1.
Любовь моя, здравствуй!
Вот мы с тобою и встретились. Сейчас ночь. Я беру тебя за руку и веду по ночному городу. Я очень люблю ночью бродить по нему. Пустынные улицы жадно вслушиваются в мои шаги. В твои шаги, В наши шаги. Разве понять им сонным, почему порой не спится людям? Разве понять им, почему до утра неспокойные люди гулкими шагами меряют глубину улиц? И у каждого свои думы. Порой тяжелые человеческие думы. Балласт, без которого мы бы перевернулись вверх дном…
Я иду с тобой по улицам и говорю, черт знает о чем. Я ни о чем не говорю, и ты меня слушаешь. Зачем? «Что ты мне скажешь, Любимая?» - «Что тебе сказать?» - «Ну, что-нибудь!» - «Ничего не скажу!» И только фонари бросают дрожащие тени нам под ноги…
Ветер влюбился. Но, неудачно. И вот теперь, отверженный, мечется он по улицам, не находя себе места. То вдруг притихнет, задумавшись, то безумно рванется вперед. Бьется с размаху всем своим телом о стены домов. о фонарные столбы, о машины, о людей. Спотыкается. Падает и бежит, бежит, бежит, не замечая луж…
Грустно быть ветром, влюбленным так неудачно. Ты замерзла, и я беру твои руки в свои. Я хочу согреть их. Я хочу согреть твое сердце. Все тепло рук своих отдаю тебе. И теперь уже мерзнут мои. Вот они уже совсем остыли, и я уже ничем не могу помочь тебе. Ничего, маленькая, уже весна. Скоро будет совсем тепло. И у тебя не будут мерзнуть руки. А у меня не будет повода греть их в моих ладонях. Не будет рукопожатия «дружба народов», когда белизна твоей руки становится мраморной в моей буро-желтой…
Многого не будет с приходом весны. Но еще больше останется. Веришь ли ты мне? Мне нужно верить. Иначе нельзя, Любимая…
Вот и твой дом. Мы заходим во двор и поднимаемся по лестнице. Ты заглядываешь в почтовый ящик. А письма все нет и нет. Я только пишу его, Любимая! Мы стоим на лестничной клетке. Говорим и молчим, молчим и говорим… Я касаюсь рукою золота твоих волос. Мягкие, льются и струятся они между моих пальцев по моей ладони. Зачарованный смотрю я на них…
Краски меркнут, ты уходишь. А я долго еще брожу по улицам и смотрю на далекие звезды. Какая из них моя? Пытаюсь отыскать твою. Далеко ли ни друг от друга? На меня налетает ветер, да-да, тот самый, что неудачно влюбился. Он кружит вокруг меня и зовет с собой. Но, я только виновато улыбаюсь. Мне повезло чуть больше. Сейчас нам не по пути…
Вот и все, Любимая. Хороших тебе снов…
2.
Любимая, здравствуй!
Наконец наступила весна. Все чаще и чаще сквозь хмурые облака проглядывает ласковое солнце. Старое доброе солнце. Как оно соскучилось по нас! Чуть завидит, бросается оно нам на грудь верным псом и радостно лижет языком своим наши щеки…
Рано утром словно по лестнице поднимается солнце по крышам домов в небо и не спеша прохаживается там до самого вечера. Иногда мы гуляем вместе. Некоторое время мы идем молча: я – здесь, а оно – там, на небе, а потом решаем зайти в Кольцовский сквер посидеть, поговорить. Так вот и сидим друг против друга. Неторопливый мужской разговор…
Но время всегда почему-то торопится. И вот нам уже пора прощаться. Я крепко пожимаю солнцу руку, и оно уходит. Наступает вечер. А вместе с ним приходишь и ты…
Каждый человек имеет свой мотив, звучит по-своему. Каждого человека слышит мое сердце. Оно слышит и тебя, Любимая. Особенно красиво ты звучишь вечером. Я люблю твои звуки, сочетания их, их оттенки. Правда им чуть-чуть не хватает ласки. Но, все равно, я люблю их. Грустные, тревожные и задумчивые – среди тысяч и тысяч других – находит их мое сердце в разноголосом шуме улиц. Иногда они плачут, твои звуки, и мне очень больно. Вот тогда у меня болит сердце. Вот тогда мне не спится ночами и дни не в радость. Я не хочу, Любимая, чтобы твои звуки плакали!
Я стою на дороге, и у ног моих течет ручеек. Он очень спешит. Он очень занят. Он так торопится, что ему некогда остановиться и поболтать со мной. Сегодня у него необычайно много работы: впервые по-настоящему, по-весеннему тепло, снег тает на глазах, и он должен успеть перенести всю тауую воду с бугра в лощинку. Так что ему не до разговоров. «С дороги! С дороги! Пожалуйста, не мешайте. Я тороплюсь» - журчит он скороговоркой…
И мне ничего не остается, как пойти поискать другого собеседника. Им оказываются полески. Простенькие, тоненькие, желто-зеленые полески. Они только что выбрались из-под снега и прошлогодней побуревшей листвы погреться на солнышке. Они еще не успели протянуть к нему свои голубые симпатичные личики, но, тем не менее, настроение у них чудесное, и они готовы говорить не только со мной, но и с ветвями, что сурово нависли над ними, с облезлой вороной, сидящей на дереве и, вообще, с кем угодно…
Но сейчас с ними говорю я. Опустившись на землю, я легко касаюсь их рукой. Они, холодные и хрупкие, доверчиво трутся о мои пальцы. Мы становимся друзьями. Нам очень приятно быть вместе. Мы в восторге друг от друга. Мы говорим друг другу милый вздор и смеемся, смеемся, смеемся…
И так не хочется расставаться, что кое-кто из моих новых друзей решает покинуть насиженные места и отправиться со мной. И, конечно, я непременно познакомлю их с тобою. Бережно держа полески в руке, я поднимаюсь по лестнице и смотрю на цветы. Я знаю: вы тоже подружитесь, и им захочется остаться у тебя. Грустно расставаться с друзьями…
Стучу в дверь. Никто не открывает. Тебя нет дома. Я ухожу. Уходят со мной и полески. Сиротливо и печально лежат они на моей ладони. Они так хотели подружиться с тобой...
3.
Милая, здравствуй! Здравствуй моя маленькая Фрези Грант, «прыгающая по камням», в своем туристическом путешествии. Я-то наивно размечтался, что ты будешь парить над волнами, ан вот что вышло: все выше и выше по склонам уводит в поход «вредный» гид…
Ан-24 вырулил на старт. Остановился на минуту, запросив разрешение на вылет. Потом натружено взревел своими моторами и, ударив меня в лицо облаком пыли, самолет побежал, оторвался, наконец, от земли и – полетел…
Дни потекли за днями в своем однообразии. Работа на фабрике, работа дома, работа на дачном участке, работа, работа, работа…
Так прошла неделя и еще один день. Я ничего не знал о моей Милой и уже начал волноваться и сердиться. И вот тут, как раз пришло первое письмо. Поверь мне, это было здорово! Оно лежало на столе, дразня меня, весело подмигивая своей красно-синей аэрофлотовской наклейкой. Письмо, первое письмо от Любимой!..
Прошло еще два дня. Я, то изнывал от непосильной работы, то тосковал по причине отсутствия оной. Пришло второе письмо, и на следующий день третье. Где-то на далеком юге любимая помнила обо мне, думала…
Ночь окружила меня со всех сторон, сжала теснотою улиц. Было уже давно за полночь. Все фонари погасли. А я все шел и шел по улицам, струйки дыма срывались с моей трубки, с моих губ и растворялись в кристально-чистом воздухе ночи…
Я вспоминал Любимую, скучал и звал ее. Но зов мой слышали только стены домов и далекие звезды. Первые хмуро вздымались многоэтажными громадами, а звезды – звезды улыбались и что-то шептали мне. Может, ты им что-то доверила? Да кто же поймет их язык?..
Быть может. осталась неделя: у моря, под солнцем, под ветром, что сходит ночами с задумчивых гор. Я слышу, иль слышится мне, что запели моторы тех «птиц», что с тобою на север летят?
О, что это будет за счастье! Когда тебя, вскинув на руки, я закружусь по квартире в танце безумной любви! Встречи желанная песня, клекот и стон журавлиный сольются в единую песню – песню прекрасной любви…
Прости, если я сорвался и слов, может нужных, не выбрал. А так. написал, что думал, чем бредил, чем жил, чем стонал. Прости!.. Ты простишь – я знаю. Я жду тебя, дорогая. Считаю часы м минуты, секунды, считая, жду…