Поезд мчался на север, а все мысли были на юге. Воспоминания встреч с Олегом проплывали слайдами. Алина лежала на верхней полке, отвернувшись к стенке. В купе ехали ещё три женщины, возвращающиеся с отдыха на юге. Они откровенничали, не таясь, не боясь осуждения. Из Москвы их путь лежал в разных направлениях, одна продолжала путь на север, две другие - на запад и восток.
Дома, в местах, где они жили, так открыто не поговоришь. Все трое были замужние, отдыхали в разных санаториях, у каждой дома были мужья и дети. У кого один, а у кого и двое. Курортные романы у женщин были с женатыми мужчинами. Слушать их было противно, но выходить из купе не хотелось. В какой-то момент Алина не выдержала и неожиданно для женщин спрыгнула с полки.
- Ой, Господи! Ты чего, дева, нас так пугаешь? Как чёрт из табакерки! - раскричались они в один голос.
- Слушать стало противно ваши воспоминания о романах! Взрослые женщины! И не стыдно вам? - выпалила Алина.
- Ой, девонька! Не суди нас, да не судима будешь! Мала ещё с нас допрос чинить. Ты бы от моего Ивана через день сбежала, а я вот десять лет свою лямку тяну. Родила двойню и всё! Больше сказала - никаких родильных домов, только абортарий. То пьёт, то гуляет, то бьёт, то ругает. Всю душеньку мою вытянул. Дали мне путёвку подлечиться по-женски, в водичке себя погреть. Да такого мужика встретила на тех процедурах, что аж сердечко зашлось. Обходительный, ласковый. Каждый день цветы и рестораны. Моя хворь женская вмиг прошла. Никогда не буду каяться, даже на смертном одре. Я за эти двадцать дней за всю свою жизнь отлюбила. Поживи с наше! Тебе, поди, двадцать только стукнуло? - сказала одна, точно угадав возраст. - Для дочки моей ты старовата, мне всего тридцать. В подружки молода больно. Лишнего ничего мы не сказали, поделились радостью своей, бабьей. Может твоя мамка и живёт райской жизнью, что такую красавицу родила, но не всем такое счастье достаётся. Поживёшь ещё немного, тогда и поймёшь.
- А мне сороковник подоспел, двое детей взрослых. Муж не пьющий, но злющий стервец до нельзя. Одногодки мы с ним. Все свои недовольства на мне вымещает. Ежели что на работе не так, то по мне кулак. И норовит по лицу бить, гад! Угодить ему ни в чём нельзя. Еда не та, простыня не та, платье на мне не то. Ногу раз сломал. Сбил с ног и давай охаживать пинками, а потом по ноге и саданул ботинком своим. Когда родители мне путёвку купили на лечение ноги, то три дня в нашем доме жили, пока на поезд не проводили. Отец настоял, чтобы не дать ему поизгаляться надо мной. Дети школу закончили и кто куда из дома. Дочь учиться уехала, сын в армию поспешил. А тут встретила мужчину, под шестьдесят ему, жена два года назад умерла. Ходил один, голову свою седую от дорожки не поднимая. Влюбилась я в него без памяти. И не жалость то была, а любовь, самая настоящая. Осмелилась, подошла хромоножка на белый танец пригласить. Он так кружил меня, что забыла я и про боль в ноге, и про годы наши. В тот же вечер и любовниками стали. Зовёт к себе, один он, детей с женой не нажили. Он от меня далеко живёт, в Сибири. Мне из моего Смоленска и не видать. Ответила, что если сам за мной приедет, то поеду, не задумываясь. Вот у меня задержка случилась, если беременна, то буду рожать. Нельзя плод от такой любви губить, - вторила женщина постарше.
- Мне про своего мужа и сказать нечего. Пустой человек! Живёт, лишь бы жить. Ни сыну, ни мне не рад. Что мы есть, что нас нет - ему всё равно. Пятнадцать лет прожили, с грехом пополам ребёночка одного нажили. Он уж года три как ушёл спать в другую комнату и ко мне в спальню ни ногой. Устроился вахтёром на завод. Уйдёт с утра, нагрузив сумку едой, придёт вечером, что крот, наберёт на тарелку самого вкусненького и шмыг в свою келью. В студёный день замёрзла я, на подворье с делами управляясь, пришла и решила прилечь на его кровать. Так он вскочил с постели и такими меня эпитетами наградил, которые отродясь не слыхивала. Шлюхой меня обозвал, у которой только секс на уме. А уж какие слова срамные говорил, что удавиться хотелось. Пошла в сарай, взяла верёвку, петлю уже сделала, да увидела его. В оконце подглядывает, зараза, ждёт. Такой меня смех разобрал. Вот дура, думаю, из-за этого пустого места с жизнью счёты сводить. Дом у нас здоровущий, от моих родителей остался. Одна у муженька печаль, что нет его доли в доме. По завещанию мне и сыну всё принадлежит. Кавалер мне в санатории достался парень-огонь. На пять годков младше. Женат, после ранения путёвку получил, из милицейских он. Ни он про меня, ни я про него знать ничего не хотели. Встретились, прекрасно провели время и по домам. Вот я душеньку и отвела. Если шлюха, то и буду ей. Правды ведь всё равно не дождёшься. Приеду, на развод подам и выпру муженька прочь, надеюсь, что сын поймёт меня, - рассмеялась третья и тихо запела заунывную песню, другие ей стали подпевать.
От услышанного у Алины потекли слёзы. Вспомнила жизнь в родительском доме, куда и возвращаться не хотелось. Может и песня грустная их вызвала. Женщины кинулись утешать, приглашая поужинать вместе с ними. Алина вспомнила про пакет с едой. В нём была запечённая курица, свежие помидоры с зеленью, малосольные огурцы в коробке, персики, яблоки, плитка шоколада и большая бутылка воды с четырьмя стаканчиками, в одном лежала записка.
"Мы обязательно с тобой встретимся, Алинка-малинка моя. Скоро приеду в Москву, родители не возражают. Они решили переехать в Москву. Жди. Целую. Олег"
Алина заголосила в полный голос. Женщины решили, что дело в записке. Самая старшая, назвав себя Ларисой, взяла записку,прочла вслух и громко рассмеялась:
- Посмотрите, девчата, на эту дурочку! Ей парень на дорожку столько снеди принёс, записку изумительную написал, а она ревёт белугой. Да я бы от радости в пляс пустилась. Тебя зовут-то как, девочка-рёвушка?
- Алина, - ответила и, уткнувшись в плечо Ларисы, дала волю слезам.
Двух других женщин звали Ольга и Наталья. До самой Москва они слушали рассказ Алины о её жизни. Где-то плакали, где-то смеялись, прикрывая рты ладошками. И не чувствовалась разница в возрасте. Каждой хотелось пооткровенничать, излить печаль из сердца, душеньку освободить от грусти. Смотрели фотографии в ноутбуке Алины. Олег очень им понравился. Отметили, что рядом с ним Алина смотрелась младше, советовали не обращать внимание на два года разницы в возрасте, беречь любовь, если она пришла. За окном мелькали огни полустанков и станций. В Москву приехали утром. Прощаясь, договорились найти друг друга в социальных сетях, чтобы проследить судьбу каждой. Не хотелось прощаться навсегда.
Первым делом побежала к Тоне. Новостей было много. Тётю Елизавету накануне увезла скорая, инсульт случился. В какую больницу Тоня не знала, не успела выскочить из квартиры. Соседки рассказали.
Тоня ждала ребёночка, срок ещё был маленький. Саня, муж её, на седьмом небе был от счастья. Работать за неё сам стал. Встанет с утра пораньше, наведёт порядок у дома и на свою работу бегом. Неожиданно пришло письмо. Родственники отыскались, родные дедушка и бабушка. Каялись, что зря сдали его в детский дом в четыре года после гибели дочери, что попросили записать на другую фамилию, чтобы потом их не разыскивал. Побоялись не поднять, а теперь очень нуждались в помощи и просили зла не держать, помогать деньгами, поскольку жить на пенсии трудновато. Даже сумму определили в пять тысяч рублей. Хотели приехать за первой суммой сами.
- Саня как прочитал, то за сердце стал хвататься. Всё не мог поверить, что сына единственной дочери могли так запросто бросить на произвол судьбы. Ему и пенсия по потере кормилицы полагалась, на которую могли бы прокормить. Едва его успокоила. Сразу пошли на почту. Саня отбил телеграмму, что не признаёт родства и знать их не желает. Рассказывая, Тоня плакала навзрыд.
Алина, пообещав заглянуть через день, поднялась в квартиру родственников. Дверь открыл Михаил, был трезв, но перегаром несло за версту. В квартире стоял спёртый запах закисшего белья, не вынесенного мусора. Прошли на кухню. Горы немытой посуды, на столе крошки. В какую больницу увезли тётю, не знал.
- Пьян я был в дым, а Нинка не захотела на ночь глядя ехать с маманей в больницу и спросить не догадалась, в какую повезут. Ушла зараза на работу, даже денег не оставила. Ты, сеструха, не могла бы мне на бутылочку водки и на дорогу подкинуть. Опохмелиться страх как надо, - бубнил Мишаня.
Алина положила на стол деньги на дорогу и быстро ушла из квартиры. Уже на улице слёзы вырвались наружу бурным потоком. Было больно за жизнь своих родителей и родственников. Казалось, не вырваться из этих серых будней никогда.
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2016/06/23/1327