Папа

«Это стыдно»

Мое первое воспоминание о папе, четкое и яркое, связано с новым для ребенка явлением и понятием – стыд.
Не помню точно, сколько мне было лет, может быть, два или три года. Я, маленькая и голенькая, вожусь в своей (нашей с мамой) комнате. Знаю, что в гостиной сидят родители. Бегу к ним, прыгаю на диван, начинаю крутиться, падаю, встаю, пытаюсь обратить на себя внимание. Мне комфортно и весело, на мне ничего нет.
И вдруг мама в первый раз смотрит на меня строго. И папа тоже. Я в недоумении. Что случилось?
Папа отворачивается. Мама накрывает меня покрывалом.
- Это стыдно – так играть, - говорит кто-то из них.
И я понимаю, что причина их строгой реакции – мои финты на диване в голом виде. Все, что-то новое пришло. Ну, ладно.

Дина

У рыжеволосой бабушки с улицы Кольцовой мама взяла для меня рыжего щенка – пушистого и очень симпатичного.
Брат почему-то назвал собачку Диг, потом стал звать Динго. Но я-то знала, что это Дина. Почему мне так нравилось это имя, не помню. Но факт.
Я стала гулять с Диной по нашей улице Майской. У меня спрашивали, что это за порода. Гордо и со знанием дела отвечала: «Это лисья порода». Про «лисью породу», видимо, мама придумала: у собачки был характерный рыжий окрас и острый носик.
Однажды папа, видя, как мы с Диной гуляем туда-сюда по улице, предложил пойти гулять с ней вдоль речки Макопсе. Я обрадовалась, потому что этот маршрут мне казался «взрослым» и полным таинственных впечатлений. Прежде чем попасть на дорогу для прогулки, нужно было перейти мост. Дина была еще щеночком, мы ее не всегда вели на поводке, потому что она обычно послушно бежала рядом. Но перед мостом наш рыжий комочек остановился в раздумье. Мы пошли по мосту, она – нет. Папа уже был на другой стороне дороги, я стояла посередине и звала «Дина, Дина»… Но она не двигалась. Тогда я решила перенести трусишку на руках. Пока я возвращалась к ней, собачка подбежала к реке и бросилась в воду. Когда я подошла к берегу, она уже вовсю гребла своими маленькими лапками в направлении другого берега. Я побежала к папе. С противоположной стороны реки мы стали звать ее. Она старалась изо всех сил. Было видно, что это ее первое водное геройство. Но почему пробежке по мосту она предпочла опасное преодоление реки вплавь? Маленькая и непредсказуемая.
Папа выловил ее на том берегу. Динка дрожала и поскуливала. Мы побежали домой – греть и успокаивать ее. Завернули в теплую тряпку, угощали молоком. Она обсохла и уснула.
После этого случая я переводила ее через мост на поводке. Через какое-то время она осмелела и уже бежала по доскам над рекой сама. На той стороне нас ждали поляны с цветами, серебристые ели вдоль набережной, дикая сирень, виды гор и птицы.

В поход за лопухом, или Орлиное гнездо

Папа обожал ходить в горы. И просто так, и с целью. Два-три раза в год – весной и осенью мы отправлялись всей семьей за лопухом – пугром. Армяне из него соленье делают, консервируют. Полезная еда, богатая йодом. Этот лопух обычно растет далеко в горах у ручьев, вдали от пыли. Берут только трубчатые стебли. Чистят, нарезают, варят, маринуют, едят. Но прежде… Надо хорошо снарядиться: взять мешки побольше, палку поудобнее, нож поострее.
Папа отлично знал «лопуховые» места.
Мы карабкались по руслу горного ручья вверх, отмахивались от комаров, глубоко вдыхали чистейший воздух. Папа, мама, брат, сестра и я.
И вот мы поднялись на самый верх. Выше – только деревья. Среди огромных валунов прямо на камнях раскинулось оно – огромное орлиное гнездо. В нем вполне мог расположиться взрослый человек. Сложено оно было исключительно из веток. Аккуратное, аскетичное, загадочное. Огромное.
Мы, завороженные увиденным, стояли у гнезда. Потом папа тихо сказал по-армянски: «Молчите и ничего не трогайте». Мы, молча, в восхищении обошли птичий дом, перешли на левый берег ручья и принялись срезать лопух и складывать стебли в мешки.
Уставшие и впечатленные, спускались к машине. Уже дома за чисткой пугра каждый вспомнил свою историю незабываемого зрелища в горах. До сих пор помню, как бережно и точно были прилажены друг к другу огромные ветки, образуя овал. А рядом журчал ручей. И где-то парили гордые и прекрасные птицы.

Али Ильясович Нибо!

Папа очень редко восхищался людьми. Его хорошее отношение не выражалось словами, оно просто или было или нет, когда он говорил или молчал с кем-то.
Папа умел красиво «кусать» людей, которые пытались кем-то казаться. Он моментально считывал душу и намерения любого человека – знакомого или незнакомого.
Если папе человек был приятен, это сразу чувствовалось. В их обществе мне, ребенку, было спокойно, тепло и весело.
У нас был сосед – адыг – дядя Али. Очень добрый и отзывчивый, любящий свою жену, дочерей, внуков. Он работал лесником.
Папа относился к нему с большим уважением. Я думаю, в первую очередь потому, что дядя Али был собой, никого из себя не строил, принимал людей и жизнь такими, какие они есть, любил природу. Он был улыбчив и молчалив. Когда ему от лесничества дали участок земли, они с женой ушли жить на дачу, оставили дом старшей дочери с детьми. Если мы ездили в лес, обязательно заезжали в гости к дяде Али и тете Тамаре. Еще издали увидев его – сидящего у реки или косившего траву, - папа радостно восклицал: «Али Ильясович Нибо!». Говорил он это с удовольствием и так задорно, что мы с дядей Али всегда смеялись. Папа возил ему сигареты, хлеб, соль, растительное масло. Дядя али угощал нас мамалыгой и овощами с грядки.
До того, как выйти на пенсию, Али Нибо в лесничестве было поручено следить за порядком на его участке и охранять «Алиев парк» - рощу молодых сосен по дороге в аул Наджиго. Когда мы проезжали по дороге на машине, среди деревьев можно было увидеть сидящего на корточках мужчину и дымок над его головой. К новому году дяде Али разрешали срубить несколько сосен. В один из дней последней недели декабря под вечер он появлялся на улице, таща за собой три-пять тяжелых дерева. Потом раздавал соседям.
Когда он стал болеть, жена и дочери упросили его вернуться домой. Он не находил себе места, не было того простора и свободы, к которым он так привык.
Я видела, как грустил папа, слыша долгий кашель дяди Али за забором. Папа вздыхал и в задумчивости произносил: «Али Ильясович Нибо…».
Дяди Али не стало. Папа потерял человека, который своей простой жизнью показывал нам всем, как можно быть спокойным и добрым до конца, во всем.
До сих пор помню, как однажды дождливым осенним вечером сосед прибежал к нам на кухню и позвал меня есть кукурузные палочки с его многочисленными внуками. Я о таком в тот момент и мечтать не могла. А оно взяло и случилось.

Из папиного детства.

Несостоявшийся обед

Папа родился в 1939 году в хуторе Петровский Краснодарского края. Сейчас там наполовину лес – наполовину одичавший сад. Папа хорошо помнил детство. В том числе пережитые годы Великой Отечественной войны. Дедушка Арсен ушел на фронт. Бабушка Грануш одна растила семерых детей. В годы войны дети питались в основном лебедой, крапивой, кукурузной кашей. Пиром были куриные яйца или сало. Хутор, в котором жила бабушкина семья, и несколько сел вокруг, несколько раз захватывали немцы. Потом их отбивали наши. Иногда люди не успевали понять, кто их захватил или отбил в очередной раз.
Так вот, в эти военные голодные годы люди думали, в основном, как выжить. Дети – в постоянных поисках еды. Один из папиных старших братьев отыскал в лесу дерево с гнездом хищной птицы. В нем могли быть яйца – целый обед для похожих на скелетов детей. Мальчишки побежали к высокому дереву, окружили его. Маргос полез наверх. Но никто не подумал, во что он положит лакомство, добытое на макушке. Когда мальчик почти достиг гнезда, появилась взволнованная птица, стала яростно кричать, возвещая об опасности. Дети испугались и начали поторапливать героя. Папа рассказывал, что он, маленький, не совсем понимал, что происходит. Больше чувствовал атмосферу в лесу возле того дерева и то, что, возможно, есть небольшой шанс хоть ненадолго заглушить голод. Старший долез до гнезда.
- Два! – Радостно выкрикнул он. – Огромные!
Он положил яйца себе за пазуху. Дети внизу с волнением ожидали возвращения друга.
Но спускаться с высокого дерева с добычей под рубахой – труд непростой. Более того, - задача оказалась слишком сложной. И когда мальчик спустился на землю, оба яйца оказались разбиты.
Как вынесли такое разочарование те дети войны, мне трудно представить.
Папа эту историю вспоминал и рассказывал всегда с улыбкой. Годы детства для него были, несмотря ни на что, одними из самых счастливых.
 
Крещение

 Точно не могу сказать, сколько папе было лет, когда его крестили. Кажется, он говорил, - восемь или девять. Родители нескольких детей в деревне решили их окрестить и пригласили по такому случаю священника из Майкопа.
Сам обряд папа особо не описывал, говорил только, что мальчишкам все это было непривычно и любопытно. Особенно ему запомнилось, как священник их «обрызгал водой и перекрестил». После трудов приглашенному гостю полагались подношения. Селяне принесли ему все лучшее, что у них было: молоко, яйца, зелень, хлеб. И, кажется, даже жареное сало. Дорога назад была долгой, поэтому священнику отвели для ночлега отдельный домик (сарай), выделили и лошадь.
Дети отнесли провизию в его домик. Привязали у входа лошадку, да, видимо, непрочно укрепили веревки, так что лошадь ночью отвязалась и отправилась пастись в поле.
После вечерней трапезы священник уснул. Утром у входа лошади он не обнаружил, увидел ее вдалеке у леска. А так как среди вечерних даров было и горячительное, гость, употребивший его,  понял, что сам поймать лошадку не сможет. Тогда он стал громко кричать и ругать окрещенных им давеча детей, что, мол, непрочно привязали транспорт, и все в этом роде. Некоторые родители услышали воззвания гостя и отправили мальчиков, что половчее, ловить лошадь. Им это не составило особого труда, так как ноги у нее были путаны.
Нагрузив на сивку-бурку подарки, немного отрезвевший батюшка отправился восвояси.
Так папу и окрестили.

Подарок

Когда закончилась Великая Отечественная война, папе было шесть лет. Семья бабушки – молодая женщина и ее семеро детей жили в вырытой старшим сыном Зорабом землянке. Ели лебеду, крапиву, выращивали кукурузу и фасоль. Единственная семейная ценность – огромный шерстяной ковер с белыми лебедями размок и сгнил в земле, куда его закопали, чтоб не забрали немцы. Купить лачугу и еды было не на что. А в деревню тем временем пришло запустение. Но, по рассказам папы, бабушка не унывала, молилась и всегда надеялась на лучшее.
Однажды папа и его сестра Аракси, которая была старше него на два года, пошли в лес за кислицей. Подбирая яблоки с земли, с травы, они забрались в самые дебри. И вдруг увидели в кустах два перевязанных лентой свертка. Разумеется, дети их взяли и принесли домой, маме.
Бабушка, развернув принесенное, вдруг изменилась в лице и, как вспоминал папа, в первый и в последний раз в его жизни, - побила его и Аракси.
- Признавайтесь, шон лагодны (щенки), где вы взяли эти деньги? – кричала и плакала она. – У кого украли?
- Мы их не украли, - рыдали дети, - мы их нашли в кустах в лесу!
Бабушка немного успокоилась. Потом сама расплакалась… от радости.
Через какое-то время на эти деньги она смогла купить домик в соседней деревне, и семья перебралась туда.
Не помню, говорил ли папа, - знали ли они с Аракси, что нашли деньги или нет? Он только заметил, что за день до находки над их деревней и лесом поблизости кружили почему-то самолеты. Может быть, эти деньги выпали оттуда или их кто-то выкинул. Но для чего?