Служить лишь Богу он хотел,
душею истины взыскуя,
и от земных, суетных дел
бежал, по горнему тоскуя.
Взор ввысь свой трепетно стремя,
искал божественной отрады
то средь страниц календаря,
то в буквах проповеди давней.
Уверенность его была
опорой в мире сем мятежном,
сомнений червь не возбуждал
вопросов вечных, безответных.
Но как-то раз, в закатный час
в душе раздался голос тихий:
«Обресть желаешь ты Меня,
но отчего ж не хочешь видеть,
что Я не в букве, но в душе,
участья ждущей в эту пору,
не в жесткой правил борозде -
в любви и милости откроюсь?
Ты праведность свою холишь
и жертвой мнимою восторжен,
а Я так малого лишь жду –
того смиренья, что неложно.
Узри Меня в хлопотах дня,
в докучливых словах соседа
и в отрешенности святой,
и в жажде творчества и дела.
Тогда пребуду Я всегда -
везде с тобой в любую пору
и путеводная звезда в душе –
не в небе путь откроет».