Первая публикация: газета для школьников «Открытое небо» № 3 (23) 2010
рис. Алексей Крупышев, школа № 80, 1 "в" класс
Я буду писать документальный рассказ, основанный на воспоминаниях моей бабушки, Степановой Антонины Сергеевны. Люди, пережившие блокаду в Ленинграде, очень неохотно делятся своими воспоминаниями об этих страшных днях. Не буду описывать кошмары и ужасы, связанные со смертью, расскажу о дружбе и взаимовыручке ленинградцев-блокадников. Не знаю, имею ли я на это право, но, думаю, бабушка бы на меня не обиделась – буду писать от первого лица – от лица бабушки. Она умерла, но моя семья хранит о ней самые светлые воспоминания.
Из воспоминаний моей бабушки:
«Блокада началась 8 сентября 1941 года. Постепенно съедали всё, что было хотя бы немного съедобного. Съели кошек и собак, из столярного клея, который готовился из копыт животных, варили студень.
Норма хлеба постепенно убавлялась, и хлеб мало напоминал настоящий хлеб. Я жила в большой коммунальной квартире, в доме 10 по Митрофаньевскому шоссе, было много соседей. Жили дружно, делились радостями и печалями.
Из окна моей комнаты было видно, как стреляли вражеские пушки. Бомбили с самолётов по нескольку раз в день. Началась большая смертность. В квартире умерли все мужчины, в первую очередь умирали пьющие.
Как-то соседке удалось достать немного овса. Мне дали горсточку. И при свете фитиля коптилки пальцами я с тётей очищали каждое зёрнышко и ели.
Электрического света уже не было, нечем было топить электростанции, трамваи остановились там, где их застал отключённый ток. Работало только радио. Это была связь с миром.
Одна из соседок – Евдокия Иванвона Данилова – тоненькая, изящная, тихая, училась на фармацевта, жила с мужем Борисом и сыном Петей.
В один из февральских дней 1942 года, когда я уже умирала от дистрофии, она вошла и, улыбаясь, поставила передо мной стакан риса.
- Откуда?!
- Соседи собирали по чайной ложке.
А на мой вопрос: «А как же твои?» - тихо ответила: «Бореньку уже не спасёшь, а Петруша пока терпит».
Благодаря этому стакану риса, я выжила и встала на ноги. А мужа её мы вскоре похоронили.
Водопровод и канализация не работали, все нечистоты выливались на улицу и во дворы, туда же выносились тела умерших от голода. Сил было настолько мало, что говорить было трудно, тем более двигать руками и ногами.
В апреле 1942 года надо было убирать дворы и улицы, иначе начались бы разные эпидемии. Грязный лёд полуживые жители Ленинграда скалывали ломами и топорами.
Невозможно рассказать словами, что нужно пережить, но не было сомнений в том, что враг будет уничтожен.
Когда меня перевезли по последнему апрельскому льду по Дороге жизни в Кобону, то я увидела военного с собакой. Я смотрела и не верила своим глазам: «Живая собака! Значит, жизнь продолжается».
Через месяц меня зачислили в батальон аэродромного обслуживания. Двигались мы по фронтам до самого Днепропетровска. Была я сразу и художником-оформителем, и библиотекарем, и дежурным телефонистом.
Вернувшись в 1945 году в свою ленинградскую квартиру, была рада встрече с соседями и особенно с Евдокией Ивановной. Переступив через порог комнаты, я растерялась: пусто, ни одной вещи. Как вдруг постучалась одна соседка, другая, третья. Оказывается, вещи были у них и все сохранились.
Евдокия Ивановна фармацевтом так и не стала. В войну нужны были в Ленинграде шофёры, и всю блокаду эта маленькая хрупкая женщина возила по Дороге Жизни на тяжёлой машине хлеб для жителей блокадного Ленинграда. Возила тонны хлеба, а муж умер от голода и водянки (это очень страшно), и даже не допускала мысли отщипнуть крошечку».
И снова от себя:
Очень хочется, чтобы в нашем прекрасном городе Санкт-Петербурге было как можно больше ленинградцев. Не по происхождению, нет! Пусть жители нашего города, независимо от их происхождения и национальности, будут такими же честными, самоотверженными, культурными, сочувствующими чужой беде, как моя бабушка и её соседи. Пусть хранят культурное наследие нашего города и помнят о тех, кто сохранил его для нас.
Война, блокада, голод,
Смерть, стужа, страх и холод.
На улицах – трупы,
Холодные чёрные трубы.
На заводах – старики и дети,
Окружённые запахом смерти.
Книгами топят печки,
Свет – коптилка, роскошь – свечки.
Из проруби – вода,
125 грамм хлеба – дневная еда.
Взрывы, бомбы, снаряды.
Валенки и ватник – лучшие наряды.
Каждый газон – огород.
Истощённый, голодный народ
Слушает сердца город стук –
Метронома размеренный звук
И Шостаковича симфонии звуки…
Преодолевая все боли и муки,
В Консерваторию люди идут.
Весь город – огромный редут.
Все знают и верят – враг не пройдёт,
Доступа к городу он не найдёт.
Все знают – город будет.
Все верят – саду цвесть,
Когда такие люди в стране великой есть.
Антонина Григорьева, школа № 91, 6 класс, 2010