По окончании школы я не знал, что мне делать дальше. На наш стекольный завод мне идти не хотелось, но и ни к какой другой сфере деятельности меня не тянуло. Я лишь смутно сознавал, что с моими способностями следовало бы продолжить обучение и получить высшее образование, вот только куда податься? Классный руководитель посоветовал мне поступить в Брянский институт транспортного машиностроения, где недавно появилась новая специальность «Динамика и прочность машин», которая считалась самой прогрессивной и имела удлинённый срок обучения – 5,5 лет. И я послушался этого совета и подал документы на поступление в БИТМ.
Поскольку я был медалистом, мне не нужно было сдавать вступительные экзамены, а предстояло лишь собеседование. В случае со мной оно прошло весьма своеобразно и даже забавно. Один из членов приёмной комиссии прочитал вслух мои анкетные данные, где в последнем разделе я написал дополнительную информацию о себе: «Имею первый разряд по шахматам». Услышав это, его сосед сказал: «Ну, всё ясно!» – тогда спортсменов брали в вузы с руками и ногами. А читавший предложил мне построить график функции y = |x| («модуль икс»). Задача практически элементарная и заданная лишь для соблюдения формальностей, чтобы создать видимость проверки. Я нарисовал эту простенькую ломаную линию, и мне сказали, что я принят. Так я стал студентом самого престижного вуза Брянска.
Мне предоставили место в общежитии вместе с ещё двумя ребятами. Один из них был мой земляк из посёлка Ивот – тот самый парень с калькулятором, видевший меня на математической олимпиаде. Его звали Михаил, и по виду он казался мне похожим на медвежонка, поэтому в третьем лице я называл его Мишка. Мы познакомились при поступлении и специально попросили, чтобы нас поселили в одной комнате. А так как комната нам досталась трёхместная, у нас оказался ещё один сосед – Марат. По национальности он был украинский еврей, а характер имел дружелюбный и общительный и вполне вписался в нашу мирную компанию. Только мы попали в разные группы ДПМ: я в первую, а мои товарищи во вторую.
Практически в самом начале учёбы нас отправили на уборку капусты в совхоз. Вместе с нами поехали также студенты со специальности «Вагоны». Среди них оказался и мой друг детства Сергей, и я был очень рад увидеть его. Правда, долгий перерыв в общении сказался на наших отношениях, и мы уже не были так близки по духу, как раньше. Он пристрастился к курению, был не прочь выпить, нередко выражался матом – но больше для забавы, любил играть на гитаре и веселиться в шумной компании. Поэтому теперь между нами осталось мало общего и мы с ним были просто приятелями.
Нашим руководителем в совхозе был преподаватель с кафедры ДПМ Прасолов – очень разносторонний человек, альпинист, гитарист, умная голова и интересный рассказчик. Помню, как по вечерам он пересказывал нам содержание романа Стругацких «Обитаемый остров», который никто из нас ещё не читал, и получалось это у него захватывающе. Слушали мы и другие его рассказы, а также пели песни под гитару. Но свободного времени у нас оставалось не так много, большую часть дня занимала работа, а порой нужно было ещё и стирать одежду. За время этой поездки наши группы сдружились и после вспоминали эти дни с удовольствием.
Потом потекла обычная учебная жизнь, появились новые предметы. Нас пугали начертательной геометрией, однако мне она давалась легко, и я даже помогал другим выполнять по ней задания. Впоследствии то же самое было и с другими считавшимися наиболее трудными предметами – сопроматом и теоретической механикой. Нравилось мне и черчение, требовавшее немалой сообразительности и творческого мышления. Помню, как мне удалось одну сложную деталь вращения изобразить в полуразрезе лишь на одном виде, дающем полное представление о её форме и всех размерах. Преподаватель даже был немного удивлён, что мне не понадобилось дополнительных видов, и с довольной улыбкой поставил мне пятёрку. По немецкому языку я был лучшим в группе, и мои переводы трудных технических текстов порой просто поражали преподавательницу, так что она часто восхищалась моим «языковым чутьём». А однажды я отличился даже на истории культуры: преподавательница показала нам слайд с картиной «Неравный брак» и спросила, кто её написал. И из нескольких сидевших в аудитории групп ни один человек этого не знал, и только я поднял руку и назвал фамилию автора – Пукирев. Преподавательница чуточку поправила меня: «Да, Пукирёв», а наши ребята посмотрели на меня с уважением как на некое чудо. А вот высшая математика причиняла мне много проблем, и я никак не мог толком усвоить многие вещи – многомерные пространства, симплекс-метод, какие-то загадочные «конформные отображения» и др. Бывало даже, что я просил кого-либо из товарищей сделать за меня контрольные работы по математике, а взамен решал для них сопромат.
Большие сложности вызывало у меня и программирование. В то время вычислительная техника только начала развиваться и компьютер был редкой диковиной. В школьные годы я познакомился только с калькулятором, да и то лишь на факультативных занятиях. Поэтому мне было трудно освоить работу с ЭВМ и языки программирования. Мы занимались на маломощных персоналках – «двойках» (IBM PC XT 286) с объёмом диска всего 40 Мб и дисководом для 5-дюймовых дискет. Естественно, никакого Windows тогда ещё не было, и мы работали в Norton Commander, писали программы на языке Си. Также у нас были занятия на так называемой «большой машине» – СВМ (система виртуальных машин), где языком программирования был Фортран. С простыми заданиями я ещё мог справиться, а более сложные за меня не раз делали другие студенты, гораздо лучше разбиравшиеся в этих вещах. Хотя логику программ я представлял нормально, только правильно написать их текст мне было зачастую тяжело.
Ну а когда что-то не особо получается, возникает желание отвлечься на нечто более приятное, поэтому я увлёкся компьютерными играми. Сначала играл в Paratrooper, сбивал вертолёты и парашютистов. Затем увидел игру Arkanoid, немного в неё погонял, а потом подсел на её более зрелищный и интересный аналог – Popcorn. И вечерами напролёт я торчал за экраном и сбивал шариком кирпичи, ловил витамины, расстреливал летающие помехи, стремясь пройти все 50 уровней игры. Несколько раз мне это удалось, и я даже зарисовал себе в тетрадь все уровни, объекты и картинки. Понравилась мне и игра Supaplex, и я увлечённо водил колобка по лабиринтам, собирая призовые плоды и увёртываясь от камней и ножниц. Я пытался срисовать и её уровни, но их было слишком много, так что я бросил эту затею.
Моя игромания продолжалась на протяжении всех лет учёбы. В основном я играл в аркадные игры, требующие быстрой реакции и логики, из которых моими наиболее любимыми были следующие:
– Dave: парень с ружьём стреляет зомби, старух с ножами, собак и прочих опасных тварей;
– Myth: рыцарь идёт вперёд, находя разное оружие и убивая врагов;
– Pushover: муравей сбивает кости домино, имеющие различные свойства;
– Putup: человечек собирает плоды, увёртываясь от убийц и используя их порой в качестве транспорта;
– Commander Keen: космонавт проходит зоны, собирая призы и стреляя в мешающую живность;
– Blackthorne: принц с винтовкой ходит по лабиринтам, убивая гоблинов и других врагов;
– Vikings: три викинга с разными способностями проходят множество разнообразных уровней;
– Lemmings: лемминги проходят уровни, используя ограниченный набор различных способностей;
– StarControl: космические бои между кораблями с разным вооружением;
– Pinball: игровые автоматы с шариком.
В последней игре я самостоятельно разобрался, как можно на одном из автоматов получить призовой миллиард очков, и даже составил инструкцию с описанием всех необходимых для этого действий. Ну а в StarControl я разработал тактику борьбы слабых кораблей против сильных, управляемых компьютером. Так, я научился простым истребителем побеждать быструю «комету», способную сжечь его одним прикосновением. Для этого нужно было занять невысокую орбиту вокруг планеты, к которой «комета» не могла приблизиться, и стрелять в мечущегося рядом противника, попутно успевая уничтожать летящие метеоры, могущие столкнуть корабль с орбиты. Такой бой продолжался длительное время и требовал немалой ловкости, а также знания законов орбитального движения. Другой нереальный поединок – летающая тарелка с коротким самонаводящимся лазером против способной сжечь его одним выстрелом факельной «невидимки», автоматически нащупать которую лазер не мог. И я подводил свой кораблик вплотную к планете, поскольку сила притяжения на него не действовала, и вручную поворачивал лазер, стараясь зацепить пролетающего мимо невидимого врага и также отбиваясь от опасных метеоров. Это была тоже весьма зрелищная схватка. А вообще я наловчился до такой степени, что мог одним из четырёх кораблей (которых всего было семь) уничтожить весь вражеский флот.
Я был не один такой игроман, некоторые из наших ребят тоже увлекались игрушками, в основном рубились в «Цивилизацию». Мне была непонятна их тяга к этой стратегической игре, долгой и скучной на мой взгляд. Нередко мы занимались баталиями и во время уроков в отсутствие преподавателя, а когда он входил, спешили выйти из своих игр. Иногда я не успевал сделать это и тогда вырубал питание кнопкой, а он говорил мне: «Опять чертей гоняешь?» И даже в период подготовки диплома я не мог удержаться от игрушек, несмотря на то что работа шла трудно (а может как раз вследствие этого). Мой руководитель даже сказал об этом на защите, возражая против высокой оценки, но комиссия отмахнулась от его «несерьёзного» аргумента.
Я жил на свою стипендию, питался в буфете и в студенческой столовой и лишь на выходные уезжал в Старь и немного отъедался. Поэтому нередко я ходил голодным, а несколько раз со мной даже случались обмороки. Как-то в столовой я стоял в очереди, и внезапно у меня зашумело в ушах и потемнело в глазах, и я прислонился спиной к колонне, пытаясь удержаться на ногах. Мишка мне говорил: «Продвигайся!», а я отвечал: «Ничего не вижу!..», и лишь через несколько секунд эта слабость прошла. А в другой раз я зашёл в туалет, сел на унитаз и через какое-то время вдруг с удивлением обнаружил себя лежащим на полу. И для меня осталось загадкой, каким образом я отключился и как ухитрился ничего себе не повредить при падении.
На нашем этаже жили также студенты со специальности «Локомотивы». Многие из них были довольно разгульными, курили и выпивали, горланили песни, водили к себе девчонок. Но в принципе народ был неплохой, никто никого не обижал, шумных скандалов и тем более драк не случалось. Я жил тихо, с компаниями не водился, занимался в основном учёбой, и ребята присвоили мне кличку «пионер». Я даже перестал употреблять матерные слова в противовес окружающему сквернословию и лишь крайне редко произносил их либо по забывчивости, либо для веселья – ребята тогда друг дружке сообщали как необыкновенную новость: «Игорёк ругнулся!» Порой это были просто намёки на ходовые выражения или фразы с изъятыми нецензурными словами, которые всё равно забавляли моих слушателей.
Вообще я был не прочь пошутить, в том числе и над собой, и иногда у меня получались неожиданные экспромты. К нам в комнату нередко приходили другие ребята – в основном к Марату, и однажды кто-то обратил внимание, что мои товарищи обращаются друг к другу, переделывая имя в отчество. Мишка им объяснил: «Ну да, мы так привыкли называть друг друга: меня – Михалыч, его – Маратыч». А я добавил: «Меня – Игоревич!» (с ударением на «е»). А ребята рассмеялись – они и сами не замечали, что зовут меня на такой же манер, только со смещённым ударением. В другой раз у нас тоже гостили друзья Марата, Мишка делал чертёж на тумбочке, я сидел на своей койке. И мне вспомнился недавно просмотренный всеми нами мультик про Бармалея, где он был показан таким маленьким, слабеньким и тихим – почти как я. И я встал, прошёлся перед кроватью туда-сюда, чтобы привлечь к себе немного внимания, потом повернулся лицом к компании и сказал, подражая Бармалею: «Я... кровожадный?» Я ещё никогда не видел, чтобы люди так взрывались от смеха. Мишка в момент бросил карандаш, запрокинул голову и захохотал во весь голос, и все остальные тоже покатились со смеху. Долго потом они не могли успокоиться, а Мишка даже постанывал в изнеможении: «Ох, Игоревич, ну ты как что скажешь!..» Думаю, это действительно было очень смешно – ни с того ни с сего услышать из моих уст такое абсурдное заявление, совершенно на меня не похожее. А ещё я как-то соревновался с Маратом, придумывая слова с окончанием «изм». И когда наши запасы уже подходили к концу, он вспомнил слово «сионизм» и посмотрел на меня с торжествующей улыбкой – типа, «мы, евреи, всё равно победим». Но я тоже был не лыком шит и почти мгновенно в пику ему назвал «антисемитизм» – дескать, у нас тоже есть чем ответить на ваши происки. И его улыбка стала эдакой хитровато-укоризненно-понимающей – «и здесь на нас гонения». Но его не обидела моя лёгкая ирония, так как он знал мою ненависть к расизму.
Кстати, Мишка тоже был большим любителем шуток и юмора. Так, он помнил наизусть много разных стихотворений из школьной программы и порой пытался отыскать в них выражения, которые можно истолковать в эротическом смысле. Например, у Некрасова он припоминал строки про корову: «Барин ДЛЯ ПРИПЛОДУ взял её домой», или про мороза-воеводу, который осматривал свои владения: «И нет ли где трещины-ЩЕЛИ, и нет ли где ГОЛОЙ земли», – и я тоже смеялся над его находками. Он также вместе с другими ребятами из нашей группы участвовал в создании юмористического листка под названием «Просто весёлая газета», которую распечатывали на большом принтере. В её номерах были такие рубрики как «Кладезь мудрости народной» (афоризмы и смешные фразы наших студентов), анекдоты и истории из институтской жизни, а также «Весёлые задачи», в которых задавались шутливые вопросы на тему разных забавных высказываний преподавателей – например, «Нарисуем на доске увеличенный бесконечно малый треугольник» с вопросами типа «Во сколько раз нужно увеличить этот треугольник, чтобы он стал видимым?»
Однажды и я сочинил пару таких задач и одну из них приведу полностью. Поводом для неё послужил случай, когда один из наших преподавателей возмущался нелогичностью задач «с подвохом»: «Стоят четыре берёзы, на каждой по четыре ветви, на ветвях по четыре яблока – сколько всего яблок? Ответ: «Ха-ха, яблоки на берёзах не растут!» – В корне неверно с точки зрения техники!» И я придумал по данному поводу следующую задачу:
«Один известный преподаватель сказал: «То, что яблоки не растут на берёзах, в корне неверно с точки зрения техники».
ВОПРОСЫ:
1. Какие ещё фрукты-апельсины растут на берёзах с точки зрения техники?
2. Зачем старик Мичурин так долго работал над яблонями?
3. Не перевернётся ли он в гробу, услышав об этом?
4. А как отнеслись бы к произрастанию яблок на берёзах так называемые «мичуринцы»?» (Так один полковник называл бездельников, которые ходят и сбивают груши некоторой частью тела.)
Я оставил анонимное письмо со своими творениями в текстовом файле на большой машине, где нашёл предыдущий номер газеты. Видимо, мои задачи понравились «редакции», и моё письмо напечатали полностью в следующем выпуске. Так что веселья в нашей студенческой жизни хватало.
У нас на этаже жил парень, который занимался каратэ и даже завоевал титул чемпиона Брянска. Он организовал в здании бассейна ДОСААФ секцию бесконтактного каратэ и учил там желающих за небольшую плату. Тогда как раз пошла мода на всякие восточные единоборства и появилось множество кустарных пособий. Вот и я с несколькими соседями по этажу стал ездить на эти занятия, где обучался по одному из подобных учебников. Довольно быстро я разработал хорошую растяжку и освоил технику разных ударов. Правда, упражнения в спарринге мне не очень нравились, особенно когда партнёр применял излишнюю силу в блоках. Мы не учились бить по реальным объектам, а лишь обозначали удары, как это принято в спортивных боях. Походив на занятия пару месяцев, я усвоил методику тренировок и ради экономии денег и времени стал упражняться дома самостоятельно, пока мне это в конце концов не надоело.
Я не испытывал желания применить свои умения на практике, и нужды в этом у меня не возникало. Правда, однажды около магазина ко мне подошли три пацанёнка и попросили у меня денег, а когда я отказал им, стали меня пугать, что знают каратэ, и показывать разные позы. А я спросил их, где они тренировались, и оказалось, что как раз в той же секции, только раньше меня. Тогда я им сообщил, что тоже занимался там и что тренер – мой сосед. Так что они поняли, что впечатлить меня им не удастся, и мы расстались на товарищеской ноте. А вообще они были такими мелкими, что против них никакого каратэ не понадобилось бы. Просто полученные ими знания слегка вскружили им голову, вызвав обманчивое ощущение своей «крутизны».
На одном из уроков физкультуры во время игры в баскетбол я неудачно приземлился после прыжка, и у меня треснула кость в стопе. В больнице мне наложили гипсовый валенок, так что я мог шагать лишь с большим трудом. Поэтому я уехал домой в Старь в сопровождении прибывшей мне на помощь мамы. Нас обоих поразило, что в автобусе почти за всю долгую дорогу никто не уступил мне места. Тогда автобусы ходили переполненными, но в моих глазах это всё равно не оправдывало жестокосердия пассажиров. Я очень устал за поездку, а мне ещё надо было пройти длинный путь от остановки до дома, и я еле плёлся на своей култышке как черепаха. На полдороге мама подошла к стоявшей у клуба служебной машине и упрашивала водителя подвезти меня за плату. Он сначала отказался, но когда посмотрел, как я ковыляю, чуть не плача, то сжалился и довёз нас до дома. Целый месяц я был оторван от учёбы, и по выздоровлении мне пришлось навёрстывать пропуски по всем предметам. Всё же я справился с этой задачей и закончил учебный год нормально.
Из других спортивных событий мне запомнился один случай, когда я испытал необычайный психологический эффект предвидения. Во время игры в футбол мяч был выбит по краю к воротам противника, и я побежал к нему наперегонки со спешившим навстречу вратарём. И я вдруг совершенно отчётливо увидел в воображении, что произойдёт дальше: я успею к мячу первым, вратарь бросится мне в ноги, прикрывая ближний угол, я ударом правой ноги переброшу мяч через него в дальний угол, а сам упаду на поле и перекувыркнусь через голову. Так всё и случилось: я успел дотянуться ногой до мяча, споткнулся о вратаря и перелетел через него, а когда приподнялся с земли и посмотрел на ворота, мяч выкатывался назад из дальнего угла. Этот странный эффект меня очень удивил, и объяснения ему я так и не придумал.
В институте была военная кафедра, и один день в неделю мы проводили на ней, проходя обучение по специальности «командир понтонно-мостового взвода». Помимо наших двух групп в состав этого взвода вошли знакомые нам вагонники. Старосту нашей группы назначили командиром, а меня – его заместителем. Это была, наверно, самая загадочная должность с совершенно неопределёнными обязанностями, и даже зачастую было непонятно, где моё место в строю. Так что мне почти ничего не приходилось делать, и я лишь назначал дежурных. Порой это вызывало у меня трудности, так как мне не хватало твёрдости держаться жёсткого графика – многие ребята нередко отказывались, ссылаясь на какие-то свои дела, а более покладистые иногда возмущались, что их часто назначают. Но я им доказывал по графику, что на самом деле всем даю равное число смен, только с разными интервалами.
По окончании военной кафедры в конце последнего лета нас отправили на военные сборы в город Белёв Тульской области. Природные условия там были своеобразные: как шутили местные, зимой он Белёв, летом – Пылёв, осенью – Грязёв. Так что мы попали в пыльный и жаркий сезон. Жили мы в палатках, вмещавших одно отделение (10 человек). В первые дни я для памяти на будущее вёл дневник, описывая основные события в шутливом ключе, и порой читал свои заметки ребятам по их просьбе. Но потом наш взвод отправили на сутки в караул, после которого я так устал, что работать над дневником мне уже совсем не хотелось. Мы занимались строевой подготовкой, изучали работу с понтонами, один раз стреляли и наконец приняли присягу и получили воинское звание лейтенанта запаса, с чем нас и поздравили отцы-командиры. Назад в Брянск мы вернулись на электричке глубокой ночью, и я вместе с несколькими другими ребятами шёл пешком до своего района около трёх часов – это был наш последний марш-бросок.
Кстати, в один из дней сборов я по предложению старшины роты провёл сеанс одновременной игры против нескольких любителей шахмат и выиграл все партии, заслужив множество похвал. Что же касается институтских соревнований, то я тоже успешно в них участвовал. Наша команда занимала первое место среди вузов, третье в первенстве профсоюзов, а во внутренних состязаниях наш факультет всегда был первым. Причём я играл ещё и в шашки с неожиданно хорошими для меня результатами и даже выполнил норму первого разряда. Так что, думаю, я вполне оправдал спортивные ожидания тех, кто с такой лёгкостью принял меня в институт.
Последний 6-й курс был у нас полностью посвящён дипломной работе. Мне досталась тема, связанная с исследованием трещин в поверхностном слое баббита, используемого в подшипниках скольжения. И я проводил дни в лаборатории кафедры, нагружая на установке образцы и периодически рассматривая их в «мелкоскоп», пытаясь заметить все трещины и измерить их рост. Это было нелёгкое занятие, уставали глаза и спина, да и трещины порой прятались и обнаруживались с опозданием уже сильно выросшими. Не знаю, много ли полезных результатов принесли мои труды, во всяком случае я старался как мог. Руководитель помог мне сформировать диплом, дав много материалов из работ прежних выпускников, хотя порой выражал недовольство тем, что дела у меня продвигаются туго, а я ещё и трачу время на компьютерные игры. Однако на защите диплома всё прошло неожиданно гладко, вопреки всем моим опасениям. Я нарисовал нужное число плакатов, рассказал без запинок доклад и ответил на несколько вопросов комиссии, которая была этим вполне удовлетворена. Так что, несмотря на записанное в сдержанном виде мнение руководителя, мне поставили оценку «отлично».
Вот так и завершилась моя учёба в БИТМе, который как раз в тот год был переименован в Брянский государственный технический университет (БГТУ). На торжественном собрании нам выдали дипломы нового образца и альбомы с фотографиями курса, поздравили и напутствовали на дальнейшую трудовую деятельность. Затем был выпускной вечер с преподавателями в каком-то кафе с нереальными для меня ценами. Я не сдавал деньги на еду и потому сначала ничего не трогал, но потом соседи по столу убедили меня не стесняться. Закончилось наше застолье ближе к ночи, и мы распрощались до новых встреч и разъехались по своим домам навстречу новому этапу жизни.