Муравей-путешественник

Андрей Михайлович Вербицкий
ХХХ

Жил да был один Муравей. Жил он в далекой и теплой Италии. Муравейник, в котором ютилась его огромная семья, был расположен в большом фруктовом саду, где на раскидистых ветках спели сочные ароматные персики.

Муравьи с раннего утра аккуратно ходили на работу. Им надо было все время собирать что-нибудь съедобное и относить в Муравейник. Там муравьи-няньки распределяли собранные запасы среди подрастающих личинок, из которых должны были рано или поздно появиться новые рабочие муравьи, которым предстояло ходить за съестным, чтобы няньки могли выкармливать новых личинок.

И не было отродясь у рабочих муравьев ни выходных дней, ни праздников, когда можно с друзьями пройтись по хорошей погоде. Разве что в непогоду да в ненастье не выходят муравьи из дому. Да что за радость - сидеть в темном Муравейнике, когда землю смачивают обильные струи дождевой воды! К тому же потом, когда дождь кончится, вместо того, чтобы идти за едой, всем приходится расчищать лабиринты своего Муравейника, по песчинке вынося наружу грязь, намытую вчерашним ливнем.

Но такова муравьиная доля - вечно сновать туда-сюда по делам, не зная роздыху. Да вечно ли? Век-то муравьиный уж больно короток. И весь он - сплошная работа.

Правда, никто из муравьев не ропщет - да и не роптал никогда - на такую долю. Так было всегда: и деды, и прадеды, и их прапрадеды, и Самый-Первый-На-Этой-Земле-Муравей трудились без перерыва. Так было от века. Так будет и вовеки веков.

Наш Муравей, как и все его братья (ведь все муравьи - братья, особенно если они из одного Муравейника), с утра до вечера и изо дня в день трудился и трудился: бегал по проторенным и неразведанным тропкам, искал что-нибудь съедобное, хватал своими огромными челюстями - и бегом в Муравейник.

В персиковом саду - да еще в пору урожая - чем можно было поживиться? Ясное дело - персиками. Теми, которые упали на землю, лопнули при падении от удара и начали подгнивать. Уж тут и было работы - таскать муравьиным нянькам мякоть, полную сладкого сока!

Персики, конечно, вещь вкусная - спору нет. Но - сами знаете - мало радости, когда изо дня в день приходится есть хоть и вкуснятину, но одну и ту же. Знамо дело, захочется чего-нибудь другого - оригинального - пусть даже и не такого вкусного.

Вот и наш Муравей, быстро семеня лапками по пути на работу, вдруг подумал: "А неплохо бы чего-нибудь найти такое, чтобы оно Другое было?".

ХХХ

И тут перед ним с грохотом упало что-то огромное. Муравей от страха присел на четыре задние лапки. Когда пришел в себя, он хотел было пуститься наутек - обратно в муравейник, но вдруг унюхал какой-то незнакомый запах. Это явно было нечто, что можно есть или пить. "А вдруг Это то самое Другое?" - подумал Муравей и пустился муравьиным галопом к Этому.

А Это было просто банкой из-под пива, которую перекинули через забор фруктового сада веселые немецкие туристы. Остатки пива источали притягивающий Муравья аромат. Горячее полуденное Солнце быстро осушало банку, и, когда запыхавшийся Муравей забрался внутрь, там оставалась лишь малюсенькая капля пива. Да много ли муравью надо? Муравей втянул в себя то, что оставило ему Солнце, и...

Да, это было оно - Другое. И было оно очень и очень даже вкусное. Вот бы еще немного такого же!

Но все закончилось...


ХХХ

Муравей было загрустил, но долго ему грустить не пришлось. Пиво и жара сморили его, и он провалился в Сон. Ему снилась страна, в которой на Земле лежит Это (и не одно Это, а много-премного Этого). И внутри Этого не капля сока - а тысячи, да нет - миллионы капель. И он, Муравей, каждый день с радостью спешит на работу, чтобы вобрать в себя побольше этого - Другого - сока, быстро отнести запасы нянькам и - снова за соком...

Когда Муравей проснулся, Солнце уже почти коснулось своим нижним краем Земли. Муравей заволновался: "Как же так, я еще ничего не принес сегодня в Муравейник!"

Нет-нет! Не думайте, что Муравей испугался упреков в лени или косых взглядов своих братьев. Во-первых, косо ни один муравей никогда не посмотрит, потому что глаза муравьиные видят все вокруг - так что головой вертеть не обязательно. Во-вторых, муравьи никогда не спросят друг друга, чем они занимались весь день. Ясное дело - работой. Другого просто и быть не могло.

Муравью бояться не было никаких оснований - да и не знал он, что это такое - "бояться". Просто каждый муравей, если он сделает меньше, чем может, потом очень сильно мучается, просыпается среди ночи, ворочается, будит соседей - а за это можно и получить нагоняй от братьев. Так настучат своими усиками по голове - мало не покажется. Если бы муравьи умели разговаривать по-нашему, они бы назвали это "муками совести". Но и без названия эти муки для любого муравья - сущее наказание.

В общем, Муравей засуетился, забегал - а вокруг, на Земле, как назло ни одного персика. Как быть - не возвращаться же в Муравейник с пустым животом.

Муравей остановился на минутку, потер свои усики один о другой (так муравьи делают, когда о чем-то очень сильно задумываются) и подумал так:

"Раз персиков сначала на Земле нет, а потом они там вдруг появляются, значит они туда каким-то образом попадают. Если бы они росли из-под Земли, то сначала появлялась бы верхушка, потом боковины, а уж только потом и весь персик выкатывался бы наружу. Такого ни сам Муравей, ни его братья еще ни разу не видели. Зато были страшные случаи, когда одного из братьев - а иногда и нескольких братьев - находили под персиком раздавленными насмерть. Ясное дело, никто из муравьев не станет сам залезать под тяжелый плод и ждать, пока тот его расплющит. Значит, плод сам падает откуда-то сверху. Значит, если персиков нет на Земле, их надо искать на Небе. А как туда попасть? Ну, тут уж любая муравьиная личинка знает: надо карабкаться на дерево".

ХХХ

Муравей еще только додумывал последние слова, а лапки уже несли его вверх - по стволу персикового дерева.

Муравей очень торопился: Солнце уже наполовину вросло в Землю, скоро муравьи-солдаты закроют Муравейник на ночь. Мимо бегущего Муравья проносились ветки, веточки, листья... И вот, наконец, он - персик.

Ура! Ура. Ура? Этот персик совсем не такой, как на Земле. Он твердый и сухой - его и не укусишь, только, пожалуй, челюсти свернешь. У персиков на Земле мякоть всегда была наружу. Видать, на Небе все по-другому!

ХХХ

Муравей, правда, не переставал пытаться найти выход. Точнее - вход. Вход внутрь персика, ведущий к сочной мякоти, в которую он уже так привык вгрызаться каждый свой трудовой день. В наплывающей темноте Муравей семенил по пушистой кожице плода, то и дело простукивая его поверхность усиками. И вдруг - вот он, вход. Правда, он какой-то узкий: только-только можно просунуть голову.

Из маленькой дырочки пахло персиковым ароматом...

Надо спешить: день уже почти закончился. Муравей просунул в дырочку голову и оказался в ароматной темноте. Он поднатужился, оттолкнулся всеми лапками и вполз в туннель. Впереди была пустота, а отгрызть мякоть от стенок туннеля ему не удавалось. Он попытался попятиться и вылезти назад, - но какой муравей умеет ползать задом наперед. Муравью стало бы страшно, если бы он знал, что это такое, - но муравьи не знают страха.

А как рассуждают муравьи? Если мы не можем ползти назад, значит надо ползти вперед! Так Муравей и поступил - тем более, что ничего другого ему и не оставалось. Сколько времени он полз, уж никто и не скажет. Может быть, несколько минут, а может, и несколько часов - во всяком случае не несколько дней. Ведь пока Муравей полз, он ничего не ел. А такого случая, чтобы муравей несколько дней ничего не ел, ни один (даже самый старый) муравей и не припомнит.

Наконец тесные стены туннеля внезапно раздались в стороны, и Муравей свалился в пустоту - внутрь пустой персиковой косточки.

Лишь только ему удалось встать на ноги, он бросился искать выход. Да попробуй найти выход из черноты пещеры в черноту наступившей ночи! Муравей и не пытался долго - усталость взяла свое, и он заснул - одинокий - в незнакомой пустоте.

Может быть, и в эту ночь Муравей ворочался во сне от того, что не выполнил дневную норму по доставке продуктов в Муравейник. Но он никогда этого не узнает: ведь рядом не было братьев, которые отколошматили бы его своими усиками за беспокойство.

Х Х Х

Он проснулся от какого-то хруста. В полумраке он увидел, как какое-то белое существо что-то сгрызает со стенок темницы. Муравей присмотрелся: существо ему очень напоминало муравьиную личинку. Сердце его наполнилось нежностью и сочувствием: малыш тоже попался, как и я, и не может выйти.

Он подошел к существу и нежно постукал его усиками. Существо свернулось в клубок и застыло. Муравей спросил: "Брат, как же тебя-то угораздило сюда из Муравейника забраться?".

Тут из клубка показался глаз. Существо рассматривало Муравья какое-то время, потом пробормотало: "Я не из Муравейника - я сам по себе".

"Ну уж," - не поверил Муравей, - "мы, муравьи, никогда не бываем сами по себе".

"Вы-то, может и не бываете, а я никакой не муравей. Я Червячок".

"Пусть Червячок. Все равно ты - будущий муравей, значит мой брат!", - упрямо твердил Муравей.

"Я будущий Мотылек", - с гордостью произнес Червячок.

"Рассказывай! - не поверил Муравей, - мотыльки - они совсем другие. Мы однажды съели одного".

"Какой ужас!" - воскликнул Червячок.

"Ничего не ужас. Очень даже вкусно было. Он упал на Землю прямо с Неба. Мы с братьями нашли его утром перед входом в наш Муравейник, когда собирались разбегаться по делам. Вот это был и завтрак! У него было очень сочное брюшко, а вот по бокам были какие-то сухие пластинки. Мы их отгрызли и выбросили. К чему они нам! Муравьиная Мать сказала, что это были крылья: они нужны, чтобы летать по небу. Какой там - летать по Небу! Он и по Земле-то ходить толком не мог. Еле-еле шевелил лапками, пока мы его кушали".

"Это оттого, что он уже свой мотыльковый век отлетал!" - возразил Червячок, - "Мы, червячки, живем долго, много едим, ползаем в темноте, окукливаемся, почти вечность висим в своих коконах - но все для того, чтобы на один День или на одну Ночь превратиться в мотыльков - и, кружась в Небе, ощутить легкость Полета, и Радость Встречи с другими мотыльками, и Счастье Любви!"

"Ну, не знаю, не знаю, может это и так", - пробормотал Муравей. Ему все эти слова - полет, радость, счастье, любовь - были как-то незнакомы, а если и знакомы, то не вызывали ну никаких чувств.

Но чтобы поддержать разговор, Муравей все-таки выдавил из себя: "Говорят, что и Муравьиная Мать когда-то была крылатой и прилетела в наши края издалека. У меня-то самого - да и у всех моих братьев - крыльев отродясь не бывало".

Червячок сочувственно слушал, а Муравей, немного подумав, повторил фразу из начала разговора: "К чему они нам?".

Х  Х  Х

В отверстие, через которое Муравей ночью забрался внутрь персика, пробивался яркий солнечный луч. Он приятно согревал муравьиную спинку и звал наружу.

"Ладно, пора мне идти - работа не ждет", - сказал Муравей, - "а то я и так с тобой заболтался".

Он направился было к выходу, но тут услышал, как Червячок опять аппетитно захрустел.

"Эй, что это ты жуешь с таким аппетитом?", - обратился Муравей к Червячку.

"Персиковую смолу", - с набитым ртом ответил Червячок.

"О, кстати! Надо позавтракать!" - подумал Муравей и недоверчиво откусил кусочек смолы, застывшей на стенке персиковой косточки. Это оказалось потрясающе вкусно.

Муравей немного поел, попрощался с Червячком и направился к выходу. На полдороги ему в голову пришла замечательная идея - принести своим братьям этой вкусной смолы и он вернулся.

ХХХ

Когда набитый живот не смог пролезть в отверстие вслед за головой, Муравей сначала опешил, потом, втянув голову внутрь, стал тереть усики один об другой. "Надо похудеть", - подумал Муравей. Так как лучших идей в голову не приходило, он сел и стал голодать. Время от времени он прощался с Червячком, подходил к отверстию, просовывал в него свою голову, но брюшко упрямо не хотело следовать за ней.

Муравей голодал внутри персика, слушая с раздражением, как аппетитно хрустит Червячок, поедая вкусную персиковую смолу.

Несколько раз пытался Муравей вытащить на волю свое отъевшееся брюшко. И каждый раз возвращался, садился в темноте и голодал дальше.

Муравей был очень упрямый и всегда любил добиваться своего. Он бы и теперь добился - поголодал бы несколько дней, похудел бы и пошел к своим. Но мы же знаем уже, что такого случая, чтобы муравей несколько дней ничего не ел, ни один (даже самый старый) муравей и не припомнит. Вот и наш Муравей такого случая допустить никак не мог: такого же еще никогда не было.

Он немного поел - ничего, от немного и вреда немного. Даже если сегодня ему выбраться не удастся, к завтрему он-то уж точно сумеет. К тому же уже ночь скоро: вот уж и солнечный луч давно исчез, а свет, падающий из отверстия, стал тусклым.



Х  Х  Х

Наутро, пока Червячок еще спал, Муравей, стараясь наделать как можно меньше шуму, решил на дорожку позавтракать - надо же подкрепиться перед новым трудовым днем. Так всегда было в Муравейнике заведено. Он аккуратно погрыз персиковой смолы, утолил голод. Потом вспомнил, что Старший Брат всегда говорил ему: "Ты должен запастись энергией с избытком: кто знает, какие испытания готовит тебе новый день". И Муравей еще немного погрыз смолы: Старший Брат знает, что говорит.

Позавтракав, Муравей потянулся к выходу.

"Что, очередная попытка?" - подколол Муравья Червячок, потягиваясь после сна.

Муравей сделал вид, что не услышал обидное замечание.

"Все, ухожу к своим, прощай", - бросил он Червячку на ходу.

Он просунул голову... и втянул ее обратно: брюшко не пролезало.

"Все, сажусь на диету", - сказал бы Муравей, если бы знал, что это такое.

А пока он просто сел голодать и стал расспрашивать жующего Червячка, как тот собирается наружу выбираться. Или, может быть, он здесь собирается радость Полета испытывать?

"А я себе ход прогрызу, когда время придет", - сказал Червячок, не обращая внимания на муравьиные подколки.

"Ход прогрызу... А что, это идея!", - подумал Муравей и бросился к отверстию, через которое смотрело на него голубое итальянское Небо.

Он был не лишен способности к оригинальным решениям и быстро принялся за работу. Он начал грызть со страстью и остервенением, он работал челюстями полдня, то и дело проверяя, не стало ли отверстие шире. Но к вечеру он понял, что его челюсти для такой работы не подходят. Вот у Червячка челюсти - это другое дело. Такими даже дерево можно прогрызть!

"Послушай, прогрызи ход сейчас - какая тебе разница", - обратился Муравей к Червячку.

"Сейчас не могу - не положено мне: еще рано. Но уже скоро время придет. Я наружу вылезу - и ты за мной: ты же видишь, как я вырос, скоро шире тебя буду", - ответил вечно жующий Червячок.

"Ладно", - подумал Муравей, - "ничего не поделаешь". И пошел ужинать.

Наутро он встал попозже, позавтракал и сел смотреть, как Червячок ест и набирается сил, чтобы прогрызть себе и ему, Муравью, ход.

"Долго еще ждать-то?", - время от времени спрашивал он Червячка. Тот поначалу отвечал, что нет, не долго уже, потом перестал отвечать, а потом и Муравей перестал спрашивать.

Так и проходили дни: Червячок грыз без передышки свою смолу, а Муравей коротал время между сном и завтраком, между завтраком и обедом, между обедом и ужином.
Лишь вечерами, перед сном, они перебрасывались парой слов.

Х  Х  Х

Сначала Муравей и Червячок разговаривали все реже. Потом разговоры становились все ленивее. И как-то так само собой получилось, что кроме "здрасьте" и "спокойной ночи" больше никаких слов не звучало в их совместном жилище. Да и о чем было говорить? Все уже было переговорено.

К тому же и будущее каждого из них было совсем разным. Червячок все время готовился стать Мотыльком, мечтал о Полете, радовался заранее легкости и счастью. А Муравей и вовсе не знал, что его ждет - жил себе просто так, механически и безо всякого удовольствия шевеля челюстями во время еды, засыпая и просыпаясь не по команде Солнца, а когда придется.

Муравей ел и толстел, ел и толстел... Он больше не подходил к окошку своей темницы, чтобы посмотреть на волю.

Х Х Х

Проходили дни, пролетали ночи. Червячок все время ел и рос, ел и рос. Муравей иногда глядел на Червячка и думал: "Какие ему крылья? Такой жирный! Только и сможет, что об Землю шмякнуться. Вот и весь полет!"

Однажды вечером Червячок сказал Муравью не "спокойной ночи", а "прощай". Муравей не обратил на это никакого внимания - какая разница, что говорить, когда говорить нечего. Он повернулся, чтобы не видеть Червячка в сгущающейся вечерней тьме.

Когда стало совсем темно, Муравей слушал, как Червячок хрустел громче и дольше обычного. "Наверное, проголодался", - недовольно подумал Муравей. Потом хруст прекратился: то ли Червячок перестал работать челюстями, то ли Муравей заснул.

Утром света было больше чем обычно. Муравей лениво огляделся вокруг, и в этом новом, непривычном свете увидел, что Червячка нигде нет. "Я остался один!" - пронеслось в муравьиной голове, и все шесть муравьиных лапок подкосились.

Потом его осенило: "Да Червячок же прогрыз ход!" И Муравей заковылял к широкому теперь отверстию. Но отверстие оказалось не таким широким, чтобы его растолстевшее брюшко могло выйти наружу. Муравей отполз в темноту и несколько дней не подходил к отверстию.

Нельзя сказать, что Муравей сильно расстроился оттого, что его заточение затягивалось на неопределенное время, как нельзя и сказать, что его огорчало его теперешнее одиночество. Ему как-то вдруг все стало все равно.

Х Х Х

Через несколько дней Муравей все-таки заглянул в расширенное Червячком отверстие – и вдруг что-то заметил снаружи: с черешка персика свисал какой-то сверточек. Его Муравей раньше никогда не видел. Что бы это могло быть? Муравей стал присматриваться.

Сверточек зашевелился, потом лопнул, и из него выполз Червячок. Только теперь у него вместо 40 маленьких и толстых ножек было, как и у Муравья, шесть стройных лапок. Червячок посмотрел на Муравья и, если бы он умел, обязательно подмигнул бы ему. Он потряс своим тельцем, и Муравей увидел, как над Червячком раскрылись два великолепных крылышка.

Червячок, точнее Мотылек, посидел немного, греясь на Солнце. Потом крылья раскрылись, и он легко поднялся в Небо и исчез в пронзительном солнечном свете.

"Во как", - только и сумел подумать Муравей, и пошел обедать.

Х Х Х

Сколько времени прошло с тех пор, как Муравей попал в заточение, сказать трудно.
Что бы случилось с ним, если бы персик продолжал висеть на своей ветке, можно только догадываться. Ну, например, сорвало бы персик ветром, бросило бы его на Землю, - и залило бы нашего Муравья сочной персиковой мякотью, которая от удара хлынула бы внутрь его темницы. А если бы даже и не залило, все равно участь печальная: хозяин подобрал бы упавший персик с земли и отдал бы его свиньям. Пусть в свой в свиной утробе окончить - тоже удел не самый славный!

Но зачем гадать, когда мы точно знаем, что случилось с Муравьем.

В один прекрасный день хозяин со всей своей семьей вышел в сад, и все персики с веток попали в коробки, устланные мягкой бумагой. Коробки закрыли и погрузили на большой грузовик-рефрижератор. Значит, на базар повезут? А вот и нет. Если персики кладут в такие ящики, а ящики грузят на такие машины, то это значит, - да это каждый мальчишка из местной деревни знает! - что персики отправляются на экспорт, в Германию.

Но Муравей-то этого не знал. Проснувшись после полуденного сна, он вдруг с удивлением обнаружил, что его окружила кромешная тьма, и что ему что-то стало холодно. Даже Звездочки не заглядывали в ход его пещеры. Значит, это не Ночь! А что же тогда? Может это Зима? Помнится, Муравьиная Мать рассказывала, что в это время Муравейник на много дней закрывается, и все муравьи сидят в кромешной тьме и греют друг друга. Не все муравьи могут дожить до Зимы. И не все муравьи могут ее пережить. Наверное, это уже началось.

"Довелось-таки мне Зиму увидеть!", - воскликнул вслух Муравей. Видать любопытство не оставило его.

Но он тут же печально подумал: "А кто меня согреет и кого согрею я в эти трудные Зимние Дни?"

Он не нашел ответа на свой вопрос и заснул. И спал несколько дней, пока ящики с персиками ехали в Германию.

Х Х Х

К чему долгие рассказы, когда рассказывать нечего? Одним словом, купила одна немецкая девочка персики (а среди них и персик с Муравьем). Она с родителями собиралась ехать в Италию, поэтому персики взять в дорогу - самое милое дело.

На следующий день погрузилось семейство в машину - и в путь. Ехали долго, так долго, что того и гляди персик с Муравьем опять до Италии доедет. Но решили, наконец, остановиться: передохнуть, перекусить. Поели, попили, добрались до персиков. Разломила девочка персик, и косточка тоже на две половинки распалась...

ХХХ

И тут раздался крик мамы:

"Какая гадость! Вы только посмотрите, что внутри косточки такое!".

Папа посмотрел и сказал:

"Никакая не гадость. Очень даже милый муравей - только очень жирный. Видать, забрался внутрь, а выбраться обратно не мог. Вот и растолстел от обжорства и от безделья".

"Раздавите его немедленно", - не унималась мама. И, видя, что все бездействуют, решила сама свой приговор привести в исполнение.

Но девочка схватила косточку с обалдевшим от яркого света Муравьем и побежала прочь от стола. Она аккуратно положила косточку на землю - под дерево, где кто-то свалил в кучу банки из-под пива.

XXX

Муравей сначала не мог понять, что происходит, а потом вдруг ощутил свободу. Солнце пригревало, легкий ветерок доносил до него разные незнакомые запахи. И вдруг он ощутил какой-то знакомый запах - откуда-то из самых глубоких уголков памяти внезапно его озарило: да это же Другое, то, что я так все время хотел найти!

Он встал на слабые лапки и засеменил на запах Другого. Он забрался внутрь банки из-под пива. Пива (или, как он называл, Другого) там было столько, сколько он и не ожидал увидеть. Он вобрал в себя несколько капель и собрался уже было отправиться в свой Муравейник, как вспомнил, что Муравейник его где-то далеко.

Если бы он мог плакать, он бы, наверное, заплакал. Но он не заплакал, потому что не умел. Да и вообще, ни один муравей никогда еще не плакал.

Муравей, сидя на краю банки, разомлел под Солнцем, заснул и увидел во Сне Страну, где со всех деревьев падают на Землю душистые персики.