Хорошо зарабатывают не только в загранке, но и в полярке. Вот я и пошёл на подмену в чукотский рейс.
Вышли мы в начале июня, и первый порт – Беринговский. Ну и влип я – разгрузка там рейдовая. Это – стали на якорь в трёх кабельтовых от берега бухты Угольной; буксир подтащит пару плашкоутов, и перегружай на них стрелами!
Да ещё и льдин до фига – буксир не спешит. Докеров – кот наплакал; ну, студентов навербовали каких-то. Наше дело – сторона, да ведь тоска…
На лебёдках ещё можно подзаработать; так это – для своих. А мне куда?
Торчал на палубе, смотрел, что разгружают. Третий трюм –половина забита марочным красным портвейном! А вторая – «портвейн билый таврический»! Я-то думал: слухи врут…
А первый плашкоут отчалил, забитый мешками с чешским солодом; даже написано по-чешски. Ну, чудеса!
И вдруг подфартило: на Чукотке, оказалось, тоже местный чемпионат по футболу проводят и Кубок Анадырьского залива! Вызвал меня мастер, капитан то есть:
- Командируем тебя, Вася, в команду «Беринг». Говорят, ты знатный футболист. Без формальностей: тут царь и бог – начпорта Костюченко. Будешь нужен – заберём».
Свезли на берег; и встретил меня капитан команды, представился:
- Олег Буров! Уже 5 лет здесь.
- Вася Ёлкин! А чукчи хоть есть в составе?
- Хватает. И каждый второй, не в обиду будь сказано, - Вася. Нам же велено развивать у них культуру, спорт. Пойдём ко мне, расскажу…
По пути заметил я, что у одноэтажек над входом – башни из крепких досок высотой метра четыре. Спросил:
- А что это? Сванетия по-чукотски?
- А заносит нас зимой выше крыши. Вот и вылазим через эти трубы. Тут места снежные.
Все трассы ЖКХ посёлка – в коробах на земле; это я и сам понял.
У Дома администрации встретили первого чукчу.
- Здравствуйте, Егор Васильич! Это наш правый хав будет, Ёлкин.
- Елкын? – переспросил он, с ударением на Ы! И глянул на меня, как петух на червяка, прикидывая, как склевать. – Приходи оформляться.
Мы пошли дальше. Олег сказал:
- Это – Рытгэв: он – вся власть в команде.
- И тренер? – удивился я.
- Формально да. По факту, я – играющий тренер. Но я не в обиде: мне деньги, ему – слава.
А вон наш пивзавод! - показал Олег на приличный "собор".
- Ничего себе! Во Владивостоке не больше. А сколько населения у вас?
- На зимовку остаётся человек 200-300, когда как. А в разгар навигации и до 3000 бывает. Ну, пиво-то для всей Чукотки. Классное.
Познакомил он меня с женой Олей.
- По имени подобрал, - пошутил он. – Олег – Ольга. А это дочка Катя: скоро 3 года!
Сидим, пиво пльзенское местное потягиваем. Между делом Олег мне бумаги готовит.
- Тут чтобы людей на зимовке занять, - сказал Олег между делом, - экономисты из Москвы придумали птицефабрику сделать: угля завались, кочегарка мощная, куры под электросветом и в полярную ночь несутся, а инкубатору всё равно.
Лекцию профессор читал чукчам, и Костюченко был. Два часа «О пользе куроводства». Спросил потом:
- Всё понятно? Вопросов нет?!
Встал старый чукча:
- Совсем нет вопросов, начальник. Один маленький вопрос, однако: зачем куру разводить?
Лектор и Костюченко офонарели, а чукча своё гнёт:
- Олень большой – а кура маленький, да? Олень сам кушай найди и в тундре какай; а куру – давай корми, говно скреби, да? А главное, олень шибко вкусный – а кура невкусный, однако. Зачем куру разводить?
Посмеялись мы, и я, в свою очередь, рассказал «чукотский» анекдот:
- Финал чемпионата мира по голоданию. Американца, британца и чукчу заперли по камерам с телефонами: «Будете помирать – звоните!»
Через 3 дня американец: «Уэлл, итс май финиш…»
Через 5 дней британец: «Айм сорри…SOS…»
Неделя прошла; от чукчи – молчок.
- Может, помер?
Открыли камеру: чукча смотрит на телефон, плачет и умоляет:
- Телефона, телефона!.. Чукча кушать хочет…
Тут соседка к Оле:
- Фрукты привезли! И персики свежие! Бежим в магазин!
Это сейчас везде навалом, а раньше… Я вот на Чукотке впервые персиков поел.
Ну, увязался тогда за Олей; и Катюшку взяли. В лавке – битком! Лады, всем же хватит, но бабы ведь…
- Постой с дядей! – сказала Оля Катюшке, а мне – Сейчас я Вам быстро возьму – вон впереди подруга…
Посадил я Катю себе на шею, чтоб маму в толпе видела, а она и говорит весело:
- Телефона, телефона, чукча кушать хочет!
Вокруг засмеялись; я смутился, а ребёнок, чуя одобрение толпы, звонко запричитал на всю лавку:
- Чукча кушать хочет! Чукча кушать хочет!!
Ну, все тут заржали, даже продавец. И пустили нас без очереди.
Добрый всё же народ на Чукотке.
2.
Отдал мне Олег все «бумаги» и сказал:
- Тащи к Егору – он всё сделает. Хочешь – комнату в школе-интернате; детей там нет: на лето по стойбищам разобрали. А то – у меня живи. А я пока на работёнку одну смотаюсь. Обедать – к нам!
Повезло: Рытгэва я встретил почти там же, где и впервые. Сую ему «справки». А он кивнул на «сельсовет» и сказал:
- Не могу пока: там начальнику посмотреть нада.
Я обнаглел и всё равно всучить пытаюсь:
- Да Вы сами ему покажите! Раз Олег сочинил – там всё верно.
- Ты лично подать должен. В 15 часов приходи, в кабинет 8-А приноси.
Там начальник всей культуры и спорта. Ещё 3 часа гуляй.
- Вот бюрократ, сука… - кивнув на «сельсовет», посочувствовал я Егору.
В 3.05 стучу, захожу: за столом Рытгэв.
-А… где начальник?..
- Я – начальник! Всей культуры и спорта. Давай свой документ.
За ужином рассказал всё Олегу; он чуть посмеялся и сказал:
- Пустяк! Чукчи тщеславны малость; а наш – особо: пустил слух, что он родня дальняя Юрию Рытхэу – это как Ленин для них, что ли. В Анадыре есть проспект Рытхэу, хотя писатель жив ещё!
Но Егор – мужик хороший; уже и комнату тебе обставил, и все шмутки там. Провожу – ахнешь! Завтра в 10 тренировка, а в субботу – игра с Эгвекинотом.
А футбол – он и на Чукотке футбол! Никакого шока, зря я опасался. Кипер Славка Щеглов – душа-человек. Серёга Поярков, Коля Фомичёв, Тунвелькот Васька – защита.
Юра Эттулук, Вася Тэулькит, Антон Катгин (чукча), Рахтынгын Вася… Ну, «фамилии» чукотских пацанов я, конечно, не сразу усвоил; только «десятку» сходу: Зэк Бырранкут.
Не подумайте чего, как и я сначала. Зэки на Чукотке не играли. Это знаменитые Старостин, Стрельцов да кое-кто меньше калибром играли в Сибири, когда срок тянули.
А нашего чукчу шибко грамотные родители в честь писателя Джека Лондона назвали. А все они «Джек» произносят как «Зэк», и он так представляется. Когда привыкнут, потом уже узнают про его трудное детство.
Кому интересно: сила чукчей – выносливость; им 5-ая минута или 85-ая, да хоть 115-ая – без разницы. Дриблинг – тоже дай бог!
А вот головой играть и вообще наверху – слабоваты. Поле видят средне, в стратегии не очень-то. Сила удара – редкость.
Вратари основы у всех команд были славяне: роста чукчам не хватает, что ли. Хотя есть прыгучие.
Вы, конечно, поняли, что всё это было до губернаторства олигарха Абрамовича. При нём Чукотка стала великой футбольной державой: купила запросто «Челси».
Представляю, как чукчи еженедельно говорили небрежно: «Однако, наши в Лондоне играют; будем болеть, однако…»
Слыхал я, при «Роме» (да не при Романцеве! При Абрамовиче…) появились поля с искусственным покрытием в Анадыре, в Иультине, в Марково вроде… Не проверял, бог его знает.
Но когда я был чукчей, полей для футбола у нас не было. Подкаты делали только самоубийцы; а остальные (и я, каюсь) действовали не в мяч, а в игрока. Благо, чукчи терпели; симулянтов среди них не видел вообще.
Конечно, это было чистое любительство, и судейство – тоже. Спросите, сколько дней всего я отыграл чукчей? Пятую часть дня, максимум четвертушку! Но это был полярный день длиною полгода, темноты я не видел вовсе.
3.
На Чукотке тогда, да и сейчас как будто, было всего два города: Анадырь и Певек, от силы 12000 – 15000 жителей в каждом. Вот их команды, да ещё наша и Провидения задавали тон.
За Эгвекинот, в заливе Креста, играли ребята с Иультина, а это уже серьёзно. Остальные играли «для удовольствия». Кубок Анадырьского залива оспаривали всего 4 команды.
В заявке меня писали «Елкин Василий»; однако чукчи-патриоты и их начальники, с лёгкой руки Егора, объявляли по стадионам, через мегафон милиции, - Вася Элькын! И аборигены особо тепло хлопали, как мне казалось.
Был даже скандальчик. Дело в том, что ещё до меня наши в Беринговском сыграли 0:0 с Анадырем на кубок, а в ответной игре у них мы совершили подвиг – 1:1. По положению – выбили столицу; ну, анадырцы протест сочинили, где была и подмена игрока: по заяве – чукча Элькын, а играл русский варяг.
Обломилась столица: по бумагам я – докер залива, был в запасе, и прописка есть; временная – так она почти у всех там такая.
А Рытгэв намекнул, что я – его дальний родственник. Да и по-чукотски я уже кое-что вэтгавык (вякал то есть).
Ну, эттык (здравствуй) и оттау (до свидания) – это с первой тренировки. Потом «да-нет» (варкен – уйна, или уйка кое-где).
Язык чукчей – жуть: очень длинные слова и везде Ы. К примеру, «игровой эпизод» - мараквыргытайкыгыргыт! Ну, это лишь Олег мог сказать.
Но и он обычно кричал коротко и ясно даже мне: «Хэк!» - «Все в атаку!», «гхырр» - «Пас налево!», «Поть, поть!» - «Вправо, вправо дай!». Тут по-чукотски короче, чем по-русски.
( Вообще-то это команды собакам в упряжке).
Но не было нужды особой в их языке: наши чукчи, если не считать фонетики, легко говорили по-русски. Ещё бы: всех Васей, кроме меня, отпустили на лето из пастухов-оленеводов и охотников готовиться в Педагогический институт имени Герцена, в Питер; вот они и готовились играть за «Зенит».
А «зэк Лондон» - из семьи учителей русского языка!
После одного случая чукчей зауважал даже Ваня Пивень, левый крайний, хотя этот украинец больше всех был «расист». Зашли мы на птичий базар, сверху. Пропасть метров сто, и весь склон – птицы непуганные.
Пивень, как знаток, пояснил, что чаек есть нельзя – тухлой рыбой несёт, а кайры – те же утки, но чуть жёстче.
«Да как достать?» Так наши чукчи взялись за руки, и этот живой канат стал спускаться с обрыва!
А Юрка Эттулук, самый нижний, его за пояс держали, спокойно собирал молодых кайрят в рюкзак, как грибы. И ведь они их не ели потом, да и мы – для баловства.
А под Уэленом я видел речку без устья: слетает поток с обрыва, а навстречу – вечный ветер с Аляски такой силы, что воду в мелкую морось разбивает, пока она летит. Только влажный пляж внизу.
А ещё с Аляски на любой приёмник чётко "Голос Америки" слышно.
Помню, речь Солженицына из Мадрида на Всемирном съезде профсоюзов - как ииз соседней комнаты.
Кстати, мы в Уэлене играли с пограничниками, и они подарили нам супермяч из США.
Рассказали: «Зимой если чукчи у нас кормить собак начали: жди пурги.
Мы на пост идём к проволоке пристегнувшись, как барбосы, а сквозь метель – упряжки на Аляску. Строчим из «калаша» для порядку.
Дней через пять – обратно упряжки, снова строчим: значит, пурга кончится.
Точно: назавтра тишь; вот погоду чуют узкоглазы! Идём в стойбище – все на месте.
Барахла из Штатов куча, но ничего не докажешь. «Вот, начальник, мячики вам нашли!»
А «Кубок Залива» мы тогда взяли! Набились в МТЛБ всей командой, едем по тундре стоя, обнявшись за плечи, и – во всю глотку:
Ты здесь крепко осела:
Радиола, уют…
А я еду на Север,
Где норд-весты поют,
Где олень бродит замшевый,
Сопки в белом дыму.
Почему ты замужем?
Почему, не пойму…
Больше я не увижу
Твоих светлых волос,
Глаз твоих удивлённых
Молчаливый вопрос:
Ведь меня ожидают
Сопки в белом дыму.
Почему ты замужем,
Почему, не пойму...
Завтра вновь в девять тридцать
Улетит самолёт.
Он меня, словно птица,
В Магадан унесёт.
Я на всякий пожарный
Два билета возьму.
Почему ты замужем?
Почему, не пойму...
И снова:
Где олень бродит замшевый,
Сопки в белом дыму…
А чемпионат я не доиграл. Мастер сказал: «Хватит, Вася! В Мейныпильгыне и без тебя справятся!»