когда мне исполнилось два года, родители решили меня проверить.
конечно, они меня очень любили, но, с того момента как получили в свое распоряжение сверток со мной, их знание о том, что им подсунул аист ничуть не прогрессировало.
про меня им было известно только то, что я практически не сплю, ночами ору и плачу, меня невозможно пеленать и взгляд у меня очень недоверчивый.
в те времена по домам ходил фотограф и снимал детей, старый седой еврей с коньком,- фото получалось очень стильным таким рэтро.
еврей прошел в комнату, конька он оставил в прихожей и уставился на меня, я в свою очередь тоже уставилась на него, но не заревела как обычно при виде новых людей, а молча изучала его с ног до головы и даже протянула руку, погладить бороду.
- странно, - сказал еврей, - очень странно, очень -очень странно.
-что странно??? -испугалась мать, -вместе с евреем в дом будто вошло нечто тревожное и диковинное и простые слова начали приобретать сладостно-зловещий смысл.
- странно, - повторил еврей еще более задумчиво и пошел за своим коньком.
я тревожно проводила его глазами и собралась плакать, но он вернулся и я успокоилась.
- странно, странно, - бормотал он уже себе в бороду, - очень странно.
бедная мать совсем уж преисполнилась суеверного страха и настойчиво, почти не вежливо спросила: "да что странно, скажите же наконец, что вы нашли такого странного в моем ребенке, девочка как девочка?"
- странно, - опять повторил еврей, - и вы тоже очень странная, очень вы странная женщина.
мать была готова вцепиться странному еврею в бороду и вытрясти из него тайну нашей странности.
но он сам сказал.
- странно то, что она не улыбается, разве вы не заметили, вам ребенок не улыбается и странно то, что вы этого не замечаете.
- да она ночами не спит, плачет, невозможно слушать, она будто оплакивает весь мир.
- это как раз не странно, но то, что она не улыбается... - дальнейшее будто потонуло в его бороде.
мать успокоилась,чудной еврей, еще один чудной еврей...
и меня посадили на деревянного конька.
тут опять случилось нечто еще более странное, - я вцепилась в конька и разрыдалась, глядя куда-то внутрь стены, да так безутешно, будто только что похоронила всю родню.
матери стало неудобно, уже с пол - часа они возились со мной, но фото сделать так и не удавалось.
еврей проявил удивительный такт, он меня не упрашивал,не сюсюкал дураком, только смотрел печальными глазами, качал головой: "ай - йай - йай, ай - йай - йай"...
вдруг я внезапно прекратила рыдать и лучезарно разулыбалась, передразнивая: "ай - йай - йай, ай - йай - йай".
еврей тоже просиял и тут же меня попытался запечатлеть, но я мгновенно испарилась из эмоции радости и на фото вышло очень серьезное и трагическое выражение.
далее жизнь потекла своим чередом, но мать мою не оставляли тревожные сомнения, что же такого странного увидел чудной еврей и почему я не улыбаюсь, - она наконец-то это заметила.
знающие люди на ее вопросы говорили, что, наверное, меня мучают какие-то духи, но крестить в таком возрасте мать отказывалась по причине неверия и принципов, - если захочет, она примет это решение сама, когда вырастет, это ее жизнь.
но тревога не отпускала, я все так же не улыбалась, зато все пробовала на зуб, однажды я прогрызла разовую подушечку с зеленым шампунем и моя бедная мать увидела меня с зеленой пеной во рту.
будучи врачом, она тут же предположила эпилепсию, но чтоб с зеленой пеной, да еще без припадка - такого в природе не бывает, и она учинила поиск и нашла шампунь.
долго спорили промывать желудок или нет, но каким - то чудом экзекуции я тогда избежала, отец постановил, что ничего страшного, это не уксус, подумаешь, ложка шампуня, ерунда.
мать продолжали грызть тяжелые думы насчет моей странности и тогда они решили учинить мне самую простую народную проверочку.
кто и когда придумал проверять так детей никто не знает, но обычай сей успешно мигрирует по всему миру.
для начала меня закрыли в комнате, а сами тем временем раскладывали на ковре соблазны: деньги, золото, кольца с камнями, ключи, апельсин, конфеты, одежду, туфли и, совершенно случайно, книга лежала на столе рядом, - роджера бэкона том два собрания сочинений.
моя мать не была такой уж поклонницей бэкона, она его выкупила из жалости к его книжному одиночеству на полке советского книжного магазина, где у нее как у врача имелся блат.
продавщица бесцеремонно отозвалась об этом сиротском бордовом томе: "а, это..дурь какая-то, не смотрите, это по подписи пришло для райкома, но они ее забирать не хотят, кому он там нужен, я посмотрела, не понимаю кто это может читать!"
мать тут же купила бэкона, ибо всегда жалела всех отверженных.
так бэкон оказался на столе в советской квартире,- мать выкупила из советского книжного гетто бедного бэкона за три советских, как принято было говорить, и не без основания, кровных рубля.
это была примерная стоимость бутылки водки, у нас в доме спиртное собиралось в огромных количествах, так как больные всегда благодарили врачей бутылкой, книги же приходилось покупать самим, странно было бы получить бэкона в благодарность от пациента, хотя и не так уж нелогично, если пациент был продавщица из книжного магазина.
это небольшой экскурс в историю, а я тем временем рвалась на волю и тарабанила кулаками, не ведая, что мне уже заготовлена ловушка, как песочек, подсыпанный под ноги диббуку для выявление гусиных лапок.
ключ повернулся, дверь распахнулась и я влетела в мир и грохнулась прямо посреди соблазнов.
некоторое время еще так посидела, затем равнодушно стала озирать окружающие меня приманки.
золото и камни отсеялись сразу, я покрутила колечко и бросила, потом покрутила апельсин, понюхала и тоже бросила, та же участь постигла и туфли с красивой шелковой юбкой, про деньги и говорить нечего, я их не заметила, ключи попробовала на зуб и вот, наконец, увидела бэкона, том второй.
будь это кино, самое время запускать трагически - возвышенный саундтрэк, - так судьба стучится в дверь.
несколько помедлив, я долго разглядывала книгу, потом робко потянула пухлую ручку, погладила ее, раскрыла, понюхала страницы и...утащила в свой угол, где были навалены мои сокровища.
там я уселась и начала ее листать и всячески крутить в руках.
родители перепугались, в воздухе будто снова нарисовался чудесный еврей с бородой и сказал свое: "странно, очень - очень странно...ай - йай, йай".
меня проверили еще трижды, навалив больше золота, денег и конфет, - безнадежно, я сразу хватала бэкона и бежала в угол к себе.
но с этих пор я начала робко и неуверенно улыбаться, не отпуская книгу от себя, я даже спала с ней и забрать у меня ее было невозможно.
мне пытались давать другие книги, но я, странным образом, хранила верность бэкону, другой философии в доме не было.
- это конец!- подумала мать и оказалась права.
но это было еще и начало...
прошло много лет, прежде чем я стала задумываться над сказочной странностью своей жизни и этот мимолетный эпизод, рассказ матери, всплыли в памяти так ясно, как видишь нечто привычное в первый раз.
я вспомнила еврея, вспомнила конька, это было воспоминание через запах и образ, вспомнила темные глаза и бороду, белую, заново покрашенную спину деревянной игрушки и меня пронзило понимание - тысячи детей отправились в концлагерь прямо на таком коньке и теперь он пришел за мной.
чему же удивляться, никто не виноват, что так сложилась моя жизнь, ведь не могло и быть иначе - меня крестили старый еврей, его древний конек и циничный умник роджер бэкон, чья жизнь, если ею поинтересоваться, была не менее странна.
а может быть все было просто, совсем просто, странного еврея поразил ребенок, который не улыбается матери родной, но по непонятной причине радуется старому бородатому еврею, ребенок на-оборот,дитя обо- ро-тень...
жизнь полна таких приманок, что тебя приманит, какую сторону, какой ответ выберешь, то тебя и поведет до следующей развилки, где все повторится и ум будет так же крутиться и болтаться как парус укорененный на доске шарниром.
мало кто сразу уверенно, не задумываюсь, ловит ветер и несется по волнам судьбы до самого невидимого другого берега, даже не задумываясь, что парус укоренен на шарнире, такие у них с рождения крепкие руки и решительный взгляд, но так же мало кого смущают бородатые старые евреи с коньком, повторяющие:"странно, странно, очень странно, ай-йай-йай, ай-йай-йай".
и все же, хоть выбирай ветер, хоть не выбирай, а конвейер тем временем движется своим путем и сие есть истина известная только оборотням и старым евреям, пока ты думаешь и решаешь, где-то какие то колесики входят в пазы и тебя передвигает в другое положение нечто, неподвластное твоей воле, - так стоит ли вообще выбирать и стремиться, не погрузиться ли лучше в пучины чувств и предвидений и засесть читать тору вместо бэкона или уж, на худой конец и то и другое вместе...