Здорово! – оценила напиток Наташа.
- Вкусно как! В жизни такого не пробовала, - восторженно призналась Мише сестра Павла Марина.
- Ну, деточка, ты ещё многого в жизни не пробовала. Тебе восемнадцать-то есть, или не исполнилось ещё? Детям это пить нельзя, - развлекал компанию Миша.
- Да мне девятнадцать уже, - испуганно сказала Марина.
- Ну, тогда можно, - великодушно разрешил Миша. – Тогда я тебе ещё налью.
- Что мы пьём? – спросила Люба, держа обеими руками кружку, в которую лилась из Мишиного термоса тягучая бордово-вишнёвая струя.
Миша пустился в обстоятельный рассказ о своих друзьях с Дальнего Востока, об экспедиции на Сихотэ-Алиньский хребет, в которой ему довелось поучаствовать, и об удивительных травах с чудодейственными свойствами, из которых и был изготовлен этот напиток.
- Друзья привезли, - хвастался Миша, сидя в окружении «дам». Его восторженно слушали, смотрели с уважением, задавали вопросы…
- Травок здесь много, но главная – элеутерококк. Он здорово прибавляет сил, да и настроение поднимает. Сами сейчас почувствуете… Ну, как? Чувствуете? Пошло? - девчата утвердительно кивали, глядя друг на друга горящими глазами и ощущая, как внутри разливается незнакомая, упругая сила, прогоняя усталость.
- Ну, я же говорил… Только много пить нельзя, так что добавки не будет.
Люба с Наташей шептались о чём-то, прихлёбывая из своих кружек элеутерококковый чай. Миша налил обеим по полкружки, больше, сказал, нельзя.
Пашина сестра Маринка пила осторожно, словно прислушиваясь к себе. Смотрела с восторгом на Мишу. – «А я уже чувствую! Уже силы прибавилось! Вот здорово!!»
- Ну, кто ещё хочет приобщиться? – пригласил Миша, и все полезли за кружками: каждому хотелось попробовать чудодейственный Мишин эликсир.
Маше тоже хотелось, но она не подошла. А Михаил, словно не заметив этого, наливал ребятам из термоса чудо-чай и говорил, говорил… Его слушали молча и ловили каждое слово…
Маша чувствовала себя так, словно на неё упало здоровенное бревно, а ей надо было идти дальше и нести это бревно на себе. Никто на неё не смотрел – все, обступив Михаила, смаковали волшебный напиток. Разговор шёл о Дальнем Востоке – надо бы туда смотаться. Организовать поход, сколотить группу.
- Вот в том же составе и двинем! – загорелся Саша. – А что? Говоришь, друзья у тебя там, вот и подскажут нам, помогут с маршрутом определиться, где интересней всего… Только отпуска надо всем в одно время… - Саша уже строил платы дальневосточного похода, перемигиваясь с Наташей.
- А почему бы нам не поехать? Кто нас остановит? – завила Наташа, и – не было в этот миг на свете человека счастливее Саши. Повезло Сашке с женой, с завистью подумала Маша. – И Наташке с ним повезло… А вот она, Маша, на Дальни Восток «в том же составе» не поедет, даже если будут уговаривать…
… А никто и не уговаривал. Допивали элеутерококковый чудо-чай, надевали рюкзаки…
- Слу-ууушай… У меня и вправду сил прибавилось, рюкзак лёгким стал, словно пёрышко! А ты чего не пила, не захотела? Ну и зря. Очень вкусный, никогда такого не пила, терпкий, пряный, и пахнет незнакомо как-то… - щебетала Люба. Машу душили слёзы, она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать, и не могла ответить Любе. Вот сейчас – Маша глубоко подышала… - Вот сейчас она подойдёт к нему и скажет при всех: «За что ты так со мной? За кружку? Глупо. Я ведь так старалась… Я же не знала где чья, я встала рано… всю посуду перемыла, котлы песком отдраила, и миски… Так в чём я перед тобой виновата? Вчера глаз с меня не сводил, а сегодня не замечаешь, словно меня нет. За что ты так со мной? Неужели за кружку… всего лишь за кружку, которая лежит в кармане твоего рюкзака – тёмно-голубая, с синими черничинами на боках».
Сейчас она подойдёт к нему и скажет…
Но она не подошла и не сказала. Молча надела рюкзак, молча шла со всеми по лесной тропе. Со всеми – и одна! Не удержавшись, Маша всхлипнула. И испугалась. Но никто ничего не заметил, даже Люба. Подруга, называется, - с горечью думала Маша. Ещё она думала о том, что в будущем году Саша повезёт группу на Дальний Восток. А она не поедет, откажется. Она больше не придёт в Сашину группу. Никогда.
Саша позвонил через две недели. – Маш, ты куда пропала? Пойдёшь с нами на Ковязские озёра? Двенадцать человек набралось, с тобой вместе. Пирожки не забудь!
- Я… не знаю, - пролепетала Маша севшим от волнения голосом. – А… кто идёт-то?
Саша увлечённо перечислял, вспоминая…
- Ну, мы с Натальей. Пашка с Маринкой будут. Лена с Викой – сказали, если ты придёшь, они тогда тоже пойдут. Сказали, тебя спросить и перезвонить… детский сад, понимаешь! – засмеялся Саша. – Ну, кто ещё… Борис обещался, с гитарой. Так что будет концерт!
Маше очень хотелось пойти на озёра – вода тёплая, и можно купаться целый день, а вечером они будут петь под гитару волшебные песни Визбора и Макаревича. Маше до смерти хотелось на озёра, но если… Если придёт Михаил… Он же её ненавидит, наверное. И будет старательно не замечать. Весь день. Как же это выдержать?
- Ой, мне вчера Мишка звонил, - словно отвечая на её невысказанный вопрос, бухнул Саша. – Про тебя спрашивал, придёшь или нет.
Машино сердце совершило немыслимый кульбит, перевернувшись в груди, словно акробат в цирке. Маша хотела сказать, что придёт, но от радости у неё перехватило дыхание, слова застряли в горле, и ответить не получилось. И не сразу поняла, что Саша и не ждёт ответа.
- Про тебя спрашивал! Говорит, если Машки не будет – я с вами, а если пойдёт – ты мне перезвони, я тогда в другой раз. Вот дурак! – весело заключил Саша. – Маш, ты не думай, я не собираюсь…
- Так скажи ему, что я не приду. Я к вам вообще больше не приду! – выкрикнула в трубку Маша. Сашка сообразил, что сболтнул лишнее. Он не хотел обидеть Машу, без которой в походе было как-то не так и чего-то не хватало. Саша привык к её молчаливому присутствию. Ему нравилась тихая, всегда приветливая Маша, у которой любая работа отлетала от рук. Саша всегда ей звонил, приглашал во все походы… И вот – обидел! Дёрнул его чёрт за язык…
- Маш, да ты это… Он же шутит так. По-медвежьи, медведь и есть! Ты приходи. Мишка переживет. Даже рад будет. Ведь не зря же он про тебя спрашивал, ни о ком не спрашивал, а про тебя…
- Спасибо, Саша… Спасибо за приглашение. Я не приду. – И повесила трубку.
Ну, зачем… Зачем он позвонил? Она уже успокоилась, а теперь ей снова хотелось плакать, горько и неутешно…
Телефон ожил через час. Звонила Люба. Ей не хотелось идти на озёра без Маши, и хитрый Сашка, зная об этом, перезвонил ей и дал задание: Машку уговорить, и чтоб непременно была. Нечего ей… тренировки пропускать.
Выполнить «задание» у Любы не получилось. Маша на все уговоры отвечала одно: «Не хочу».
- Из-за Мишки, что ли? – допытывалась Люба. – Он же тебе нравится, я видела, как ты на него смотрела.
- Ни на кого я не смотрела! – огрызнулась Маша.
- Скажи ещё, что я слепая, - не сдавалась Люба. – Смотрела, смотрела…
- Ну и что ж, что смотрела? Ну и что ж, что понравился? Он же ненавидит меня, Люба! И идти со мной не хочет, Сашке сказал, что если приду… - сквозь рыдания рассказывала подруге Маша.
- Ну, а ты как хотела? Ты его перед всеми на смех выставила, кому же такое понравится? – втолковывала ей Люба. – Теперь ему эту кружку долго поминать будут. Как ты его… приложила. Класс! Какой мужик такое стерпит? Ну, ты, Машка, даёшь… Сделала из парня посмешище, а сама удивляется, за что же он обиделся…
- Маш… а вот скажи… ты зачем его так приложила? – помолчав, спросила Люба. – Мировой парень, а на тебя-то как запал, весь день вокруг крутился… и докрутился, получил по полной программе.
- Да кого я… приложила? Ты же знаешь, я всегда мёрзну, и раньше всех встаю, надо ж мне чем-то заняться было, не сидеть же просто так… Вот, посуду драила, - оправдывалась Маша, понимая, что подруга права: вот так, именно так это выглядело со стороны.
- Что теперь делать? Что мне делать, Любочка, скажи… – плакала Маша в трубку.
- Да ладно тебе… Иди, собирай рюкзак. Раз такое дело… На Сашке свет клином не сошёлся. Пойдём завтра к Маркову, он по Савёловской дороге идёт, на водохранилище. Там места красивые, и группа у него, говорят, замечательная. Мировая! Хочешь, пойдём с ним?
- Хочу…
...............
С Сашей они встретились через два года, случайно. В группе Маркова, в которой Саша появлялся иногда – в качестве туриста (его узнавали и говорили: «Смотрите, вон Сашка Самолётов – прилетел!)
Саша звонил ей с полгода – звал, приглашал, уговаривал, потом всё-таки отступился: Маша отказывалась наотрез и беззастенчиво врала, что в походы она больше не ходит. Не появлялась в группах, где могла его встретить. Не звонила. Исчезла. И теперь не знала, что сказать в своё оправдание.
- Маша!! Сто лет тебя не видел! Давай, рассказывай, как у тебя дела, с кем ходишь? (прим.: имеется в виду руководитель группы походов выходного дня, расписание "вывешено" на сайте mgctk.ru)
- Да я… со всеми хожу, - был ответ.
- А ко мне когда придёшь? – не отставал Саша. – Ты приходи, Маш!
- А твой друг… Он ведь не придёт, если я приду? – выговорила Маша непослушными губами.
- А-аа, ты про Мишку? Ой, мы эту его кружку вспоминали – целый год забыть не могли! Здорово ты его, с кружкой-то… А Мишка-то уехал. Совсем. В Штаты. Брат у него там, в Калифорнии клубнику выращивает, типа фермер. Вот Мишка к нему и поехал… на клубнику.
…Уехал. Насовсем. И никогда уже – она его не увидит, и не скажет , что совсем не хотела обидеть его в том давно прошедшем лете. Не скажет, что до сих пор думает о нём и тихонько ждёт – вдруг позвонит Сашка и скажет: «Маш, собирай рюкзак и чтобы завтра на вокзале была как штык! А то Мишка по тебе соскучился, говорит, где же Маша с пирожками, Медведь заждался, так и передай!». И Саша передаст, и они встретятся…
Он никогда ей не позвонит. Он так и уехал – с обидой. Так и не понял, за что в тот далёкий июньский день незнакомая девушка, которой он, ко всему прочему, нравился и которая нравилась ему, так глупо над ним пошутила. Обидно и жестоко. Уехал. Навсегда. Ничего уже не вернуть, ничего не исправить.
- Он тебе пишет? – упавшим голосом спросила Маша.
- Пишет! В гости зовёт, приглашение нам с Натальей прислал.
- Поедете?
- Да вряд ли. Наташке рожать через полгода, с деньгами – сама знаешь как…
- Неужели никак нельзя поехать?
- Ну, можно, конечно. Дня на три. Можно и на неделю. Мишка, конечно, не выгонит, но неудобно его стеснять. А ехать в Америку на три дня – глупо. И дорого очень. Один перелёт знаешь сколько стоит? И обратно столько же. А что мы там за три дня увидим?
- А подольше нельзя погостить? Дней десять хотя бы?
- Можно, конечно, - легко согласился Саша. – Хоть месяц. Только жить придётся в гостинице. А гостиница там – знаешь сколько стоит…
Маша не знала. Зато знала твёрдо, что если бы к ней приехали из дальних краёв старые друзья, она бы не позволила им жить в гостинице. Ни за что! Всё это прямодушная Маша выложила Саше.
- Он же твой лучший друг, ты же сам говорил… И пригласил вас в гости с проживанием в гостинице?! Так друзья не поступают!
- Ты не понимаешь, Маш… У них квартирка крошечная, на апартаменты пока не заработали, самих четверо, а тут мы с Натальей ввалимся. На месяц. Они, конечно, потеснятся, дня три у них перекантоваться можно, а больше – неудобно…
- Как это четверо? Кого - четверо? – не поняла Маша.
- Да детей у них двое.
- У кого это «у них»? – глупо спросила Маша. Глупо – потому что всё поняла.
- Он что, в Америке женился?
- Почему в Америке? Он с женой туда уехал, и с дочкой. Дочке восемь лет. А вторая уже там родилась. Александрой назвали. В мою честь, говорит.
- А он… был женат?
- Ну, сообразила наконец, - обрадовался Саша. – Я и сам не знал… Представляешь, никто не знал – из нашей компании. Мишка у нас в «женихах» числился. За девушками ухаживал, обаятельный, чёрт… Все на него западали… - счастливо улыбаясь, вспоминал Саша. – А о семье ни словом не обмолвился. И вот звонит мне как-то и предлагает рюкзак у него купить. Новый. Финский. Я о таком и не мечтал… Говорю, беру не глядя. А он мне – «Зачем не глядя? Приезжай, посмотри. Может, и лыжи возьмёшь? Новые, финские, с насечками».
- А ты и лыжи продаёшь? – удивился Саша. – А сам-то как, на чем кататься будешь?
- Да я вообще… от барахла избавляюсь. Уезжаю я. В Калифорнию. Там снега не бывает.
Маша слушала и думала, что всё это неправда. И не понимала, зачем Сашка врёт.
- Ну, поехал я к Мишке…
На звонок открыла какая-то женщина. Говорю, я к Михаилу. Она мне – проходите, и ушла. Квартира огромная, дверей штук пять, в прихожей вешалка общая, всего понавешано – и детского, и женского… и куртка Мишкина висит! Ботинок тоже - с десяток. Коммуналка, видать. Девчонка откуда-то появилась и тоже – «Вы к кому?». Говорю, к Михаилу я. Она мне – «А-аа, я сейчас!» - и усвистела.
Наконец и Мишка объявился. Прошли мы в его комнату, а там… Вдоль стены лыжи выстроились – три пары, а по другой стене рюкзаки, да какие! В Москве таких днём с огнём не найти. А Мишка мне и говорит: «Тебе, как другу, первому предлагаю. Выбирай любую пару. И рюкзак бери. Остальное загоню в комиссионке.
- Не жалко?
- Конечно, жалко, но куда мне это всё?
- Не знал, что ты в коммуналке живёшь…
А он мне – «Почему в коммуналке? Это моя квартира, родители мои здесь жили, и их родители тоже…
- А что за женщина? Ну, которая дверь мне открыла…
- Да так… ну, открыла, ну и что?
- А девочка – её дочка? – допытывался Саша.
- Дочка. Наша. Восемь лет.
- Ваша?! С соседкой??
- Да какая соседка! – вскипел Миша. – Жена моя. Жена и дочь. Уезжаем мы…
Я обалдел, а он мне лыжи в руки суёт – фишеры, новенькие. Бери, говорит, в подарок, будешь меня вспоминать. И рюкзак выбирай. М не теперь ни к чему. Где я там кататься-то буду?...
Самый лучший рюкзак выбрал. Я заплатить хотел, а Мишка ни в какую…
Он всё говорил и говорил, не замечая что Маша его уже не слышит…
Дочке восемь лет - лихорадочно соображала Маша. А два года назад ей было шесть. Уже тогда… у него была дочка… семья… жена. И он никому об этом не рассказывал – даже Сашка, лучший друг, не знал!
А может, не было никакой семьи? Ведь так бывает – когда и жена, и ребёнок, а семьи всё равно нет, разбитое не склеишь. Маше вспомнилось расстроенное Мишино лицо, по-детски пухлые щёки и обиженные глаза маленького ребёнка. И отчаянно захотелось вернуться в то давно прошедшее лето, в то июньское утро. Она бы бросилась Мише на шею, расцеловала бы в горящие от обиды щеки – на глазах у всех. И сказала бы, что она, Маша, его любит… И он бы никуда не уехал, остался бы с Машей, а его дочку они брали бы к себе на выходные, и Маша бы не возражала, если бы и насовсем. Она ведь так похожа на своего отца… Такие же щёки, такие же губы…
Но – некому было это сказать. Всё осталось в навсегда прошедшем лете - и Миша, и голубая кружка с синими ягодами, и Мишина глупая обида, и Машина никому не нужная любовь.
- Будешь Мишке писать, привет передавай от меня, - сказала она Саше. Заставила себя улыбнуться, прогоняя воспоминания, и подставив лицо тёплому ветру, зашагала вперёд, догоняя группу. Саша стоял и смотрел ей вслед. «Разбитое не склеишь, прошлое не вернёшь, – думал Саша. – А ведь если бы не эта история с кружкой, они могли бы…»
………………
В Калифорнию они с Натальей не поехали.
………………
Из Машиного стихотворения:
«Захлестнуло сердце горе. Разлилось широким морем…
Горе длится… длится… длится… Никогда не прекратится!
Яркий шёлк цветущих вёсен превратило горе в осень.
Ничего не происходит. Дни проходят. Жизнь проходит.
Как песок, течёт сквозь пальцы… Ни песчинки не осталось.
За незримою чертою – знаю – встретимся с тобою,
И для нас с тобой навеки будет солнечное лето!
Там, в давно прошедшем лете пахнет донниковым цветом.
Там в лугах гуляет ветер, солнце ласковое светит…
Не расстанемся с тобою мы в давно прошедшем лете,
В навсегда ушедшем лете… Только – как поверить в это?..»