Вспоминая прелести периода «когда деревья были большими», многое всплывает как в эйдетизме. (Понимаю, что сразу огорошила не всенародно популярным термином, и всё же убедительная просьба – НЕ путать с идиотизмом, хотя в некоторых случаях сходство вполне очевидное). Стоит только залезть в кэш, как тут же открываются видео-файлы, начинающие с упрямым постоянством мельтешить перед глазами. Чего тут только нет!? И заветные «секретики», спрятанные под стёклышко, и драки «стенка на стенку», и самые разные игры, типа пряток в «барском» доме, «казаков-разбойников» и прочих вышибалок /догонялок с колечками и без.
Но «красной нитью» через всё детство проходят демонстрации! Казалось, они и сами были именно КРАСНОГО цвета из-за несметного числа знамён, транспарантов и – конечно же! – кумачовых скатертей, являющихся неизменной атрибутикой пионеро-комсомольско-партийных заседаний, количество коих перед всесоюзными праздниками резко возрастало.
Кое-кто мне возразил, мол, маловато зелёного. И это правда. Грозный был невероятно богатым в этом отношении городом. Но к буйству зелени я уже привыкла и воспринимала, как само собой разумеющееся. Подумаешь, через весь центр по проспекту Победы (бывшая Августовская) проходит замечательная кленовая аллея!? И что? А вот такого скопления красного для меня было только дважды в год.
Думаю, красный цвет воАще являлся цветом эпохи нашего детства: красный пионерский галстук, красные дьяволята, красный флаг СССР, красный нос у Деда Мороза... Даже игра «В краски» начиналась с присказки «Я – монах в красных штанах». Справедливости ради отметим, что иногда монах приходил и в синих штанах, но опять-таки с красной заплаткой!
Хотя, лично я никогда не видела отшельников в таком одеянии. А вы???
Баловство всё это! Цвет мужской одежды в советские времена всегда был мало радостным. Но в начале 70-х, после выхода великолепного фильма «Офицеры», в обиходе устойчиво закрепилось выражение «красные революционные шаровары», которое стало невероятно популярным и вставлялось в разговоры спонтанно и без всякого на то повода. +Такими необычными штанами наградили красноармейца Трофимова «за выдающиеся успехи в боевой и политической подготовке, а также за понимание текущего момента». Кстати, в чёрно-белой ленте актёр Георгий Юматов снимался почему-то в синих штанах, о чём рядовому зрителю не дано было знать. Этот секрет раскрылся лишь спустя 40 лет – при колоризации плёнки.
Между прочим, раскрашивание старых фильмов вызвало неоднозначную реакцию в народе. Коммунисты даже подали иск «против цветного Штирлица» в Мосгорсуд. И тут я с ними солидарна. Не представляю себе не только «весенние мгновения», но и «Отца солдата» в цвете: это всё равно, что 90 летней бабуле сделать фривольно-молодёжный макияж. Вот отреставрировать негативы – это «да», а тратить более миллиона долларов на «раскраски»? Лично я – «против».
Но вернёмся к теме.
Думается, в наше время не было прогульщиков демонстраций. Каждый находил там что-то «своё». Для одних появлялся шанс попасть в новую компашку, другим могло перепасть выпить на халяву. Но основной массе было в кайф просто оторваться и поорать на площади во всю глотку. Причём, зачастую – и не всегда то, что остальные!
Особенно любили майские праздники. И не только потому, что они более демократичны. Тут много факторов «за», из коих основополагающим являлась дивная погода – обычно аж до +20. Весь город наполнялся какими-то сладкими запахами зелени и цветущих фруктовых деревьев, которые росли практически в каждом дворе. А сирень!? Её дурманящий запах буквально висел в воздухе бело-фиолетовой дымкой. По сему для меня даже выражение «это фиолетово» ассоциировалось не с пофигизмом.
Распускались и розы на центральной аллее – предмет вожделений пацанов и мечта девчонок. Помню, после землетрясения 70-х кусты заметно поредели стараниями малышей, выбегавших на улицу с ножницами. В то время, как взрослые судорожно упаковывали в сумочки документы и деньги, дети старательно выбирали розы покрупнее и покрасивее. А действительно – что добру пропадать? И ведь страха не было, только азарт и радость по поводу появления каких-то новых непонятных ощущений.
И, конечно же, ГЛАВНОЕ СОБЫТИЕ – маёвка, на которую выезжало чуть ли не девяносто девять процентов всех грозненцев. По крайне мере – до 1991 года однозначно девяносто девять,… как мне тогда казалось. Или девяносто восемь с половиной. Город на сутки затихал, перемещаясь в лесополосы и рощицы, наполняя их смехом, запахом шашлыка, туристскими и жалостными песнями, типа «Миленький ты мой, возьми меня с собой»…
Я обожала майские двухдневки. В моём восприятии они распадались на три уже обозначенных страной этапа: «мир» – масштабная демонстрация, «труд» – многоуровневое застолье, «май» – интимно-групповое общение с природой опять же через еду.
В детстве для меня праздник начинался с нового платья «как у мамы», сшитого из остатков ткани. Так было принято. Зачастую повторялся и фасон, так что юная леди становилась эдакой миниатюрной копией рядом находящегося оригинала. Для массовых гулек очень практично: и сложно потеряться, и сразу видно, чья дочь.
С утра, облачившись в обнову, я выходила на балкон и начинала ждать колонну с родителями, подхватывая при личной потребности звучащие песни и время от времени пускаясь в пляс. Услышав мамино «спускайся», я стремглав неслась вниз по лестнице, пролезала под заграждающими проход грузовиками, от чего на платье появлялась пара-тройка грязно-дымчатых полосок, и присоединялась к демонстрантам как взрослая.
С лёту мне предстояло выдержать банальный напор доброжелательных сослуживиц. Им почему-то непременно требовалось отметить все произошедшие со мной изменения. Полчаса я смиренно выслушивала их бесконечные всплески эмоций – «как выросла», «на кого похожа», «какая молодец»…
Зато потом – конфеты с газировкой «Буратино», мороженое без ограничений и долгожданный проход по площади Ленина с уникальной возможностью вопить благим матом до хрипоты «УРРРРРАААААААА» в ответ на звучащие с трибуны лозунги во славу той или иной организации.
Потом мы организованно оседали у кого-нибудь из маминых друзей для поедания бесчисленных салатов, нарезок и чего-нибудь посерьёзнее, типа кролика или утки с яблоками и айвой. Заканчивалась трапеза непременно на высокой ноте – тортом «Наполеон» или «Королевский». Никак не меньше!
Конечно, питание было раздельным: родители в одной комнате, дети – в другой. Как говорили древние греки, «And the sheep are safe and wolves are fed» (позже я узнала грустное окончание этой пословицы «и кости пастуха зарыты», но это уже другая история). И всяк развлекался по-своему: одни романсами и народными песнями, другие – играми в «Выше земли» и бросанием с балкона в гуляющих редиской или обливание их же водой.
Вечером наша семья непременно выезжала в Махачкалу к родственникам на шашлыки. Это и называлось собственно «маёвкой». Дагестанская компания собиралась довольно внушительная (дядя был 7 ребёнком в семье), так что сосчитать всех родственников не представлялось никакой возможности. Равно как и запомнить. В общей сложности набиралось около 10 машин – 6-7 легковушек, «детский» автобус с мамами и грузовик с дровами и барашками.
По прибытии на место все рассыпались в разные стороны согласно своим обязанностям. Женщины, конечно же, уходили в горы за черемшой и прочей зеленью, мужчины пока, суть да дело, неспешно беседовали и попивали коньяк, а дети занимались катанием на барашках и ловитками, мешая и тем, и другим. Спустя время у нас забирали игрушку и приступали к приготовлению главного блюда, не обращая внимания на слёзы и уговоры самых маленьких. Конечно, ребёнку 5-6 лет этот шашлык вовсе и не нужен. Но запах костра вперемешку с только что сорванными ароматными травами – это нечто!
Студенческие годы внесли свои коррективы во встречи/проводы майских праздников.
Для меня теперь демонстрация начиналась с Первомайской улицы, где находилась «стартовая» квартира. Первую дозу «расслабухи» принимали у Натали, а после с удовольствием наблюдали за изобретательностью страждущих, прикрывающих свои алкогольные манипуляции знамёнами и транспарантами. Сделав вместе с колонной с Первомайки направо «шаг конём» мы оказывались на Грознефтяной, где на очередной явочной квартире могли повысить градус здоровья и подкинуть в топку желудка пару овощных миксов.
Вечернее застолье обычно называлось «Кулинарным конкурсом», победитель которого выбирался открытым голосованием беспристрастного жюри из 10-12 человек неопределённого возраста. Стол ломился от всевозможных вкусностей. И тут уж каждый извращался, как только мог. Причём, название соответствовало содержанию. Чего только стояли салат «Абракадабра» или нутрия «Мечта идиота»!? Авторы непременно устраивали презентацию блюда, предваряя дегустацию небольшой забавной историей. В задачу остальных входило обнаружить и назвать как можно больше ингредиентов «творения».
Наверное, самым ярким воспоминанием и наибольшим потрясением за всю историю таких «поедаловок» стал «блинный торт» семейной пары, недавно родившейся в недрах нашей компании. На столе стояло «нечто» в виде перевёрнутой кастрюли. Ага, интрига! И «сорванное покрывало» мало что прояснило. Если это торт, то почему сейчас? А если это не торт, тогда что?!
Ничего определённого не внесла и дегустация. Один говорил «морковь с чесноком и солёная капуста», другой – «оливье и печёночный паштет», третий вообще называл винегрет и айвовый джем. И кто прав?! На самом же деле это было аккуратно замазанное со всех сторон тортообразное сооружение из блинов, между слоями которого радиусами размещались разные салаты. Единогласное первое место!
Несмотря на то, что из года в год сценарий подобных мероприятий не менялся, я продолжала испытывать к старту последнего месяца весны самые искренние чувства и каждый раз на эти даты рвалась в Грозный, вопреки коварным проискам повседневности.
Обычно маёвки устраивались у кого-нибудь во дворе: и вот она природа, и вот он комфорт домашнего быта. Но на этот раз Вадька как-то особенно заупрямился и категорично заявил:
– Завтра едем на Джалку, я уже и место присмотрел!
Мне то что? Я без машины, а значит «сухой закон» мне не писан. А вот пацанам посложнее. Поэтому они сразу же начали активное сопротивление, включающее в виде аргументов как проблемы с машиной, так и возможные неожиданности с погодой. С последним разобрались быстро. Несмотря на то, что Интернета не было, правду всегда можно узнать по телефону. Что Вадька и сделал. Заикаясь чуть больше обычного, он огласил вердикт: «+ 21 ббббез осадков». И что тут возразить?!
«Делать нечего, поездку Лемб отспорил». На следующее утро мы отправились в Черноречье совсем «по-взрослому» – на нескольких машинах, а впереди Вадька на мотоцикле. Поляна и впрямь оказалась вполне симпатичной, у самой речки. Каждый тут же взялся за дело: кто костёр разводить и шашлыки заряжать, кто скатерть-самобранку накрывать и фоткать «для истории», а кое-кто – не будем показывать пальцем! – и песни под гитару распевать «для настроения». Все при деле!
Пока готовилось основное блюдо, решили пообщаться с природой поближе и разбрелись в поисках чего-нибудь. А потом …
Помню, как клеймила позором Макарона, поймавшего беременную рачиху и грозящего её сварить, и собранный собственноручно довольно внушительный букет красивых белых цветочков, отдалённо напоминающих ландыш. Когда я с довольным видом появилась у костра, Вадька как-то уж слишком громко обрадовался и стал нахваливать меня, параллельно немного отодвигая шампуры и ставя рядом котелок с водой. А я почему-то вдруг заволновалась: и чё он так разрывается?! Недолго я наслаждалась запахом непонятных цветов: спустя пару минут Вадька выхватил букет, открутил ему «голову» и закинул вариться в этот злополучный котелок. Я просто онемела от такой наглости! А этот «нехороший человек» тут же закричал:
– Ребята, все сюда! Олька черемшу принесла! Айда кушать!
Эта маёвка для меня оказалась последней. Или первой предвоенной. Наверное, потому она запомнилась очень точно и во всех деталях. А может быть виной тому фотографии, с которых до сих пор доносятся голоса тех, кого уже с нами нет и никогда не будет…