О книге Андрея Коровина «Детские преступления» (Москва, 2015)
Очередной литературный шедевр, привезённый моими коллегами с поэтического фестиваля в Красноярске, – книга известного московского поэта Андрея Коровина «Детские преступления» – погрузил в лёгкое, прозрачное/призрачное воздушное пространство, пронизанное невозможным солнечным светом, который источает баночка с загадочным содержимым на подоконнике у бабушки:
цвета спелой соломы
немного светлее сотерна
с кристалликами сахара
застывшими
будто бы в жёлтом воздухе
неподвижные ископаемые
и головками одуванчиков
летящими
как заколдованные корабли
светящимися
как рыбки в аквариуме
Оно слепит искрами согревающего, озорного, доброго, колющего снежного огня в середине зимы, когда
снег скрипит под ногами так
что слышно на соседней улице
воздух такой мёрзлый
что язык прилипает к нёбу
если высунуть его изо рта
глоток зимы обжигает горло
и ты не можешь
напиться этой зимой
наесться этого снега
надышаться этим светом.
В нём звучат лимонные, как веточки мимозы, бессвязные слова в морозный белый день на стеклянной улочке, и на дачах весной гудят провода от переизбытка любви и тишины.
Этот завораживающий, рассмотренный с максимальным увеличением, с каким может видеть только ребёнок, «хрупкий подноженный мир» населён удивительными существами: кузнечиком в траве голубой, ежихой, ведущей куда-то деток, жуком, который держит на лапках круглое, большое, неожиданно перевернувшееся небо, и ты ощущаешь почти физически всю его тяжесть и неподъёмность:
лежит небо на жуке
а жук лежит
не жужжит
лапками шебуршит
то ли отталкивает
то ли щекочет
небо.
Тут, идя рядом с отцом сначала по лесу, затем вдоль пруда и куда-то дальше, можно встретить малюсенького ящера – жреца на пригретом песке, маслят в ельнике, мифологических рыб в реке Воронке, блестящих на солнце карасей в Оке. И вот уже ты вместе с лирическим героем плывёшь вне времени и пространства то ли в земном, то ли в небесном потоке воды ли, речи ли…
«вижу рыбу и я вроде рыбы
потерялся в запретной воде
мы летать или плавать могли бы
я в реке я во сне
или где»
«Ах, лечь бы в речь, отдав себя теченью,
когда вся даль небес открыта зренью
и ты плывёшь, всевидящ, как река,
в твоих руках уже играют рыбы,
и вот за это, Господи, спасибо,
что в звёздном небе движется Ока»
А ещё внутри рассматриваемого нами лирического измерения происходят разные удивительные чудеса: девушка в двадцать первом веке в московском метро читает записные книжки М. Цветаевой, «взлетая над Крымом, кричат поезда», светит треугольная луна, «цветущее чёрное море» бросает вслед уезжающим чаек, и плавают над майским Киевом, пахнущим любовью и всем, что может цвести, рыбы Декарта.
Но почти всё это – в первой части книги, названной «Переизбыток любви», которая периодически отсылает нас к детским воспоминаниям поэта. Только «жизнь движется стремительней, чем речь». И сказочное варенье из одуванчиков оказывается горьким на вкус. И саднит/щиплет что-то внутри от осознания того, «…сколько ты душ погубил / личинок пиявок скорлупок / покуда / ты маленьким был»:
короткими вспышками света
вся жизнь твоя будет с тобой
бездонное окское лето
кузнечик в траве голубой
поймаешь останется лапка
в твоей неумелой руке
цветов кучерявых охапка
и голая рыбка в реке.
А невероятные космические рыбы из речки Воронки обманули, так и не смогли защитить/унести вдаль от грядущей, обрушившейся, как снег на голову, нагрянувшей, как беда среди полного и безмятежного счастья, взрослости, остались где-то далеко-далеко в смутных воспоминаниях:
рыба справа и рыбина слева
удивлённо глядят на меня
пасть как кисточку львиного зева
открывая и к тайнам маня
но какая-то тайная сила
обняла меня и вознесла
с тайной рыб навсегда разлучила
и от жизни меня не спасла.
По мере приближения ко второму разделу «Жертвоприношение» и непосредственно в нём всё отчётливее начинают звучать темы мимолётности/потерянности жизни и неизбежности смерти («уже не осень / а полжизни позади / и я за старших», «жизнь и смерть отныне только сёстры»):
«прорезать малину
и старую грушу срубить
чтоб воздуха дать
облепихе крыжовнику вишням
как пьётся на дачах весной
невозможно не пить
чтоб жизнь не казалась
потерянной
прожитой
лишней»
«мы минем как минули прежде
кто мы
суесловье и дым
и нет даже капли надежды
что мы на земле устоим»
«как в жизни всё быстро кончается
пока на качелях качаешься
и музыку слышишь вдали
очнёшься
и кончится музыка
и ты уже больше не юзер k
а только песчинка в пыли».
Так же солнечно/ветрено («какое чудо / весь этот ветер / в лицо летящий»)/звёздно поэтическое пространство, но атмосфера в нём пропитана неземной пронзительной грустью. Это ощущение усиливается ещё и от того, что много стихов посвящены памяти ушедших друзей и поэтов:
ДОЖИТЬ ДО ЛЕТА
памяти Аси Каревой
солнце прожгло дырочку на матрасе
сон винограда спел как вино на ужин
ягодные улитки заселили террасу
ты
мне больше не нужен
звёзды стали длиннее а ночи ярче
южное небо вздрагивает спросонок
перечитать Маркеса или Боккаччо
плач за окном
ребёнок?
кто там меняет карнавальные на посмертные маски
не разберёшь Лаура или Джульетта
хорошо когда есть пара жизней в запаске
чтобы
дожить до лета
Прокручивая прошлую жизнь, как кинохронику, из которой «не вспомнишь ни лиц ни имён», предсказывая забвение, гибель и тьму, автор, тем не менее, утверждает, что «свет удивительный брезжил», что «душа бессмертная / до старости дитя», и что невозможно не уверовать в божественность этого хрупкого мира с его муравьями, бабочками, жужелицами, травинками, залётным гармонистом в летней электричке на Москву, слепой девушкой, поющей накануне Нового года о цветке алом-алом «будто это жертвоприношение / в ночной электричке / поможет ей / увидеть нас / навсегда»:
каждая мошка
неизвестная именем и лицом
стучащая
в твоё окно
каждая травинка
без числа и имени
на лугу
по которому ты идёшь
каждый вздох ветра
приносящий
радость запахов
и есть доказательства
Его бытия.
Любовь и нежность ко всему сущему убеждает: всё в этой жизни происходит не случайно, а по великому замыслу Его, который нам не ведом и нами не разгадан. И хочется вслед за автором повторить, как молитву:
пусть все друзья попадают в рай
враги попадают в рай.