Мама

Анна Петросян
В «Звездочку» за красотой

…длинная послеобеденная очередь к Люсе, известному и уважаемому в округе парикмахеру.  Походы в «Звездочку» к Люсе – одно из самых желанных моих развлечений, сулящее несколько часов радостных впечатлений. Становимся и мы.
За разговорами мамы с другими женщинами и наблюдениями за людьми и природой время пролетает быстро. Через какое-то время мама уже смирно сидит под космической сушилкой. И вот мир получает самую красивую и сияющую маму! Какие у нее блестящие волнистые каштановые волосы и теплые глаза. Она всегда улыбается. Хотя нет… не всегда. Но сейчас она просто королева, и все, разумеется, на нее смотрят, пока мы пешком идем домой в «Дружбу». По дороге она то и дело останавливается – поболтать и обменяться новостями со встречными людьми. Это просто немыслимо: ее все знают! Меня смущает момент, когда она сообщает что-то важное собеседнику, сдабривая речь крепким словцом, и закрывает мне уши своими пальцами. Но за волосами пальцы не попадают, куда им нужно, и я все слышу. Папы еще нет дома, и мама, переодевшись, тут же принимается за дела. Мне хочется, чтоб королева длилась и длилась. Но нет, мы пришли туда, где труд важнее красоты. Если она мне дает задание, выполняю спустя рукава, если нет – иду играть с котятами и щенятами. Мама нечасто ходит к парикмахеру. А мне хочется, чтоб каждую неделю. И еще я всегда держу натертыми до блеска (хотя они и так блестят) ее черные лаковые туфли на высоких каблуках.  Но их она надевает еще реже, чем ходит к парикмахеру. А жаль. У нас очень красивая мама. Мне всегда кажется, что папа боится, что другие увидят ее неотразимость, и не одобряет наряды и хоть какое-то внимание своей внешности. Ему повезло: мама не красится и у зеркала проводит минимум времени. Она слишком много работает. Дом, сад и огород съедают ее время. Но сил у нее всегда достаточно. Это удивительно.

«Здравствуйте, девочки!»

Крайне редко, да почти никогда не видела я маму смущенной, растерянной, поникшей. Наша мама – это солнце! Но был случай. За три года моей учебы в лазаревском лицее мама там побывала дважды. А это для нее рекорд, потому что в нашей макопсинской школе она бывала и бывает часто: эту старинную школу она сама окончила, ее сестры и друзья, мы, трое ее детей, дети ее сестер и друзей, а теперь уже и внуки сестер и друзей. Так вот… у нас в лицее была шестидневка. Учились мы много и подолгу. Видимо, мама приехала в Лазаревку по своим делам и решила заглянуть ко мне, зная, что я еще на занятиях. То ли из-за жары, то ли из-за чего-то другого дверь в кабинет, где шел урок, была приоткрыта. В фойе второго этажа было тихо. Учительская была открыта почти всегда. Так и на этот раз в ней находилось несколько учителей. Мама, обожавшая школу как таковую, легкая в общении и оптимистичная, заглянув в учительскую, в своей обычной манере поздоровалась: «Здравствуйте, девочки!» Как многие дети издали узнают и чувствуют голос родителей, я тут же узнала мамин голос. Стало так тепло. Но через долю секунды разразилась гроза. «Какие еще мы вам «девочки»? Это, между прочим, школа! Что за слова вы себе позволяете!» - я не сразу поняла, кто напал на мою маму. Но догадалась, что это учитель химии (отличный профессионал, который помог мне полюбить этот предмет), которая на тот момент страдала от депрессии (скончался муж, который тоже работал в лицее). «Я… вашего возраста, поэтому вас так назвала», - пыталась оправдаться мама. «Я мама Ани Петросян…» - добавила она уже совсем тихим голосом. «Ааа, так бы и сказали», - ей примирительно кто-то ответил.  Я встала и вышла к ней навстречу. Двери нашего кабинета были по диагонали от входа в учительскую. Она увидела меня, подошла. Впервые я видела маму такой растерянной и расстроенной. Она шла увидеть меня, просто поделиться теплом, и вдруг в ней что-то произошло. «Прости, если я все испортила», - сказала она. Наша мама – львица и могла бы разнести в пух и прах любого, кто встал на ее пути. Но это была школа – священное место, тем более школа, где ее дочь показывала хорошие результаты. Да и войны как таковой не было. Просто недопонимание и странное стечение обстоятельств. Мы попрощались, и она тихо ушла. Занятия у нас еще продолжались. Сидеть и думать было невыносимо. Хотелось обнять маму и сказать, что это просто недоразумение, которое скоро забудется. Я понимала и чувствовала, что чувствует она. В нашей старой школе ее все знали и любили: там еще работали ее сверстники, учившие нас, она навещала также и старых учителей. А скольким детям она помогла полюбить тот или иной предмет, всего лишь с юмором и знанием дела посоветовав хорошо учиться, чтоб осуществлять мечты. И там, в макопсинской школе «Здравствуйте, девочки!» означало: «Я вас люблю и уважаю, вы молодцы, что учите наших детей». Но в другой школе, где ее никто не знал, эти слова были восприняты верхом фамильярности…
Даже спустя 20 лет мне иногда кажется, что воспоминания о том случае доставляют ей душевный дискомфорт. Однажды даже, когда я уже училась в институте и шла на красный диплом, мама призналась: «Мне кажется, тебе не дали серебряную медаль из-за меня: зачем я тогда пришла?» Нет, мама, твоей вины в этом уж точно нет. Судьба есть судьба. А история с медалью меня научила одному: «не стоит ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Научила, да. Но я с удовольствием этим знанием… не пользуюсь. И слава Богу.

Слезы в электричке

Наш прекрасный брат поступал в институт. Был 1989-й год. Прилежный ученик, комсомолец и джентльмен, удостоенный путевки в «Артек», много читавший, грамотно говоривший и писавший. Он решил поступать на физкультурный (не поверите – из благородных побуждений помогать детям в школах приобщаться к спорту и здоровому образу жизни), как его друг, уже учившийся в Майкопе, поехал и начал сдавать экзамены. Мама в качестве группы поддержки отправилась к нему, захватив и меня. Не помню, ночевали ли мы в Майкопе. Помню вольер с красивыми пушистыми ламами. Потом – вакуум. И мамина истерика в электричке, которая везла нас домой. Она так громко рыдала, что люди не знали, что делать и как помочь. Я сидела напротив, пыталась ее успокоить и, кажется, тоже плакала – от смущения и недопонимания ситуации.
«Они другой ручкой ему ошибки вписали! Я выпросила тайно его сочинение!» - всхлипывала она. «Но это же подло и несправедливо! Это его мечта!» Не помню, как мы приехали домой. Потом были долгие скитания брата по недружелюбному  и обманувшему ожидания Майкопу, он устроился на работу. И через год поступил на аналогичный факультет в Ростове. Как я узнала позже, в тот год в вузе, куда он поступал, было негласное правило не принимать абитуриентов с армянской фамилией. До сих пор не понимаю причин такого явления. Значит, тогда так надо было. Просто очень жаль маму, которая всегда была честна с людьми и ждала такого же от них и от жизни, но не всегда они отвечали ей взаимностью. Но малое горе защищает от большого, - так говорят. Надеюсь, с тех пор мы все научились верить в правильность событий в нашей жизни и не обижаться на так называемую несправедливость. Жизнь все же знает больше нас…

Продолжение следует...