"Ещё до того, как я узнала тебя, во мне оставалась нетронутой, несокрушимой, неубиваемой уверенность, что ты будешь именно таким. И что мы обязательно будем вместе".
"О-очень интересно", - улыбнулся он. "Я что же, снился тебе? Или мы уже виделись давным-давно, среди толпы, и ты выхватила меня взглядом, - как Единственную любовь на всю свою жизнь? А может, старая цыганка предсказала тебе мои черты, глядя на хрустальный шар, в котором отражались её сережки?".
"Ну какой ты смешной! У цыганок нет хрустальных шаров, есть только цветные одежды, грязные ладони и маленький фургончик. А я знала о тебе ниоткуда, а сама по себе. Как что-то, чему не учат в школе, и о чем не прочтешь в Интернете".
"Ну а что, если бы, скажем, ты встретила меня, узнала, но я, я бы не полюбил тебя? Ведь могло бы так случиться?", - он вздрогнул, сказав это: то ли оттого, что слова эти показались ему жестокими, то ли потому что Левтард без предупреждения запрыгнул ему на колени. Левтард - это кот. И он не только вставал поздно, но и ложился, и вообще, по сути, спал целыми днями, как это и полагается нормальному коту.
"Бороться за свою любовь", - произнесла она торжественно. "я начала очень рано. Еще до того, как мы познакомились".
"Как это?".
"О, был у меня очень подходящий случай. И мне кажется, я не упала в грязь лицом".
"Расскажи же мне эту историю", - попросил он, глядя все пристальней и пристальней в ее глаза.
"Это было в седьмом классе, на уроке рисования. Внимание, дети! - сказала молоденькая учительница. Сегодня у нас свободная тема. И эти слова прямо закрутились у меня перед глазами, как свежий ветер, как аромат свежескошенной травы, как что-то очень радостное и жизнеутверждающее. Могли ли у меня быть сомнения по поводу того, что изображать? Я сразу же принялась за работу. Мир вокруг меня словно перестал существовать. Честно говоря, я не считала, что умею рисовать, даже наоборот, была уверена в том, что совершенно не могу делать этого. Но страхи и неуверенность в себе оставили меня, как только я вспомнила о твоих чертах. Движение за движением, я стала наносить на бумагу твое лицо, волосы, руки. Затем фигуру. Одела тебя в пальто, а под ноги постелила дорогу. Ты выходил гораздо хуже, чем в моем воображении, но все равно прекрасный, все равно близкий и дорогой сердцу.
Болтовня класса вдруг донеслась до моего уха. Девочки уставились в мой листок, обсуждая рисунок. "Это кто? Твой принц, что ли? Вы только посмотрите, она опять своего героя рисует (я рисовала тебя и на переменах - в блокноте)". Они начали смеяться надо мной, смеяться жестоко, с такой неприкрытой, ярко выраженной злобой, что я не знаю, как нашлось во мне тогда сил не заплакать. Я старалась держаться как можно хладнокровнее и все-таки закончить работу. Но они не унимались, придумывая все новые и новые оскорбления. Проведение урока ставилось под угрозу: учительница не могла успокоить их и защитить меня, как это часто бывает у людей неопытных.
Ну и наступила та самая минута, дальше которой уже зайти невозможно, ну знаешь, когда терпение заканчивается. И все как в тумане. Я просто предложила выйти из класса главной из них, той, что во главе "банды". "Разобраться по-женски". Что-то вроде брошенной перчатки.
Я должна была защитить свою честь, свое право на неприкосновенность, на творчество, на любовь, на Тебя. Я должна была защитить Тебя.
"Девочки, да куда же вы?", - лишь успела в ужасе прокричать нам вслед учительница. Вместе с ней вышло еще пятеро. Мы мчались куда-то без дороги, и окольными путями (учительница могла побежать разнимать нас) через четвертый этаж, снова вернулись на второй, но только с другой стороны. И тут я узнала, что такое их длинные, гадкие ногти под моей кожей, а они - мои бессистемные размахивания кулаками и пинки. Одна на пятерых - шутка ли?".
"И ты подралась с ними!? Прямо во время урока? Из-за рисунка!".
"Я вернулась в класс с чувством победителя: не потому, что действительно одолела их, но потому, что не побоялась вступить в эту борьбу. Рисунок! Да конечно же не из-за рисунка. Из-за Тебя, ведь ты был тогда не таким вот живым человеком, сидящим рядом, но идеей, мечтой и уверенностью в будущее счастье. И это было делом принципа".
Он помолчал некоторое время, размышляя.
"У тебя не сохранился тот рисунок?", - вдруг с надеждой и любопытствомс просил он. "Было бы очень интересно на него посмотреть".
"Понима-аю", - засмеялась она. "Но к сожалению, он пропал куда-то, затерявшись среди бесконечных коробок и пакетов: в скором времени после того случая мы переехали, и вместо изрисованных блокнотов мне осталась лишь все та же уверенность в том, что я встречу тебя именно таким, каким всегда представляла".
Он был явно разочарован, и о чем-то мучительно думал. Словно решался.
"Дело в том, что у меня тоже есть рисунок", - признался он.
Глаза ее загорелись.
"Покажешь?"
"Конечно".
И он достал из сумки потрепанную тетрадь, в которую была вложена шариковая ручка. Начал листать страницы и, когда нашел нужную, распахнул тетрадь на этом месте.
На рисунке была изображена девушка, сидящая за столом и глядящая в окно. Длинные вьющиеся волосы были разбросаны по ее плечам, губы, глаза, ресницы - все было прекрасным.
"Кто это?", - спросила она.
"Я видел ее в кафе рядом с моей работой уже несколько раз. Она очень красивая".
Девушка выжидала, и сердце ее бешено застучалось.
"Я заметил ее сразу, каа вошел, и сразу же начал рисовать. Первый раз у меня была только салфетка. На следующий день я снова забыл взять что-нибудь, не надеясь встретить ее снова, и изрисовал весь форзац книги со стихами Лорки, что ты дарила мне".
"И что ты думаешь делать дальше?", - спросила она.
"Всё просто. Бороться за свою любовь".
"А что, если она туда больше не придет?".
"Не может не придти. Я же чувствую, что это судьба".
"Ну а мне, что же делать мне?", - спросила она.
"А тебе я советую получше поискать тот листок. Твой рисунок".
"Зачем?".
"Проверить. Уверен, я совсем не похож на изображенного там человека".
И вышел из комнаты.
"Может, он и прав", - задумчиво сказала она вслух, и Левтард мяукнул ей в ответ.