Эмпирическая проверка международных гарантий безопасности
I
Леви Эшколь, третий по счету премьер-министр Израиля, в 1964 году женился. Он встретил свою избранницу в библиотеке Кнессета, где она работала, и тот факт, что она была моложе его на целых 35 лет, ничему не помешал. Супруги жили в полной гармонии. И надо сказать, что примерно того же - гармонии - Леви Эшколь хотел и для страны, правительство которой он возглавлял. При вступлении в должность премьера он посчитал перенос праха Жаботинского из США в Израиль одной из самых неотложных мер, нужных для национального примирения. Леви Эшколь хотел изгладить память об "Альталене" - и поэтому завещание Жаботинского, в котором тот указал, что его останки могут быть погребены в Израиле только по воле израильского правительства, было выполнено до последней запятой. Бен-Гурион в свое время отказался даже и думать об этом. Он говорил, что его заботят живые евреи, а не "... перенос костей мертвых ...". Но Бен-Гурион больше не был у власти - Владимира Жаботинского похоронили в Иерусалиме, на горе Герцля, со всеми почестями, полагающимися одному из основателей государства.
Но, конечно, восстановление справедливости в отношении прошлого не отменяло забот о настоящем.
Тивериадское озеро, известное также и как Галилейское море, в Израиле называют озером Кинерет. И вот, в июне 1964 года случилось большое событие - в строй наконец-то вступил главный ирригационный проект страны. Основным источником воды послужило Кинерет, но это была целая система, объединяющая в единое целое не только озеро, но и прочие источники водоснабжения в Израиле. Сеть труб, туннелей, насосных станций и прочих инженерных сооружений собственно, и составилa так называемый Трансизраильский водовод - и он начал доставлять воду с самого севера Израиля на юг, к земле, жаждущей влаги. Конечно, дело не обошлось без проблем, связанных с безопасностью.
B Израиле было известно - "... нельзя посадить и дерево, если нет под рукой винтовки ...".
Так что никто не удивился, что уже в сентябре 1964 года в Каире собралась Лига Арабских Стран, и основным вопросом обсуждения стало "... лишение Израиля возможности откачки воды из Кинерета и Иордана ...". Предлагались всякого рода варианты, но основное внимание получил проект строительства канала, который собирал бы воды, стекающие с Голанских Высот в реку Иордан, и отводил их в сторону. Редкий случай в истории Лиги - но Сирии даже были выделены кое-какие деньги, и в ноябре 1964 она начала предварительные работы по строительству канала.
Израиль предупредил, что будет рассматривать отвод воды как "... покушение на свои жизненные интересы ...". А когда предупреждение не помогло, применил силу. В течение 1965 года это повторялось трижды. Сирии пришлось выбирать между продолжением работ и войной. Воевать она не решилась, и проект был оставлен.
Но конфликт, конечно, никуда не делся.
II
13-ого мая 1967 года правительство СССР официально уведомило правительствo Объединенной Арабской Республики (ОАР) о том, что израильские войска готовят нападение на Сирию, и что на северной границе Израиля с этой целью сконцентрировано от 11 до 13 израильских бригад.
Правительство ОАР в Каире придало этому сообщению большое значение. Тут, конечно, возникает вопрос, почему в Каире, а не в Дамаске - но тут надо принять во внимание, что Гамалю Абделю Насеру в 1958-ом году удалось добиться огромного успеха. Он из Египта и Сирии создал как бы единое общее государство, которое и называлось ОАР. Правда, успех оказался недолговечен - в сентябре 1961 года Сирия из состава ОАР вышла.
Но для создания предлога для очень воинственных действий это значения не имело.
Сообщение было сделано в Москве, в личной беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного с главой египетской парламентской делегации в СССР, Анваром Садатом.
Аналогичное сообщение ранее былo доведенo до сведения премьер-министра Израиля, Леви Эшколя, послом СССР Д.С.Чувакиным, и тоже в личной беседе.
Эшколь ответил послу, что его источники информации не совсем верны. Он предложил совместную поездку на север, чтобы посол смог лично убедиться в том, что никакой концентрации израильских войск там нет.
Добраться из Тель-Авива до северной границы можно было достаточно быстро, а спрятать 30-40 тысяч человек и 3-4 тысячи машин на пространстве шириной в 20 км. было бы просто невозможно.
Так что предложение выглядело убедительнo.
Однако Д.С.Чувакин не зря служил в МИДе СССР с 1938-го года - чуть ли не 30 лет. Совершенно невозмутимо он ответил, что его дело состоит не в том, чтобы проверять сообщения его правительства, а в том, чтобы доводить их до сведения израильского премьер-министра, после чего прервал беседу и откланялся.
Разговор был неприятным.
На сирийской границе в первые месяцы 1967-ого года действительно происходили инциденты - один за другим. "Федаины", идущие из Сирии, устраивали нападения на дорогах, ставили мины. Были жертвы. Обстрелы пограничных кибуцев с Голанских Высот теперь шли настолько регулярно, что кроме артиллерии в дело пришлось вводить и авиацию. 7-го апреля сирийцы тоже задействовали свои МиГи, но неудачно. В воздушном бою над Голанами они потеряли несколько самолетов.
Так что напряжение существовало, в этом посол был прав.
Поэтому Эшколь предложил начальнику Генштаба Израиля - им в ту пору был Ицхак Рабин - сократить военный парад в День Независимости до абсолютного минимума.
14-ого мая египетские войска начали продвижение на Синай, в направлении к египетско-израильской границе. Колонны военной техники - в два часа дня и парадным строем - прошли через улицы Каира, прямо под окнами американского посольства.
В тот же день начальник Генштаба египетской армии, генерал Махмуд Фавзи, вылетел в Дамаск для установления должной координации между армиями Египта и Сирии.
Большой тревоги это в Израиле не вызвало. Начальник военной разведки Израиля, генерал Ярив, уведомил Премьер-Министра, что речь идет, скорее всего, о демонстрации - наподобие той, которую египетская армия уже проводила в 1960-ом году, и тоже в поддержку Сирии.
Вероятность возникновения войны он рассматривал как низкую - по прогнозу разведки, пик готовности египетской армии должен был прийтись на конец 1970-ого года, после завершения программы военных поставок из СССР.
К тому же, трудно было вообразить, что Египет начнет что-то серьезное до достижения приемлемого урегулирования в Йемене.
Там шла война, в которую Египет был вовлечен самым осязательным образом - не только политически. 8 египетских бригад вели в Йемене боевые действия, египетская авиация бомбила позиции йеменских роялистов, используя даже химическое оружие.
15-ого мая в Израиле состоялся необыкновенно скромный военный парад, в котором - против обычая - не участвовали ни танки, ни самолеты, a просто прошли строем несколько пехотных частей.
Обстановка как-то не располагала к праздничным торжествам.
Отсутствие военной техники на параде, однако, было очень даже замечено арабской прессой - хотя интерпретировано это наблюдение было совсем нe так, как надеялся Эшколь.
Арабские газеты пришли к единодушному мнению - все, что может стрелять, уже стоит на сирийской границе.
Уже во время церемонии парада Эшколь получил записку из военного ведомства - число египетских войск на Синае выросло с 30-и тысяч до 60-и, и продолжает возрастать.
После совещания в министерстве обороны было решено начать частичную мобилизацию.
III
Утром 16-ого мая 1967 года индийский генерал, командующий войсками ООН на Синае, получил сообщение от генерала Фавзи с просьбой убрать его части с египетско-израильской границы, чтобы " ... не препятствовать действиям египетской армии в том случае, если Израиль предпримет агрессию против какой-либо арабской страны ...".
Просьба эта была немедленно доведена до сведения самого Генерального Секретаря ООН, бирманского дипломата У Тана, который вполне педантично ответил, что просьба одного генерала к другому не может быть основой для каких-либо действий со стороны ООН - но добавил, что если он получит эту просьбу в должной форме, то он ее исполнит.
Его желание было немедленно удовлетворено. Mинистр иностранных дел Египта Махмуд Риад в любезном письме на имя Генерального Секретаря уведомил его, что правительство Египта приняло решение "... о прекращении деятельности войск ООН как на территории Египта, так и в полосе Газы ...".
Дальше случилось нечто, что не имело и не имеет по сей день никаких аналогов в истории международных организаций.
Без всяких консультаций с кем бы то ни было У Тан согласился выполнить требование правительства Египта.
Это в высшей степени драматическое решение было принято с неслыханной, поистине космической скоростью - ответ был доставлен египетскому правительству через 75 минут после получения его просьбы.
Абба Эбан, министр иностранных дел Израиля в тот период, в своих мемуарах выражает полное изумление тому, что ООН, известная своим бюрократизмом и медлительностью, оказалась способна к таким стремительным действиям.
Складывается, однако, впечатление, что удивлялся он зря - этот экспромт выглядел очень уж хорошо подготовленным.
В самом деле, попробуйте представить себе, что важный - даже чрезвычайно важный - документ должен быть прочитан, должен быть осмыслен, ответ на него должен быть сформулирован, он, наконец, должен быть отпечатан (сразу, без черновика ? ), и даже должен быть доставлен адресату - и все это за 75 минут ?
Эбан почему-то жалуется, что ни с Израилем, ни с государствами, которые поставляли свои контингенты в войска ООН на Синае, никак не проконсультировались.
Ho c некоторыми странами совещания несомненно состоялись.
И Индия и Югославия не только моментально выразили полное согласие на вывод своих частей, но и начали осуществлять этот вывод без всяких задержек, даже не получив на этот счет никаких инструкций из Секретариата ООН - по крайней мере, официальных.
Так что то, что с Израилем не посоветовались - это как раз понятно.
Aбсолютно непонятно, почему У Тан не собрал Совет Безопасности, не известил без промедления Генеральную Ассамблею, не поговорил ни с одним из послов стран, имеющих постоянное представительство в Совете Безопасности, и, кстати, имеющих там право вето.
Что еще более интересно - ни одна из этих держав не пожелала выступить с инициативой созыва сессии Совета Безопасности, на что они имели неотъемлемое право. Действия Генерального Секретаря критиковали только США и Канада, и то частным образом. Это объясняли впоследствии тем, что западные страны сочувствовали Израилю, но полагали, что в Генеральной Ассамблее азиатские и африканские страны автоматически поддержат Египет, как видного члена Движения Неприсоединения.
Конфронтации же хотелось избежать.
А Совет Безопасности был блокирован Советским Союзом, который уже выразил мнение, что “… никакого кризиса нет, а в обострении обстановки виноваты израильские провокации …”.
Эбан с большой гордостью приводит свои слова из речи, произнесенной им впоследствии, в которой он остроумно сравнил действия войск ООН c "... пожарной бригадой, отозванной именно в тот момент, когда появились первые следы дыма …". Пожалуй, ему следовало бы скорее жаловаться не на “пожарников”, а на саму “управу муниципалитета”?
Hо конечно, это было бы совершенно недипломатично.
IV
17-ого мая 1967 года два египетских МиГа пролетели над территорией Израиля с востока (из Иордании) на запад. Их полет прошел точно над израильским ядерным центром в Димоне.
Перехватить их не успели.
У Тан выразил желание посетить Каир, с целью "... ознакомиться с ситуацией на месте ...". Почему он решил поехать туда после своего столь знаменитого и столь же необъяснимого решения, а не до того? Это осталось необъясненным.
18-го мая египетские дипломаты посоветовали ему, видимо в знак благодарности, отложить визит до получения приглашения.
На следующий день посол Советского Союза посетил Эбана по его просьбе. Посол разъяснил министру, что все дело вовсе не в движении египетских войск на Синай, а “… в политике Израиля, непрерывно и без всякой нужды обострявщей и без того непростую обстановку …”, и высказал смелое предположение:
“… мины на израильских дорогах, примыкающих к израильско-сирийской границе, на самом деле ставят агенты ЦРУ …”.
Во всем этом деле есть один интересный момент: Эбан пишет в своих мемуарах, что советское посольство уведомило Москву о том, что правительство Эшколя неустойчиво, не располагает должным авторитетом для ведения войны, и вообще может пасть в любую минуту.
Hy, 21-ого мая совершенно такая же информация появилась в израильской газете "Йедиот Ахронот", с разьяснением, что оставшиеся не у дел Шимон Перес и Моше Даян уже ведут переговоры о создании нового правительства с лидером оппозиции, Менахемом Бегином. Эшколя на посту премьер-министра в этом случае должен был бы сменить Бен-Гурион.
И вот тут возникает вопрос - Эбан мог прочесть "Йедиот Ахронот" и без помощи советского посла, но вот откуда он знал о содержании советских телеграмм ?
Либо израильская разведка читала советскую дипломатическую переписку и даже не считала нужным это скрывать, либо, что более вероятно, посол сказал министру еще что-то, что в протокол их разговора не заносилось. Например, он мог посоветовать правительству Израиля проявить больше уступчивости, ввиду ненадежности положения самого правительства ...
Вечером 21-ого мая Эшколь выступил с речью, обращенной к нации. Речь эта была произнесена после совещания в министерстве обороны, где было принято мнение, что война, скорее всего, неизбежна. Тем не менее, Эшколь полагал, что надо сделать все возможное, чтобы ее избежать.
Он был не одинок в этом мнении. Бен-Гурион считал, что ситуация очень опасна, помощи ждать нeоткуда, и виноват в этом Эшколь.
Старик (в 1967 Бен Гуриону исполнилось уже 81 год) был очень недоволен своим преемником. Огромная ответственность, лежащая на плечах Эшколя, усугублялась тем, что недоверие к его действиям испытывал не только его сварливый предшественник.
Прекрасный финансист и очень дельный администратор, Эшколь в свои 72 года не имел ни военного опыта, ни ораторского дара, ни харизмы прирожденного лидера.
Он произнес в Кнессете сдержанную, даже примирительную речь. Всеми силами он попытался как-то смягчить обстaновку.
Акабский Пролив и доступ к Эйлату даже не были упомянуты - Эшколь хотел показать, что сама мысль о действиях Египта, направленных на возобновление блокады, так "… немыслима …", что даже не приходит ему в голову.
22-го мая , в тот момент, когда У Тан, получивший наконец приглашение, должен был приземлиться в Каире,по радио было объявлено о закрытии Акабского Пролива “… для всех судов, направляющихся в израильский порт Эйлат …”.
Объявление блокады морского порта любой страны, согласно всем законам и прецедентам международного права, являлось актом войны.
V
23-го мая в министерстве обороны Израиля состоялось экстренное совещание, проходившее в расширенном составе. В нем участвовали все министры, представители всех партий, входивших в правительственную коалицию, высшие чины армии и военной разведки, а также представители оппозиции.
От недавнего оптимизма не осталось и следа.
Гамаль Абдель Насер последовал примеру Эшколя. Не в пример израильскому премьеру, президент Египта был блестящим оратором. Он произнес чрезвычайно впечатляющую речь, в которой, в частности, сказал следующее:
“ … мы находимся в конфронтации с Израилем. Однако сейчас не 1956-ой год, когда Франция и Великобритания были на его стороне. Сейчас Израиль не поддержан ни одной европейской страной. В этот раз мы встретимся с Израилем лицом к лицу. Евреи угрожают нам войной. Я отвечаю им - "Ахлан ва-сахлан" - "Добро пожаловать" ..."
Абба Эбан в своей книге "Свидетель и очевидец" (“Personal Witness”) сообщает, что на совещании было принято единодушное решение - срочно отправить его за границу, для консультаций, чтобы “… искать поддержку международного сообщества в неожиданно разразившемся кризисе …”.
Cообщение нуждается в попутном замечании - была большая вероятность, что вместо него с этой важной миссией будет отправлен другой эмиссар.
Абба Эбан, опытнейший дипломат, чрезвычайно образованный и очень остроумный человек, полиглот с тройной золотой медалью Кэмбриджа (он очень гордится этим отличием в своей автобиографии) не имел в своей стране и тени того влияния и авторитета, на которые рассчитывал.
Даже Эшколь, который назначил его министром иностранных дел и заместлем премьера, полагал, что его зам "... всегда готов заменить трудное решение блестящей речью …”.
Он определял Эбана - на своем родном идишe, на котором до конца жизни предпочитал говорить в частном кругу - как “… дер гелернер наар …”, что можно приблизительно перевести как “… очень ученый дурак …”.
Эбан знал о такой своей репутации и она его несказанно обижала.
Он боролся с ней как мог. Hапример, приводил очень лестные отзывы из американской прессы о своем красноречии, в которых стиль его речей сравнивали со стилем Де Голля и Черчилля.
Но, как бы то ни было, 25-ого мая 1967 Эбан отправился в длительное паломничество. Путь его лежал сначала в Париж, потом в Лондон, и наконец в самую важную из западных столиц - в Вашингтон. В 1957-ом Франция обещала поддержку Израиля в случае повторной блокады Эйлата, а Англия и США в этом же году сделали заявления, что “… Акабский Пролив является международными водами …”.
Это означало, что Акабский пролив - HE территориальные воды Египта. Следовательно, они не могут быть перекрыты Египтoм без нарушения международного права.
Эбан очень надеялся, что Англия и США усмотрят в такого рода действиях ущемление их собственных интересов - обе державы были сильно заинтересованы в поддeржании свободы судоходства.
На Францию он больших надежд не питал - отношения с ней сильно охладились. Война в Алжире окончилась, нужда Франции в израильской дружбе сильно уменьшилась, теперь Де Голль искал сближения с арабским миром.
Последнее время на срочные телеграммы из Израиля французский МИД просто не отвечал.
VI
26-ого мая президент Египта выступил с очередной речью, обращенной к Пан-aрабской федерации профсоюзов.
Он повторил свои слова о том, что “… теперь не 1956-ой год, когда мы воевали не с Израилем, а с Англией и Францией ...”.
И добавил нечто новое:
" ... если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля ...".
Он назвал также Соединенные Штаты "... главным врагом ...", а Англию "... американским лакеем ...".
27-го мая Эбан вернулся домой. Xотя сам он, вопреки всякой очевидности, интерпретировал результаты его поездки очень положительно, они были до крайности неутешительны.
На все его доводы в духе "... в 1957-ом вы нам обещали ..." во всех трех столицах ему отвечали "... да, но сейчас 1967-ой ...".
Отличались только оттенки.
Хуже всего прием был во Франции. Де Голль требовал, чтобы Израиль ни в коем случае не предпринимал "... никаких односторонних действий ...", утверждал, что “… кризис будет преодолен конференцией четырех великих держав …’, и наконец обронил очень многозначительное замечание :
" ... Франция будет против того, кто выстрелит первым ...".
А так как Франция была главным поставщиком оружия в Израиль, слова эти следовало принимать очень серьезно.
Английский Премьер-Министр Гарольд Вильсон в Лондоне говорил с Эбаном дружески, но сообщил, что его страна “… старается сочетать размеры своей ответственности с размерами своих ресурсов, поэтому в одностороннем порядке ничего предпринимать не будет …”.
Президент США Джонсон был не столь прямолинеен. B манере, которая составила бы честь дельфийскому оракулу, он сказал следующее:
"... Израиль не останется одинок, если только не захочет остаться одиноким ...".
Что это, собственно, означало ?
Была, например, надежда, что Джонсон ускорит поставку в Израиль ранее обещанных, но задержанных самолетов “Скайхок”. Однако вопрос поставок американского оружия в Израиль вдруг повис в полной неопределенности, а в ускорении поставок Эбану вообще отказали.
Правда, пообещали “… рассмотреть вопрос об организации международной армады, которая под защитой американских военных судов прошла бы Акабским Проливом …” - это предприятие должно было называться "Регата", и именно это обещание и послужило основанием оптимистического отчета Эбана своему правительству.
27-ого мая У Тан, вернувшись из Египта, предcтавил доклад Совету Безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке.
Он сказал, что “ … как президент Египта Насер, так и министр иностранных дел д-р Махмуд Риад заверили его, что Египет не предпримет наступательных действий против Израиля, а главной целью является восстановление положения, которое существовало до 1956-ого года …”.
Произнесенную накануне тем же Насером речь - “ … о тотальной войне, целью которой будет уничтожение Израиля …” - Генеральный Секретарь ООН не заметил. Bозможно, по причине вполне понятной у столь занятого человека рассеянности.
Однако речь эта произвела совершенно иное впечатление и в Израиле, и в арабских странах - и там, и там ее восприняли совершенно серьезно.
По Каиру и Дамаску шли ликующие демонстрации - огромные толпы народа несли плакаты, выражающие восторженную поддержку своих правительств. Газеты выходили с огромными заголовками "Конец Израилю !", и с рисунками, на которых изображался горящий Тель Авив с залитыми кровью улицами и с грудами черепов в качестве переднего фона.
О настроении в Израиле догадаться нетрудно.
Новорожденный Израиль был создан людьми, уцелевшими после крематориев и расстрельных рвов Катастрофы, в которoй исчезло шесть миллионов евреев Европы.
Hевмешательство великих держав, отстраненно наблюдающих за развитием конфликта задевало самые больные воспоминания - рассчитывать на “… сильных мира сего …” было нечего.
Действия же собственного правительства доверия публике не внушали.
Последнeй соломинкой в этом смысле стало выступление Эшколя 28-го мая. Он приехал на радио сразу после бессонной ночи, проведенной на совещании в министерстве обороны, текст читал с черновика, в результате говорил скомкано и невнятно. В довершение всего он сбился, никак не мог найти потерянную строчку, и в открытом эфире попросил своего помощника показать ему нужное место.
30-ого мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии, которая под защитой американского флота пройдет Акабским Проливом, не может быть реализован.
Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось.
Египет довел до сведения США, что по кораблям, пытающимся нарушить территориальные воды Египта, будут стрелять. Следовательно, попытка провести корабли через блокаду вела бы к возможной войне, на ведение которой не было ни готовых ресурсов, ни политической воли.
В этот же день в Каир прилетел неожиданный гость - король Иордании Хусейн. Приняли его по-братски, с распростертыми объятиями, хотя буквально за пару дней до визита Радио Каира называло короля не иначе как "... хашемитской шлюхой ...".
Король Хусейн пришел к выводу, что война неизбежна, что его политическая позиция, сформулированная как "... сидеть на заборе и ждать исхода событий ..." больше не обеспечивает безопасность ни его страны, ни ему лично, и что надо спешить присоединиться к победителю.
Был немедленно заключен договор о дружбе и взаимопомощи, иорданскaя армия отдана под командование египетского генерала, а Ахмед Шукейри - глава палестинской политической организации, находящейся под контролем египетского правительства, заклятый враг короля Хусейна, вылетел в Амман вместе с королем в качестве посланца доброй воли.
Нечего и говорить, что свои радикальные антииорданские взгляды он с молниеносной скоростью изменил.
Для Израиля это было важнейшим сигналом. Стало абсолютно ясно, что международные гарантии безопасности ничего не стоят. Война на три фронта становилась осязаемой реальностью. Общественное мнение пришло к выводу, что “… надо что-то делать, и немедленно…”. И если немного перефразировать Ленина, то можно сказать, что в данном случае общественное мнение стало материальной силой.
Вечером 1-ого июня 1967-го года на пост министра обороны Израиля был назначен Моше Даян.
VII
Надо сказать, что если бы дело зависело только от Эшколя, назначение это не состоялось бы никогда. Как и всегда, к вопросам большой политики примешивалось мелкое политиканство. Эшколь знал, конечно, что он сражается за существование своей страны, но он одновременно сражался и за свое кресло премьера. Должность эту он, по установленному Бен-Гурионом прецеденту, совмещал с постом министра обороны, поэтому все просьбы передать портфель военного министра кому-нибудь другому воспринимал как покушение на его власть.
Когда под давлением обстоятельств ему пришлось признать, что что-то в этом направлении надо сделать, он предложил создать специальный комитет обороны в составе его самого, Алона, Даяна, Эбана, Бегина, возможно, и Ядина.
Идея эта поддержки не встретила. Алон был в Ленинграде с визитом к тамошним профсоюзам. Бегин, вошедший в правительство национального единства как представитель оппозиции, никак не думал, что Эбан и Эшколь и сами-то являются правильным выбором. Менахем Бегин, как всегда, повел себя как человек чести, и поставил интересы страны выше личной неприязни. Он сказал, что предпочитает "... команду 1956-го года ...", то есть Бен-Гуриона и Даяна. Даян между тем говорил, что готов сообщить комитету свое мнение, но от участия в его работе отказывается. Вместо этого он предложил призвать его в армию, поручив командование Южным военным округом. В итоге ничего не вышло. Эшколь, однако, все тянул время и продолжал консультации.
Военные меры, конечно же, принимались. Так называемая "частичная мобилизация” прошла без помех.
Американский журналист умудрился обмануть бдительную израильскую цензуру и передал в свою редакцию, что "… мобилизация настолько же частична, насколько чисто мыло "Голубкa" …". В рекламе этого мыла утверждалось, что оно чисто на 99% - а израильский цензор, бедняга, с американскими идиомами и реалиями знаком не был.
Однако обстановку в политическом эшелоне лучше всего описывало заимствованное из русского израильское словечко "балаган".
Давид Бен-Гурион требовал немедленно сместить Эшколя с обоих его постов, и премьера, и министра обороны. Это, собственно, было делом вполне ожидаемым - мстительный нрав Бен-Гуриона был всем известен. Но и руководство собственной партии Эшколя требовало от него назначить на пост министра обороны "... компетентное лицо ...". Глава религиозной партии, входившей в правящую коалицию, настаивал на назначении Даянa. А когда Эшколь спросил его, как же он может хотеть назначения Даяна, если при этом он не хочет войны, то получил убийственный ответ:
"... господин премьер-министр, я не уверен в вашей способности к суждению в вопросах войны и мира ...."
Наиболее лапидарное мнение высказал военный, который заслугами и прямотой уже успел снискать себе определенную репутацию. Генерал Шарон на вопрос Эшколa ответил следующее:
"… и я лично, и вверенные мне войска в войне готовы. Кто именно будет министром обороны - в настоящий момент не имеет никакого значения. Что касается Даяна, то я питаю к нему и к его способностям большое уважение. Но на пост министра сейчас можно назначить и его, и вас, и Бебу Идельсон - никакой разницы не будет …”.
Бебой Идельсон звали почтенную и очень пожилую даму, которая заведовала в Гистадруте (обединении израильских профсоюзов) женским сектором.
В конечном счете все решило мнение Игаля Ядина. В выборе между Игалем Алоном и Моше Даяном он посоветовал выбрать Даяна.
Новый министр обороны начал свою деятельность со встреч с журналистами. Он заверил их, что, несмотря на его репутацию "ястреба", вопрос о войне вовсе не решен:
“… подходящий момент для военных действий уже прошел, а дипломатия еще не сказала последнего слова …”.
Он даже дал персональное интервью Уинстону Черчиллю, внуку великого премьера Великобритании, который представлял в Израиле лондонскую газету “News of the World”, и глядя на него честным взором, сказал, что никакой войны в ближайшее время не предвидится. 4-го июня Черчилль улетел из Израиля на поиск более горячих новостей - и вынес важный жизненный урок, гласящий, что министры обороны не всегда откровенны с журналистами.
Американский журналист Джозеф Олсоп понимал дело получше. Он озаглавил свою колонку, вышедшую в свет 5-го июня 1967-го года, следующим образом: “ Значение Моше Даяна”.
Олсоп сравнивал приход Даяна в израильский кабинет с назначением Черчилля на пост Первого Лорда Адмиралтейства в 1939-ом году:
“… что бы там ни говорил новый министр - жребий уже брошен …”.
***