Великий американский поэт в переводах Сергея Режского
ПОЧТИ ЧТО ПЕСНЯ
Пусть змея затаилась
в траве
а написанное
состоит из слов, медленных и быстрых, острых
и пробивных, пережидающих
бессонницу.
— через метафору, примиряющую
людей и камни.
Творите. (Нет идей
вне вещей) Изобретайте!
Мой цветок — камнеломка, она разрывает
камни.
ПРОЛЕТАРСКИЙ ПОРТРЕТ
Крупная молодая простоволосая женщина
в фартуке
с приглаженными волосами
стоит на улице
носком одной ноги в чулке
касается тротуара
Она держит туфлю в руке. Внимательно
смотрит внутрь
Вытаскивает бумажную стельку
чтобы нащупать гвоздь
Который давно мешает ей.
КРАСНАЯ ТАЧКА
как важна
красная
тачка
в легких
каплях дождя
посреди
белых
цыплят
АПРЕЛЬСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Вы говорите любовь — то, любовь — это:
тополиные гроздья, пышнотелые ивы,
ветер и косы дождя,
капель и звон, звон и капель
и ходящие ходуном ветви. Ха!
Любовь никогда не наведывалась в эти края.
АПОЛОГИЯ
Почему же пишу сегодня?
Красота
ужасающих лиц
людей безымянных
влечет меня:
женщин цветных
поденщиков –
старых и многое переживших
бредущих домой на закате
в задубевших комбинезонах
с лицами похожими
на старый флорентийский дуб
И еще
застывшие маски
ваших лиц тормошат меня —
именитые граждане —
но
уже совсем по-другому
МЕЖДУ СТЕН
задних корпусов
больницы
где не растет
ничего
лежит зола
в которой
сверкают
осколки
зеленой
бутылки
ДЕРЕВЬЯ БОТТИЧЕЛЛИ
Азбука
деревьев
замирает
в песне листвы
повсюду
тонкие перекрестья
холодные
послания зимы
и искрящегося
морозца
на зеленых еще
листьях
после дождя и солнца —
Строгие и простые
правила
прямых ветвей
видоизменяются
истощенные
цветением
с благоговейной
улыбкой любви —
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
пока не оформятся
в предложения
не задвигаются словно руки
женщины под фатой
пока не возвестят тайну
жадно и страстно
тайну летней
возвышенной любви —
А летом песня
поется сама по себе
и слова уже не нужны —
ВСЕ ЧТО МОЖНО СКАЗАТЬ
Я съел
сливы
что лежали
в холодильнике
ты их
похоже
хранила
на завтрак
Прости меня
они были прелестны
такие сладкие
и такие холодные
ВЕСНА И ВСЁ
По дороге в инфекционную больницу
под безбрежной голубизной
пестрящей облаками, ползущими с северо-востока —
холодный ветер. По сторонам дороги
чернеют широкие тусклые поля
коричневые от сухого бурьяна
с пятнами стоячей воды
и разлетами высоких деревьев
Вдоль всей дороги красноватая
пурпурная, узловатая, торчащая, ветвящаяся
мешанина кустов и маленьких деревцев
с мертвыми коричневыми листьями, а под ними
безлиственные виноградные побеги —
безжизненные с виду, слабые
ошалевшие от прихода весны —
Они входят в новый мир нагими
замерзшими, несовершенными
лишь для того, чтобы утвердить свой приход. А вокруг
все тот же неустанный, пронизывающий ветер —
Сегодня это трава, а завтра
она окажется кудрями дикой моркови
все они определяются один за другим —
и пошло-поехало: контур листа, рисунок
Ну а пока — окоченевшее торжество
вступления — неподвижность; глубокая перемена
пока еще внутри них: укоренились
обхватили комочек земли и — начинают пробуждаться
ЗАПАХ
О резко очерченный и глубоко выдолбленный
нос мой! что если ты лишишься обоняния?
Какие же мы бестактные ослы, я и ты, костлявый,
постоянно неразборчивые, всегда наглые,
а сейчас раздраженные цветением какого-то задрипанного
тополя: гниющей кашицы на непросохшей земле
под ней. Это до какой жадности нужно дойти
чтобы принюхиваться к зловониям весны-игруньи!
Ты что, не можешь быть порядочным? Ты не можешь потянуться
к чему-то менее отвратному? А какой девушке мы понравимся,
если будем продолжать в том же духе?
Ты должен всё обнюхать, да? Ты должны всё познать?
Ты у нас должен стать частью всего-всего, что ли?!