Недавно на праздновании юбилея своего друга я удостоился поцелуя в щёчку от одной мадам. Спросил – с чего бы это? Получил ответ: «Импульс…. Разве Вы не знаете, что женщины живут импульсами?..»
Да в общем знаю, конечно… За более чем полвека жизни встречал многих женщин… Только в данном случае это было по-настоящему удивительно, поскольку несколько лет назад я однажды поздоровался с этой дамой… Всего лишь поздоровался, поскольку периодически мы встречались на различных мероприятиях, и, хотя формально мы не были знакомы, я счёл долгом элементарной вежливости её поприветствовать. Но в ответ получил в свой адрес такую волну презрения, что желание повторно проявлять изысканность манер начисто пропало. Несколько лет при пересечениях путей на каких-нибудь открытиях и презентациях мы с ней полностью игнорировали друг друга. И тут вдруг первой поздоровалась, а потом ещё и это проявление невесть откуда взявшихся эмоций… Здесь, наверное, следовало бы сказать: женщины – воистину загадочные существа…
Но в действительности эта загадочность представляется мне во многом надуманной. Мы сами часто просто не обращаем внимания на их импульсы. А они очень многое проясняют. Есть женщины, которые импульсивно совершают поступки, от которых всем вокруг становится светлее и теплее. А есть те, которые своими импульсами обязательно наносят кому-то обиду или даже причиняют боль… И чаще всего - своим близким людям, тем самым, которых они уверяют в своей любви и преданности…
И потому мне вспомнилась история одного Дурака. Она стоит того, чтобы рассказать о ней в подробностях.
Он, в общем, неглупый человек. Но… дурак. Конечно, со своими тараканами. Он незлой, хотя вполне способен постоять за себя и за других, он любитель выпить (как, впрочем, и я), много чего умеет делать руками и всегда, не задумываясь, бросается на помощь тем, кто в ней нуждается, даже если это совершенно незнакомые ему люди.
Мы с ним дружим очень много лет. Я его знаю, может быть, даже лучше чем самого себя. Правда, довольно долгое время мы общались редко. По причине как раз этой самой истории, которую я, хоть и в процессе нечастых в тот период наших встреч и бесед, можно сказать, наблюдал с начала до конца.
Несколько (уже довольно много) лет назад он влюбился. Хотя парень он непростой, и жизнь у него была довольно сложная и насыщенная событиями и встречами, и людей, в том числе женщин, он повидал много и всяких, и влюблялся, и женат был неоднократно, тем не менее такая любовь случилась с ним впервые. Его избранница дамой была довольно эффектной, даже красивой, хотя и не без заметных недостатков. Во всяком случае, я знаю множество дам существенно красивее, умнее и эффектнее. А главное - от которых не исходит такая чернота…. У них обоих за плечами были весьма заметные шлейфы предыдущих биографий, оба были уже не юными, но каким-то образом сочли свою встречу судьбой…
Она была вдовой, с тяжёлым наследством, доставшимся в память о проблемном муже. Писала стихи, в чём-то неплохие, но вряд ли достойные публикации где-нибудь, кроме как в районной многотиражке. До знакомства с Дураком её уже полгода обхаживал некий персонаж, с которым и Дурак тоже был хорошо знаком, но ни к чему серьёзному у них дело так и не сдвинулось.
В общем, их встреча состоялась, они произвели друг на друга впечатление, и через некоторое время у них завязалась любовь. И всё бы было ничего, но вот тут и начали давать себя знать её импульсы. И его дурость.
Всё началось буквально на третий день после того, как они стали близки. В её рабочую комнатку на фирме, где она служила, и где в тот вечер сидел Дурак, пришёл её полугодовой ухажёр. По-хозяйски скинув пальто, он недовольно спросил: «А ты почему до сих пор не одета? Мы же сегодня идём на открытие выставки С***!» Она суетливо и даже как-то виновато начала собираться… Дурак молчал… Он был уверен, что она сама должна была сказать теперь уже бывшему ухажёру о том, что в её жизни произошли существенные изменения. Но она тоже промолчала…
По пути, ещё в коридоре, к ним присоединился её коллега по работе, приятель ухажёра, и также давний знакомый Дурака. Она шла между ними, а Дурак плёлся позади… Ему хотелось провалиться сквозь землю.
Но на улице он взял себя в руки и начал прощаться со всеми. «А ты что, не пойдёшь с нами?» - спросила она. «Нет, - уверенно ответил он. – Меня туда не приглашали.». «Ну тогда - пока…»- сказала она.
И троица направилась на открытие выставки, а Дурак в противоположную сторону. Он долго бродил потом по городу с единственным желанием - умереть.
Потом он два дня бегал по стенам у себя дома. Но на третий день снова пришёл к ней. С железной отмазкой для самого себя - он обещал ей в тот день помочь в одном пустяковом дельце. Но - обещал. Значит, должен был как бы сдержать слово.
Вот тут-то ему бы, Дураку, и понять, что возвращаться туда не следует, что любовь, начавшаяся таким образом, рано или поздно таким же образом и закончится, ему бы уловить эти импульсы, которые и впредь всегда будут не только не в его пользу, а попросту ему во вред! Так нет – любоффь у него… Тем более, что она с его возвращением нашла множество веских причин для своего поступка, да ещё сообщила ему, что благодаря своей выходке как раз и поняла, насколько он, Дурак, ей дорог, насколько она любит его и ценит… Что он вообще лучшее, что когда-либо случалось в её жизни… И он, конечно, растаял… Потому что услышал то, что хотел услышать… Даже не обратив должного внимания на её предшествовавшее восторженное описание похода: «Представляешь, как Я зашла туда между двумя башнями?!..».. (Парни её «конвоя» были довольно рослыми..)
«Но почему же ты тогда ушла с ними?» - спросил он в какой-то нелепой надежде получить устраивающее его объяснение.
«Ну… понимаешь, - а она придумывала ответ на ходу,- я ведь не могу знать, надолго ли у нас с тобой… А вдруг через неделю у нас всё закончится?.. А я уже засвечу наши с тобой отношения… Как на меня потом будут смотреть друзья, коллеги?...»
Ну ладно – свалял дурака, вернулся…. Но я после такого ответа тут же развернулся бы и ушёл уже навсегда… Но его этот ответ почему-то устроил… Что с дурака возьмёшь?…
Потом, правда, у них наступило что-то близкое к идиллии… Он был от неё без ума. Мы и встречаться стали всё реже, поскольку он практически всё время проводил с ней. Она всюду была с ним, и даже при наших нечастых встречах тоже обычно присутствовала. Он как будто ни на день не мог с ней расстаться. Но и она, казалось, отвечает ему полной взаимностью. Она даже стихи начала писать с каждым разом всё лучше и лучше… Он с неприкрытым восторгом при каждой нашей встрече показывал её новые творения, порой даже сопровождая их эпитетом «Гениально!»…
Насколько гениально, пожалуй, оценивать не возьмусь, но стихи действительно стали весьма неплохи. И как раз по их милости и случился её следующий импульс…
А произошло это тоже как нельзя проще. Фирма, где она трудилась, решила издать сборник её стихов. Ну и, конечно, издала. Тиражом 300 экземпляров. Оплатили набор, дезигн, печать… Но ей, разумеется, самого этого факта было катастрофически мало. Ей нужен был ТРИУМФ, толпа поклонников, масса восторгов!...
И Дурак радостно бросился ей всё это обеспечивать! Конечно, фирма сняла весьма престижный зал под презентацию, но дальше началась его работа…. Он пригнал своих друзей-цыган, ещё один его друг привёз два ящика шампанского... Весь вечер он ходил с камерой на плече, снимал событие… и так себе далее…
Да всё бы и ладно. Но на последовавшем за всем этим меропредприятием банкете (который опять же наполовину был организован им и его друзьями) её импульсы работали на полные обороты, она сияла и парила, при этом рассыпалась в благодарностях начальству, его друзьям - цыганам, Саше, который привёз шампанское из своих запасов, Серёже, который сделал ей дезигн книжки и афиши события… А Дурака не упомянула ни словом. Как будто его и не было вовсе. Для него у неё импульса не нашлось.
Кто-то скажет – ну и хрен с ним… Что особенного? А его это задело. И весьма серьёзно. Я прекрасно видел это в процессе всего банкета. Как он сам потом мне сказал - сидел на этом банкете как бедный родственник, как будто его туда допустили покормить из жалости… А она пела дифирамбы своему любимому директору, заму директора, начальнику её отдела, как будто они и были главными людьми её жизни… Да и ладно бы, сказал он мне потом. Но хотя бы пару слов-то… раз уж всем… Элементарное «спасибо»… неужели я не заслужил?...
В ответ я лишь пожал плечами. К тому времени я уже твёрдо усвоил, что о возлюбленных друзей - либо хорошо, либо ничего… Хотя уже тогда полагал, что ничем хорошим всё это для него не кончится. Именно потому, что уже с самого начала чувствовал черноту, исходящую от этой мадамы при любом проявлении её импульсов. Я совершенно явственно видел её феноменальную самовлюблённость и редкостный даже для нашего времени эгоизм, в угоду коему она была готова прогибаться перед «нужными людьми», шагать по головам, лицемерить, лгать, предавать кого угодно и за секунду менять взгляды на противоположные…
Но Дурак всего этого ни в какую не замечал. Передо мной стояла неразрешимая дилемма: с одной стороны, он был моим близким другом, и мне небезразлична была его судьба, с другой стороны, я хорошо понимал полную бессмысленность попыток его о чём-либо предупреждать. Он не чаял в ней души, и любые нелицеприятные отзывы о предмете его вожделения не просто не были бы им восприняты, но и скорее имели бы строго обратный эффект. Мне хорошо были известны случаи, когда из-за подобных попыток спасения люди теряли лучших друзей навсегда. Поскольку даже тогда, когда их правота становилась очевидна, смертельная обида предупреждаемых уже полностью поражала весь их организм, беспощадно сжирая все дружеские чувства, а сам факт сбывшегося пророчества только усугублял её.
В итоге я промолчал. В конце концов – он уже взрослый пацан, и я ему не нянька. Если человек упорно сам лезет головой в омут, как его остановишь?...
Он, конечно, и сам ангелом не был. Он ревновал её, хотя беспричинной его ревность тоже нельзя было назвать – она как будто умышленно провоцировала его на это. Вообще-то женщине ничего не стоит справиться с мужской ревностью. Для этого просто не нужно крутить хвостом у него на глазах перед всеми подряд, а уж если дошло до вспышки ревности, то погасить её тоже весьма просто – надо всего лишь рассказать мужику, что он лучше всех на свете, и ей никто, кроме него, не нужен. Так нет, они чаще всего только подливают в тлеющие угли маслица, чтоб разгорелось поярче… Начинаются тексты типа «да как ты можешь?» или «ты меня оскорбляешь!». При этом продолжая строить глазки всем мужикам вокруг, или наоборот – потупя взор при встрече с каким-нибудь бывшим однокурсником, что неизбежно наводило на ещё большие подозрения. Дурака же такое поведение откровенно раздражало, и у него хоть и нечасто, но всё же случались вспышки гнева…
Они периодически выпивали. Часто или нет – судить каждому в меру своих комплексов. Практически каждую неделю. А при выпадении праздничных дней – и по два раза. Это она ему тоже потом припомнила.
Хотя с его точки зрения они не просто выпивали. Во всяком случае – определённо не ради процесса выпивки. Они общались. Он рассказывал ей разные истории, в полном смысле слова знакомил её с мировой культурой, о которой у неё были весьма смутные представления. Он, кстати, постоянно таскал ей книги, фильмы и музыку. И он, по его собственному твёрдому убеждению, накачивал её эмоциями для творчества…
Писала она и правда всё лучше. Вскоре и я начал даже отчасти разделять его восторги по поводу её стихов.
Они почти перестали посещать всяческие околохудожественные тусовки, потому что им было хорошо вдвоём. Наедине с ним она была нежной и любящей. Но изредка они всё же вылезали на публику. И тогда она вдруг радикально менялась. Среди людей её тяга к всеобщему вниманию и восхищению её персоной неизменно брала верх. Она отстранялась от него и даже выражала недовольство, если он к ней приближался слишком часто…
Как раз поэтому они снова чуть было не расстались окончательно. Трудно сказать, что за импульс в очередной раз её клюнул, но на одной из таких тусовок она в присутствии своих друзей и начальства в совершенно хамской форме высказала ему мнение её директора о его, Дурака, несостоятельности и бездарности… После чего пошла «гулять с друзьями» по городу.
А на следующий день она уехала в командировку с делегацией своей фирмы. Вот тогда я впервые увидел его с по-настоящему чёрным лицом. Его решение разорвать с ней всяческие отношения было принято. И я уже почти порадовался. Да, я видел, что пережить это расставание ему будет сложно, но зато он избавится наконец от этого мерзкого существа. Это было похоже на хирургическую операцию – острая боль, предваряющая исцеление…
Но не тут-то было. Через неделю, по возвращении из командировки, она пришла в бар на киностудии, где мы частенько в то время бывали. Мы в это время стояли вчетвером неподалёку, возле машины одного из наших друзей, и я видел, как она туда вошла. Но Дураку ничего говорить не стал. Потом мы взяли пузирёк и пошли ещё к одному другу, живущему через дом от киностудии. Просидели у него часа полтора. Потом решили пойти продолжить в баре.
Всё это время она его там ждала. Потом были слёзы, мольбы о прощении, уверения в любви, клятвы больше никогда не повторять… Он снова растаял.
В общем, конечно, трудно сказать, то ли его упорство сыграло решающую роль, то ли она оказалась под влиянием каких-то неведомых импульсов, но у них снова наступила почти идиллия. Правда, она всё же иногда взбрыкивала – могла, например, при какой-нибудь очередной размолвке прыгнуть среди ночи в первую попавшуюся машину из тех, которые «дэвюшканэжэлаэтэпрокатытся» и укатить, оставив его на улице. Или вдруг начинала высказывать ему какие-то непонятные претензии или просто изливать на него унизительные оценки. Потом снова рыдала, извинялась и клялась, что «больше никогда»… И он снова верил. И верил он ей неограниченно и безоговорочно.
Они практически всё время были заняты только друг другом. Появлялись на публике редко и только вместе, и выглядели при этом идеально счастливой парой. У них даже появилось множество завистников – из числа тех, кому ничего подобного в жизни испытывать не довелось.
Можно долго рассказывать, как они ездили навещать её детей в летние лагеря или просто на водоёмы летом, где он жарил шашлыки, сопровождаемые множеством всяких вкусностей и выпивкой, которые он тащил на плече в своей неизменной сумке… Как он с упоением печатал её стихи на печатной машинке, а чуть позже – на свежеосвоенном компутере, носился по редакциям и издательствам, организовывал издания её сборников и новые презентации. Бегал по городу, разыскивая её подросших детей, иногда вытаскивая их из милиции, отмазывая в комиссии по делам несовершеннолетних, или попросту возвращая домой из загулов. Встречал её на вокзалах и аэропорту из командировок, каждый раз устраивая праздник по поводу её возвращения…
Он практически поселился в её рабочей комнате. Она заказала для него отдельный ключ, чтобы он мог приходить в любое время, который он прицепил на ей же подаренный брелок, привезённый из поездки в Италию. Он устраивал для неё праздники по любому пригодному для этого поводу. Он постоянно крутил ей музыку, которую открыл недавно, а также своих любимых исполнителей, о которой она ранее даже не имела представления. От Н*** она пришла в полный восторг, а когда тот приехал в их город с концертом, Дурак даже устроил ей личную встречу с ним…
Она вроде бы тоже отдавалась этой любви целиком. Делала ему подарки на праздники. Восхищалась им, что его в полном смысле слова окрыляло, и он вновь готов был ради неё свернуть горы…
И только я по-прежнему чувствовал, что вечно это длиться не будет. Я видел в ней какую-то фальшь – в её позах, манере говорить, даже походке. Только, разумеется, не знал, когда и как это всё выстрелит.
Всё произошло совершенно для него неожиданно. А началось с её очередной книжки.
Она несколько раз предпринимала попытки вступить в творческий союз. Однако замшелые деды, составлявшие там правление и мыслившие исключительно категориям своей молодости, пришедшейся на военные годы, разумеется, её кандидатуру неизменно отбраковывали. Он успокаивал её, убеждая, что союз этот – организация полумёртвая, и ей он совсем ни к чему… Она и так уже достаточно известна и популярна, и впереди у неё ещё немало достижений и без всякого союза… Она же действительно создала уже пару-тройку в высшей мере достойных сборников. Ей нужно было признание. А как раз накануне финала этой истории правление в союзе радикально поменялось. На место уже откровенно маразмирующих стариков пришли наши ровесники, некоторых из которых мы все хорошо знали. А один из них, с которым Дурак был знаком уже не один десяток лет, вскорости стал председателем местного отделения.
И как раз в это время, как раз по случаю выхода её нового сборника, да ещё и предстоящего юбилея, ей страсть как захотелось устроить презентацию в одном из самых престижных залов города. И Дурак решился на этот по-настоящему отчаянный шаг.
Представление там влетало в весьма приличную копеечку. Он влез в серьёзные долги. Она, конечно, тоже внесла свою лепту – в размере четверти всех расходов. Ещё и заикнулась, что, мол, обойдёмся без фуршета, поскольку по их правилам заказывать его можно было только там же, в ресторане этого крутющего бизнес-центра, где простая яичница стоила как ужин на двоих в заведениях попроще… Слишком дорого… Но тут уже он сказал «Нет!». Поскольку для его любимой женщины в день празднования её юбилея всё должно было быть по полной программе.
Он специально сделал несколько музыкальных клипов с её участием для показа на празднике. Составил программу вечера, подобрал и записал музыку для каждого её пункта. Организовал почётный караул в униформе гренадеров Наполеоновской армии, пригласив своих друзей из военно-исторического клуба… Подрядил друзей-художников на выставку картин, созвучных, по его мнению, со стихами его любимой подруги. Сам ездил по мастерским и отбирал работы, кому-то при этом приплатив небольшую сумму, кому-то поставив бутылку… С двумя друзьями привёз и развесил картины в зале презентации… И заказал столик в недорогом, но уютном кафе для завершения праздника уже узким кругом друзей… В общем, подготовил по-настоящему грандиозное мероприятие...
Праздник удался по полной программе. Все элементы блестяще сработали – каждый в нужное время на своём месте. И вот там-то и произошло вроде бы малозаметное, но имеющее весьма далекоидущие последствия событие…
Один из их общих друзей, с которым они, правда, были знакомы по разным поводам и в разные времена, и являющийся теперь членом руководства вожделенного творческого союза, в своём приветственном выступлении высказал «недоумение» по поводу того, что она до сих пор в этот самый союз не входит…
В тот момент, конечно, ещё трудно было понять, что это начало конца. И уж тем более, как финал их отношений будет выглядеть…
А вечер прошёл «на ура». Было огромное количество публики, настоящее море цветов, великолепный фуршет… Потом мы сидели в кафе, Дурак сиял, как начищенная монетка, и его подруга светилась счастьем. Никому и в голову наверняка не могло прийти, что с этой пиковой точки начнётся стремительное падение…
Но события пошли своим чередом. Она получила полуофициальное приглашение в союз, куда тут же подала заявление, и хотя утверждение кандидатуры должно было состояться в Москве, при содействии друзей из местного правления и полученных рекомендациях эта процедура выглядела уже формальностью. А примерно через месяц, перед самым Новым годом, она отбыла по бесплатной путёвке в санаторий в одном южном городе.
Вроде бы не происходило ничего необычного. Только с основной работой не ладилось, и Дурак, влезший в крупные долги, пошёл служить в охрану.
Ему катастрофически «повезло» - его определили в драмтеатр, где ему приходилось по два дня подряд проводить рядом с вахтёршами, которые хоть и менялись ежедневно, но все были как на подбор – омерзительные тётки, с утра до вечера зудевшие о том, какие охранники идиоты, мерзавцы, лентяи, воры, как им отвратительна их компания и по двадцать раз на день грозились попросить директора театра сменить охранную фирму. Находясь на службе в ЧОПе, он ничего не мог им ответить. И изолироваться от этих тёток не было никакой возможности. Для охранников не было предусмотрено никакого помещения, и даже спать по несколько часов беспокойными театральными ночами они были вынуждены на обычных банкетках. Он был вынужден всё это терпеть.
А его подруга вернулась с югов совершенно другой. В этот раз никакого праздника по случаю её возвращения не произошло. Они даже встретились не сразу – то он был на службе, то ей было «некогда». Даже о принятии её в союз он узнал лишь по телефону. Когда же они неделю спустя всё же увиделись, он её не узнал…
Она рассказала ему, как здорово ей было в санатории, как она ежедневно гуляла по красотам приморского города, посещала кафе и парки, а по вечерам предавалась танцам. Как ей не хотелось возвращаться. Как она сожалеет, что приходится жить в ненавистном месте среди ненавистных людей. И что столь желанное вступление в союз её вовсе не радует и даже вообще как-то по барабану…
Собственно, его ничуть не удивило её отношение к коллегам и начальству, к которым она всегда относилась с презрением, и лишь при очном общении с ними всячески изображала дружелюбие. Реакцию на долгожданное и наконец обретённое членство в союзе он тоже воспринял как вполне естественное. Его удивило то, что для него у неё не нашлось в этот раз ни одного доброго слова. Она даже не пыталась хотя бы сделать вид, что соскучилась и рада его видеть.
А ещё через пару дней, когда он в очередной раз тянул лямку на посту, она позвонила ему и объявила, что любовь между ними закончена. И они с этого момента становятся просто «друзьями». Мощь испытанного им шока невозможно передать словами.
По его собственным словам, не будь он в тот момент в серьёзном напряге на своей службе – мог бы тронуться умом (это он сильно преувеличил, конечно… он вообще весьма крепкий парень, и его крайне сложно выбить из седла…). Спас якобы именно тот факт, что он надёжно держал себя в руках, поскольку расслабляться там нельзя было ни на минуту. И он сдержал этот удар.
А затем, немного придя в себя, попытался найти логическое объяснение происходящему. И нашёл его в том, что они уже в критическом возрасте, и с его подругой происходят некоторые изменения, как всем известно, сопровождаемые всяческими психологическими метаниями. И значит, нужно всего лишь подождать… Всё войдёт в норму. Что тут поделаешь – дурак…
Через пару дней они встретились, снова сели за бутылочку, и она высказала ему все претензии. Они заключались в том, что с ним она пятнадцать лет провела «в пьяном угаре», что он постоянно лишал её «свободы творчества», что он много раз отговаривал её от вступления в союз, что само сосуществование с ним для неё некомфортно… Что ей надоели его «постоянные сидения» в её кабинете. Что она «хочет быть свободной»… И ещё немало дополнительных, которые я приводить здесь не буду, поскольку они не из тех, которые можно обнародовать… А у неё теперь совершенно иной статус… Она теперь поднялась выше по социальной лестнице. И ей теперь положен более высокий уровень уважения к её персоне… Да и мужчина ей теперь положен, пожалуй, более высокого статуса…
Он выслушал её почти безропотно, хотя и не верил своим ушам, лишь пару раз попытавшись возразить, что за воротник ей никогда ничего не заливал, что от вступления в союз её никогда не отговаривал, а лишь старался успокоить после очередного полученного ей отказа… Несправедливость обвинений, конечно, он воспринимал как настоящую пытку, но упорно продолжал убеждать себя, что это лишь временное помутнение на почве возрастных физиологических изменений… Что нужно лишь переждать этот трудный период. Те более, что она в конечном итоге заявила, что на всевозможных тусовках они будут продолжать делать вид, что они – по-прежнему пара…
Значит, ничто ещё не потеряно, сказал он себе…
И они стали «друзьями».
Видеться они стали значительно реже – не то, что не каждый день, а даже не каждую неделю. По его собственному признанию, он вдруг обнаружил, что у него образовалось множество свободного времени, которое он даже порой не знал, чем занять.
Но она совсем не отпустила его на волю. Ей периодически требовалась какая-нибудь помощь. Помочь переехать в новую комнату её повзрослевшему сыну. Организовать поминальный обед по случаю смерти её отца. А также провести презентации её сборников, по поводу которых она, конечно, договаривалась сама, чем была несказанно горда, но вся организационная работа по-прежнему ложилась на него. После одной из них, которую они снова совместили с празднованием её очередного дня рождения, она в порыве благодарности даже поцеловала его в щёчку и снова заявила, что он очень много для неё значит… И у него снова вспыхнула уже угасающая надежда на то, что ещё немного – и всё наладится…
В другой раз она позвонила ему после смерти матери, когда, разругавшись вдрызг с прибывшими на похороны сёстрами, ушла из дома. Они сидели тогда на пустыре, закрываясь зонтом от проливного дождя, снова выпивали, говорили о чём-то, как в свои лучшие времена, и он снова надеялся, что теперь все негативные процессы обернутся вспять…
Правда потом, после того, как дела были сделаны, она уже с каменным лицом заявляла ему, что ничего особенного он, собственно говоря, не сделал, и она, в общем, не очень-то и нуждалась в его помощи…
Они стали чаще появляться на всяческих тусовках. Вместе. Публика даже не догадывалась, что что-то в их отношениях разладилось. Он потом объяснял это тем, что старался использовать любую возможность побыть с ней рядом, продолжая надеяться на восстановление прежних чувств.
И, хотя и теперь уже очень редко, они всё же иногда выпивали вдвоём в её рабочей комнате. И в эти моменты её импульсы прыгали, как хотели, по собственной непредсказуемой прихоти… Иногда она с тоской на лице бормотала - «я хочу, чтобы всё было, как раньше…», а иногда с металлом в голосе произносила – «я хочу быть свободной…». Как-то раз она задумчиво произнесла: «Я, наверное, действительно не очень хороший человек… Я ведь никого не люблю…». В другой раз сразила его признанием, что поскольку ей, в общем-то, всё равно, с кем трахаться, так уж лучше трахаться с тем, у кого много денег… А однажды в процессе разговора сообщила, что никаких возрастных изменений, на которые он с удивительным упорством продолжал списывать весь разлад их отношений, с ней не происходит… Его, конечно, все эти её откровения резали, как бритвой по сердцу, но он по какой-то непонятной мне причине продолжал терпеть…
Эти странные их отношения длились без малого три года. Всё это время он ждал, что она возьмёт обратно все гадости, высказанные ему тогда, по возвращении с южного курорта. Но ничего не происходило. Более того – она отдалялась от него всё больше. Иногда начала появляться на тусовках без него. А если и с ним – то общалась почти исключительно с другими.
Он переживал всё это очень болезненно.
Мы с ним, надо сказать, не стали при этом видеться чаще. Освободившееся от неё время он по большей части проводил в одиночестве. Как объяснил потом – «никого не хотел видеть»… Внутри него всё туже натягивалась болезненная струна…
Было понятно, что развязка приближается.
Мы с ним виделись незадолго до неё. Он был откровенно подавлен, и в коротком разговоре сказал, что «терпение его на исходе».
А она, как будто ничего не замечая (с его точки зрения), а скорее – вполне осознанно (с моей), жила собственной свободной жизнью. Начала регулярно посещать косметический салон и завела собственную страницу в соцсети, где стала стремительно обзаводиться друзьями. Поначалу и он стал её «сетевым другом».
Но вскоре события стали развиваться в том направлении, которого я давно ждал.
В один из вечеров он зашёл к ней на работу, где, как я уже говорил, теперь появлялся редко. Оба были в тот день приглашены на очередное открытие выставки, но он не собирался туда идти. Поскольку ему надоела роль «сопровождающего».
Она встретила его фразой «Что с тобой? Ты какой-то пришибленный…». Он ответил, что у него есть на то причины. «Пойдём в клуб! – решительно заявила она. – Развеемся!»
Она настаивала. После недолгого сопротивления он согласился. И снова в надежде на то, что этот поход может стать началом их ренессанса…
Но произошло всё, как говорят, «с точностью до наоборот». Мероприятие в клубе было традиционно прекрасным, с тёплой атмосферой и приятным общением. Но после, когда публика уже расходилась, а узкий круг особо приближённых гостей отправился за небольшой банкетный стол, она пожелала присоединиться к этой компании. О чём и заявила, когда они курили на улице у входа перед тем, как направиться по домам. «Так пошли! – уверенно заявил стоявший с ними один известный халявщик (из тех, которые легко без мыла влезают в любую щель). – Не выгонят же!»
«Я понимаю, что не выгонят, - ответил Дурак. – Но нас не приглашали.»
«Ну и ладно! Пошли! – вдруг решительно заявила она. И, обернувшись к Дураку, - ты с нами не идёшь? Ну тогда - пока!...»
Нельзя сказать, что это было для него полной неожиданностью. Но именно в этот момент он понял, что ждёт напрасно. Он ей больше не нужен, и никакого ренессанса не будет.
Он пошёл домой в одиночестве… вспоминая уже случавшуюся подобную сцену.
На следующий день в городе появились афиши, сообщающие о предстоящем через месяц концерте Н***, который должен был состояться в одном из ночных клубов. Столики бронировать рекомендовалось заранее…
А ещё через день была их дата. Исполнялось 18 лет их знакомства. И все предыдущие годы она в этот день с утра звонила ему и напоминала, что дату нужно отметить. Не потому, что он о ней забывал. Он, как это ни покажется удивительным, всегда старался сократить до минимума всё, что могло выглядеть излишней навязчивостью.
А уж в этот раз, после состоявшегося завершения вечера в клубе, он определённо просто не мог напоминать о себе.
Весь день он ждал звонка. А когда осознал, что его не будет, понял, что это финиш…
За последующие две недели она позвонила ему лишь однажды, да и то с целью выяснить, купил ли он билет на Н***. Нет – ответил он. Ему было как-то не до концертов. «А, ну ладно, - ответила она. – Значит, каждый сам по себе…» И отключила телефон. И он снова сказал себе – это финиш.
Наконец, не выдержав, он зашёл к ней на работу. Под предлогом того, что ему понадобилась какая-то из его книг. Первое, что он услышал, переступив порог, был возмущённый вопрос – «Почему без предупреждения?!». И – почти без паузы – «Когда вещи заберёшь?».
Каким бы дураком он ни был, но тут уже даже у него вопросов не осталось. Финиш…
Но он сдался не сразу. Более того – он ни в какую не хотел сдаваться. Что делать, он не знал, но первым делом попытался хотя бы вытащить её на разговор. Для этого сначала удалил все её фотографии со своей страницы в сети. Надеялся, что она хотя бы задаст вопрос. Ноль эмоций. Затем удалил все свои ранее поставленные лайки под её публикациями. Снова никакой реакции. И наконец он удалил её из друзей. Но и на это последовал лишь какой-то её ленивый маловразумительный комментарий…
Они в очередной раз встретились в клубе, куда впервые пришли «каждый сам по себе». Она лишь, проходя мимо него, язвительно спросила: «Что, теперь и здороваться не будем?». Он сухо бросил в ответ «Привет». Потом объяснял своё поведение желанием показать ей, как отныне будут выглядеть их взаимоотношения, в надежде, что ей это не понравится и она всё же захочет с ним объясниться. Но напрасно.
Она некоторое время в одиночестве бродила по залу, а затем села с бокалом вина в самом центре. Хотя обычно все гости, желавшие присесть, всегда садились у стен. Но ей нужно было снова оказаться в центре внимания. И она своего добилась. К ней тут же подсел один художник, с которым они завели милую беседу. А многие из присутствующих бросились фотографировать столь очаровательную пару…
В тот вечер его пригласили за общий стол. Без неё. Он пошёл, и в итоге вечера здорово набрался…
И, наконец, он начал писать ей весьма пространные письма. Одно, второе, третье… Он писал ей о том, как любит её, напоминал о некоторых моментах их совместной биографии, рассказывал о своих неимоверных страданиях… Всего этих писем было шесть. Но на неё они не оказали никакого воздействия. Она либо не отвечала вообще, либо отделывалась какой-нибудь фразой типа «не знаю, что тебе сказать» или «не знаю, что тебе ответить». В конце концов даже до этого дурака дошло, что надеяться не на что, а допустимый лимит унижения уже перерасходован…
И он назначил день вывоза своих вещей, которых в её комнате за 18 лет скопилось немало. Он заказал машину, чтобы вывезти всё своё имущество накануне концерта Н***, о чём предупредил её, сообщив, что «на концерт она отправится абсолютно свободной».
На день его перевозки она вызвала своего сына, видимо, не желая видеться с Дураком наедине. Оба, конечно, при этом клятвенно уверяли, что он «просто случайно шёл мимо» и зашёл к маме на работу. Очень удачно – он теперь поможет ему погрузить вещи. Как будто их там было на грузовик.
«Ну что, так ничего и не скажешь?- спросил Дурак, когда вещи были погружены в машину.- Последний раз ведь видимся…» Она в ответ усмехнулась: «Никогда не говори никогда…» Он символически-ритуально вручил ей ключ от её комнаты, вместе с ей же подаренным брелоком. Она в ответ с улыбкой вручила ему его стопку, из которой он обычно выпивал в процессе их теперь уже навсегда законченных посиделок…
Он ещё только разгружал своё хозяйство на новом месте, где ему предоставили временное убежище, когда от неё пришла СМС-ка: «У меня всё получается не так, как нужно… Прости… Я опять плачу…»
Он ответил: «Получается так, как ДЕЛАЕТСЯ». Он тем не менее всё ещё не верил, что разрыв окончателен…
Он не пил в этот вечер, как можно было бы ожидать. Он пошёл домой и полночи смотрел фильмы… Смотрел, но не видел.
А в середине следующего дня он получил от неё СМС-ку «Я никуда не хочу идти…». Угольки надежды в его душе вновь вспыхнули ярким пламенем. Он, конечно, ответил ей «А при чём здесь я?», но теперь уже до самого вечера ждал… Не выдержав, перед самым началом концерта снова послал ей СМС-ку с пожеланием «приятного вечера». На что получил ответ «спасибо».
И всё же он продолжал надеяться, что вот сейчас пропиликает его телефон, и она скажет «Я не пошла на концерт… Давай где-нибудь встретимся.». Но напрасно…
Потом он рассказал мне, что с этого момента начался самый ужасный период в его жизни. Он не помнил, как прожил последующую ночь. Её поступок он оценил как демонстрацию полного пренебрежения, а следовательно – и как знак окончательного и бесповоротного разрыва. Равносильный измене. Как он сказал, «последний гвоздь в крышку гроба наших отношений»…
А наутро он снова получил от неё довольно пространную СМС-ку. Там значилось: «Я слушала Н*** и думала, что всё не так, как должно быть… Я действительно не должна была там быть без тебя… прости… Я на (следовало название самой знаменитой песни Н***) расплакалась…».
Кого-то, наверное, удивит, но его эта СМС-ка привела в бешенство. Поначалу он вообще не хотел на неё отвечать. Но через сутки всё же не выдержал. И написал ей в сети.
Он написал: «Тем не менее ты там была». Далее о том, что это была более, чем наглядная демонстрация пренебрежения. Что после неё все разговоры утратили смысл. Что всю процедуру разрыва начала она, и теперь её цель достигнута. «Ты свободна».
Она ответила, что да, начала действительно она, но он продолжил и развил… Он сказал: «Ты могла это остановить в любой момент. Но не стала.». «Не стала… - вновь ответила она. – Надо, наверное, пожить пока как есть… Подумать.». Его это снова буквально взорвало. «У тебя было три года на размышление, - ответил он. – Ты ими не воспользовалась.». «А я три года об этом вообще не думала, - заявила она. – Задумалась только после расставания. Так получилось… :-)»…
И тут его терпению пришёл окончательный… как он там называется?.. Он припомнил ей все её выходки за годы их совместной биографии. Сколько раз она «перешагивала через него». Сколько раз испытывала его терпение, то ли по глупости, то ли целенаправленно провоцируя его на ревность или унижая его не только наедине, но и на публике, всяческими заявлениями и поступками. В том числе в течение последнего месяца, когда она окончательно «превратила его в коврик перед дверью». И всегда всё у неё «так получилось». То есть само. И она как бы ни при чём. Но больше он терпеть это не намерен. И теперь он для неё умер. На этом их последняя переписка завершилась.
Я достаточно хорошо представлял себе, что с ним происходило в последующие месяцы. Сам проходил через подобное… Когда ни один кусок не лезет в горло, а вместо сна ненадолго проваливаешься в какое-то зыбкое забытьё, наполненное кошмарами, но при выходе из него вдруг осознаёшь, что те кошмары – полная фигня по сравнению с явью… Когда не можешь сосредоточиться ни на одном деле. Когда всё время мысли сползают к только что понесённой утрате…
Он, конечно, как и я в своё время, вполне понимал, что это пройдёт. Надо лишь перетерпеть некоторое время. Но чувство страшной боли от этого осознания не ослабевает.
Правда, через две недели он вдруг снова получил от неё СМС-ку с поздравлением с Рождеством (которое мы оба всегда отмечали 25 декабря) и сообщением, что она отбывает в санаторий по очередной бесплатной путёвке. А 31-го поступила новая СМС-ка, которой она поздравляла его с Новым годом и дополнила: «Я в Евпатории. Стою на балконе и смотрю на море!». Оба этих месседжа он просто проигнорировал.
Он теперь часто бродил по городу в одиночестве, понемногу выпивая во встречных барах, обходя стороной те из них, где они когда-то бывали вдвоём. Он завёл новую компанию, с которой познакомился в сети, и иногда проводил время с новыми друзьями. При этом никогда не то что не напивался, но даже ощутимо хмелел не всегда. Они, в общем, оставались для него посторонними людьми, с которыми ему, видимо, было спокойнее. А мы с ним за это время встретились всего пару раз совершенно случайно… И лишь обменялись несколькими фразами… Лицо его было практически чёрного цвета, и слова он мучительно выдавливал из себя. Я не хотел превращать наше общение в пытку. Потому ни на чём не настаивал.
А ещё примерно через полгода после их окончательного расставания я получил от неё приглашение на презентацию её нового сборника с совершенно идиотским названием о её «путешествии по Крыму», которая должна была состояться в союзе… Чем был немало удивлён. По этому случаю я позвонил Дураку и спросил, что бы это значило и что ему на эту тему известно.
Он ответил, что ему известно. Идти или нет – решать он предоставил мне самому. А заодно послал мне по электронке несколько текстов из этого сборника… которые назвать стихами язык не поворачивается… Ибо это были какие-то невразумительные вирши на уровне начинающего полуграмотного графомана. Но крайне удивлял тот факт, что издан сборник был за счёт союза, хотя даже давние его члены дожидаются такой чести годами… А тут – хлоп! – и издали! Да ещё и с помпой проводят презентацию!
Я, разумеется, на эту презентацию не пошёл. А прояснилось всё несколько позже…
Наверное, этот мой столь подробный рассказ не имел бы особого смысла, если бы не беседа, состоявшаяся почти через год после финальной точки истории этой любви. Дурак неожиданно позвонил мне и предложил посидеть в недавно обнаруженном им дешёвом, но вполне приличном заведении. И мы встретились…
Первое, чем он меня приятно удивил – он был абсолютно прежним. Таким, каким я знал его всегда. Ироническая искра во взгляде, светлое лицо, вид вполне довольный жизнью…
- Тебя не узнать, - сказал я, пожав его крепкую руку.
- Что изменилось? – своим обычным голосом спросил он.- Просто давно не виделись...
- Ну…- я не сразу подобрал слова. - В сравнении с тем, каким я тебя видел последний раз… Явный прогресс. Как я понимаю, жизнь налаживается?
- Точно.
Мы взяли бутылку и закуску (в этом заведении официантов нет) и сели за столик на мягкие зелёные сидения… Фирменный стиль здесь такой.
- Ну рассказывай, что произошло? – спросил я. – Рад, конечно, видеть тебя возвращающимся к санитарной норме… Потому как в последние разы ты вообще походил на мертвеца… Как удалось?...
- А ты знаешь - легко! – ответил он. – Как-то само собой… Я даже толком не заметил. То есть я, конечно, стал отмечать, что перестал смотреть на её окна, проезжая мимо… Реагировать на её остановку… А в один прекрасный момент как будто тумблер выключился… Проснулся утром – и понял, что свободен! Она, конечно, тоже мне немало помогла.
- Каким это образом? – он всерьёз меня удивил.
- Своими гадостями, - не задумываясь, ответил он. – Тем, что начала вытворять после нашего расставания.
- И что же это было?
- Ну… кое о чём ты и сам знаешь… Вся эта история с её новым сборником…
- Я лишь отчасти в курсе. Только в том объёме, который ты сообщил, - я не лукавил, подробности мне действительно не были известны…
- Так ты сам посуди…- он на секунду задумался, как будто пролистывая в памяти заранее заготовленную речь. – Сама по себе поездка в Крым в нынешней ситуации, мягко скажем, несколько сомнительный поступок. Но, допустим, кое что здесь можно понять. Во-первых, от халявы отказаться трудно, для некоторых – практически невозможно, во-вторых, есть железная отмазка типа «мнездоровьемоегоребёнкаважнее»… Но уж если ты решаешься на такое дело – хотя бы сделай это тихо… не афишируя… Нет – она сделала из этого шоу! Месяца три, поди, сидела, чего-то там сочиняла… Ты сам видел, что… Натуральная графомания… И с какими целями? Оказаться в центре внимания! Хотя бы на часок! Вероятно, даже наверняка, получить какие-то преференции от союза… Видел же сам – ей сборничек тут же начепятали! Презентацию организовали… Как думаешь – почему? А потому, что Камиль (председатель местного отделения союза – А.А.) тут же понял, как воспользоваться ситуацией! И по поводу Крыма перед властью прогнулся – вот-де, как здорово мы отметили «возвращение», и сам он ни при чём!.. Это же вот – деушка сама написала, сама пожелала издать, он всего лишь помогал… А тут ещё один политдеятель приезжал. Так и ему устроили тот же цирк с подношением сборника. Камиль в результате себе натрудил звание «заслуженного работника культуры», а эта дура, похоже, так и не поняла, что её попросту поимели в извращённой форме.
- Ну ты суров…- он меня даже развеселил.
- А что в сказанном – неправда? – он вообще-то говорил без малейших признаков злости или обиды. – Но это всё бы ладно… Меня это уже не касалось. А вот то, что она ещё решила мне доказать, что отлично обходится без меня… Главное – вас всех попыталась втравить в эту гадость… Ты вот почему не пошёл на её презентацию?
- Да с какой бы стати?! – я даже удивился. – Я ж знал, что тебя там не будет, а она мне, уж извини, глубоко по барабану…
- Да я знаю, что ты её всегда не любил…- он усмехнулся. – А я вспомнил один разговор, ещё в нашу совместную бытность… Когда ещё я организовывал ей презентации… Как-то обсуждали список приглашённых… и она высказалась: «Как же без Миши? Без Вадика? Без Саши?.. Их всех – обязательно!». И вот тут устроила демонстрацию. Пригласила всех вас. Что вроде без вас – никак, а без меня вполне нормально. Миша с Вадиком не знали, что мы в разбеге… Как-то не было случая им сообщить. Пришли, потом стали мне названивать – типа, ты где? То есть этой выходкой она меня ещё больше взбесила. Я ей потом написал письмо. Всё, что думаю. И чтоб оставила вас в покое. Поскольку вы все приходили на её презентации, чтобы пообщаться со мной. А вовсе не ради её творцсства….
- Дааа…- он меня даже несколько озадачил. – Как-то очень уж радикально всё изменилось… Ты же в ней души не чаял! Как же это произошло?
Торопиться нам было некуда. А ему действительно нужно было выговориться. Никому, кроме меня, он не мог рассказать эту историю в подробностях. В процессе мы взяли ещё одну бутылку, и я выслушал всё, что пересказал выше. И даже записал его рассказ на камеру. Меня это нисколько не утомило.
- Вот так наши взаимно-отношения и закончились. Я ещё надеялся, что по возвращении она всё же попытается что-то наладить… И повод был – мой день рождения. Нет. Она уже была озабочена своим сборником…
- И всё же мне непонятно, - сказал я. – Ты так уверенно утверждаешь, что пятнадцать лет она тебя любила… Что, по-твоему, могло произойти?..
- Ну что…- он пожал плечами. – Надоел. Она от меня устала. Хотя весь мой богатый жизненный опыт вопит, что бабЫ и молодЫци подобные решения принимают всегда под воздействием каких-то внешних факторов… Думаю, что что-то произошло в том санатории, где она была накануне моего отлучения… Возможно даже, что с кем-то там кувыркнулась… Но я не склонен считать это предательством. Предательство – это измена любимому человеку. А если любви уже нет, то какое же это предательство? Так что дело не в том, что она меня бросила. Это жизнь. Любила, потом разлюбила. Бывает. Предательство в том, что она вдруг резко подружилась с моими недоброжелателями... и даже врагами…
- М-да… - он меня всерьёз озадачивал. – Но… как бы это тебе сказать?.. Ведь это всё было предрешено заранее… Я, конечно, ничего тебе не говорил…
- Ну, знаешь ли… - он, в общем-то, даже особо не возмутился. – Не знаю, что там тебе было ясно… А я был убеждён, что она как раз такая, о которой мечтают все мужуки… То есть в бою против всего мира встанет сзади и будет подавать патроны. И никаких причин сомневаться в этом у меня не было. Слава Богу, не оказался к ней спиной в опасной ситуации…
- Да мало ли вы ругались?..
- Ну да, ругались! С кем не бывает? Если виноват бывал я, то всегда приходил и извинялся… Она же обычно отмазывалась чем-то типа «не знаю, что со мной было» или «что-то меня переклинило»… И в этот раз вполне могла бы… Стоило ей отказаться от всех тех гадостей, которые она наговорила мне тогда, и я бы в очередной раз поверил… Но теперь ей уже помешал её «более высокий статус»! А я, разумеется, напрямую ей об этом сказать не мог – чего бы стоил её отказ от своих слов, если бы был сделан по моему требованию? Хотя вполне прозрачных намёков дал более, чем достаточно… Но она не желала ни от чего отказываться. И потом – она очень здорово устроилась. Я у неё стал исполнять роль верной псюшки, которую можно как угодно пинать, срывать на ней плохое настроение, и даже кормить (в виде траханья раз в полгода) не надо, пусть-де сама где-нибудь как-нибудь… Но чтоб по первому свистку – к ноге! То есть это мог быть только её сознательный выбор. А я уже больше не мог унижаться. В один прекрасный момент я почувствовал, что попросту теряю себя. Как ты со своей третьей… И так продолжаться больше не могло.
Я вспомнил истории своих разводов… и некоторые их последствия. Когда одна из моих бывших много лет спустя рассказала нашему с ней общему бывшему начальнику о том, что наш брак «был лучшим временем её жизни», другая рыдала потом дома у наших друзей, третья спустя год после развода начала бомбить меня телефонными звонками… Промелькнула мысль, что у очень многих из них на все случаи жизни существует железная отмазка – «я же женщина!»… Как будто это обстоятельство даёт право на любую подлость. А «вести себя по-мужски» - это в их версии терпеть любые их выходки и не рыпаться.
- К сожалению, они редко задумываются над тем, что делают, - сказал я. – Особенно в подобных ситуациях. Импульсы – вот все мотивы их поступков…
- А думать им вообще не свойственно, - усмехнулся он. - Она, например, не может идти по улице или ехать в транспорте, и при этом думать. Потому что она идёт по улице. Или едет в транспорте. Делать два дела сразу у неё не получается. Для неё «подумать» - это сесть, приложить палец ко лбу и начать трудоёмкий процесс. Да, ты совершенно прав насчёт импульсов… Все поступки они совершают импульсивно, потом каются, страдают, но на завтра делают то же самое. Некоторые даже восклицают «Ну почему я такая дура?!», но ничего сделать с собой не могут. Импульсы сильнее. Не знаю, конечно, может быть, она теперь сожалеет о том, что натворила…
- Не читал над писсуарами объявление «Не льсти себе - становись ближе»? – ответил я. - Так вот – не льсти себе. Она отлично себя чувствует без тебя.
- Вполне допускаю, - он снова усмехнулся, и я убедился окончательно, что вся эта история для него реально осталась позади. – Но меня это больше никак не колышет. Она сама, по собственному решению, сняла с меня всякую ответственность за её дальнейшую жизнь… Так что что бы с ней ни происходило – это больше не моё дело. Видел фотки с последней тусовки в клубе?
Я видел эти фотки. И, конечно, сразу понял, о чём он… На них её целовал один весьма мерзкий тип, хорошо нам знакомый, полное ничтожество с невероятными понтами, а она сияла, как золочёная пуговица. Но я не знал, видел ли их он.
- Видел, - ответил я.
- Тогда, думаю, ты всё понял. Вот ещё полгода назад мне бы, наверное, захотелось повеситься… А сейчас, представь себе, пох!... Но я поймал себя на мысли, что за тот год, что мы в разбеге, видя со стороны её очередную мерзкую выходку, не раз говорил себе – вот этого я уже точно простить не смогу. То есть как бэ автоматом предполагалось, что предыдущую, видимо, всё же смог бы… Но вот тут уже всё совершенно окончательно.
- Ты про… этого урода?
- Разумеется. Надо же было опуститься до такого… Она, судя по её настроению, полагала, что как только «станет свободной», к ней тут же выстроится очередь из олигархов на белых «мерседесах»… А вот, поди ж ты, чем пришлось ограничиваться… Даже не имеет никакого значения, происходило ли у них что-то там за кадром или нет… От его слюней ей уже хоть как никогда не отмыться. Мне бы своевременно было понять, что моё отлучение тоже было результатом чего-то подобного. Но я тогда этой мысли даже не допускал. Зря, как теперь понимаю… А изменившая женщина по определению становится неприкасаемой. Грязной. Фактически прокажённой. Знаю, что некоторые прощают измену, встречал такое. Но я не прощу никогда. Хотя, ты знаешь, я даже испытал некоторое злорадство. Теперь она в тех руках, каких достойна. Хуже уже только вокзальные бомжи…
- Я обратил внимание на то, что она опять надела короткую юбку. Самонадеянно, прямо скажем… Ещё явно постарела и подурнела…
- Не удивительно… Теперь я и сам это вижу… Если баба в полтинник перестаёт трахаться - ей уже никакой салон для красоты не поможет… Если она теперь и спохватилась – то явно поздно. Но точно знаю – если бы я продолжал её любить, она бы оставалась для меня первой красавицей мира…
- Ну да храни её господь! – вообще-то она меня уже утомила. – Ты сам-то как нынче?.. Завёл кого-нибудь?..
- Нууу…. В определённом смысле…- он пожал плечами. – И даже не одну… Четыре года без бабЫ… это, знаешь ли, непросто… А я ведь на других просто смотреть не мог… Хотя вариантов всегда было предостаточно…
Это правда. Он хоть и не красавец, но, в отличие от меня, всегда пользовался довольно заметным успехом у слабого пола. Я ему даже в некотором смысле завидовал по этому поводу.
- В сети много общаюсь с дамами, - продолжал он. – С некоторыми встречались… С некоторыми даже кое-что получалось… Собственно, мы уже не в юном возрасте, когда требуются долгие ухаживания и клятвы верности на всю жизнь… Если хочется и ей, и мне, у неё – никого, у меня – никого, почему мы должны друг другу отказывать?.. Моя восемнадцатилетняя верность сам видишь, чем обернулась… А мне ведь уже недолго осталось… Пока я ещё на что-то годен, а лет через пять-семь, глядишь, уже ничего и не надо будет. Да и не взглянет на меня уже никто… Так что – долой условности… А что до любовей… Да, как-то непривычно жить с пустотой в душе.. Но, видимо, всё должно происходить в положенное для этого время. Молодость-то уже прошла. А с другой стороны – головных болей меньше. Может, так оно даже лучше…
Две бутылки, которые мы выпили в процессе этой беседы, подействовали не слишком сильно. При выходе из заведения нас даже не шатало…
Кто-то наверняка скажет, что моё изложение необъективно и для полноты картины следовало бы предоставить слово и другой стороне. Ибо там версия событий может быть совсем иной. Я на это могу ответить однозначно – объективность в данном конкретном случае мне глубоко по барабану. Поскольку меня во всей этой истории волнует мнение только одного участника. Да и какой смысл выслушивать человека, который думает одно, говорит другое, а делает третье? Вряд ли его (точнее сказать – её) версия добавила бы объективности. Я не сомневаюсь, что она со сравнительно небольшими промежутками времени звучала бы совершенно по—разному…
Остановки наши расположены одна напротив другой, через дорогу, поэтому до них мы шли вместе. Уже молча. Всё было сказано, а что не было, было и так понятно нам обоим. Поскольку мало кто в мире понимает друг друга так же, как мы с ним. Даже на секунду промелькнула мысль – может быть, он и есть я?..
- Дурак ты всё-таки...- сказал я на прощание.
- Я знаю, - ответил он.
Он помахал мне рукой с противоположной стороны улицы. Его маршрутка подошла практически одновременно с моим автобусом. И мы поехали в разных направлениях…
2016