Нам как будто сказали: «Один из вас умрёт на рассвете». Макбет повстречал трёх старух, которые ему предсказали, что он умрёт, когда лес сдвинется с места. Мы же никого не встречали. Нам просто кто-то, кажется, сказал: «Один из вас умрёт на рассвете». Точно так же незнакомец шепнул Арбенину на маскараде, что его ждёт бесчестие. Только Арбенин начал переживать, тогда как мы сели за стол на кухне.
За окном сквозь переплетения ветвей проглядывал закат за рекой. От окна шла в дом непрошенная гостья – сумеречная прохлада. Мы принесли два пледа и укрылись ими. Мы стали безмолвно ждать, когда совсем стемнеет, и на чёрном небе проступит бледное пятно луны в зеленоватой мути своего ореола. Тогда один из нас вновь прочитает свои стихи, которые другой слышал уже множество раз. Сегодня же будет последний.
Вечная луна смотрит с неба сквозь космическую мглу на двух уставших от жизни идиотов. Их век чудовищно мал для неё, но и за несколько десятков (не только миллионов и миллиардов) лет можно устать от этого мира.
Мы выбрали такой яд, который бы действовал достаточно долго, чтобы мы смогли прожить одну-единственную ночь. Мы точно знали: для одного из нас этой ночи уже не будет конца, а ночная прохлада станет намного сильней. Несмотря ни на что мы были настроены решительно. Поставили на стол перед собой стеклянный стакан, на дне которого поблёскивала дурно пахнущая жидкость. Достали колоду карт, перетасовали её, разделили надвое – доверились случаю.
Записки уже были написаны заранее. Они начинались таким приевшимся по книгам и кино «в моей смерти прошу никого не винить...» - клише для самоубийц. Нет ничего нового – всё, так или иначе, клише. Мы договорились, что тот из нас, кто останется в живых, и от своей записки, и от памяти сегодняшней ночи. Как бы сложно ни было, но ему предстоит забыть слишком близкого человека, который уже словно бы стал его частью.
Мы начали играть: клали на стол перед собой карты, брали взятки. В окно на нас смотрела недоумевающая луна. В эту беззвёздную ночь нас, посвящённых в безумную тайну, было лишь трое: два уставших от жизни игрока и луна. Мы потеряли всяких страх. Наш природный инстинкт самосохранения давно притупился. Будучи в азартном угаре, мы упивались сознанием того, что играли не друг с другом, а с самой судьбой.
Впервые нам удалось по-настоящему насладиться мгновениями действительности. Мы молили ночь не кончаться, но не потому что отголоски страха всё ещё отдавались в душах, а потому что хотели продлить наслаждение от собственного напряжения, дрожащих рук и паникующего сердца. Мы уверили себя, что терять нечего, но страх всё равно имел место быть. Заглядывая в обезумевшие глаза друг друга, мы замечали изначальный животный ужас, застывший на дне зрачков.
Эта ночь была парадоксальна для всего человечества, но знали об этом лишь мы и луна. Самоубийство – выход для слабого духом, для честолюбца. Но может ли слабый упрямо сидеть целую ночь за бестолковой игрой в пьяницу, поставив перед собой стакан с противоядием? Может ли честолюбивый добровольно скончаться в ночной тишине, доверив тайну своей смерти лишь самому близкому другу и луне? Если нет, то эта ночь и вправду уникальна. В противном случае, она самая обыкновенная, как и все остальные беззвёздные ночи над нашим городком. В любом случае, её давящий мрак рано или поздно рассеет рассвет.
И вот – вдали забрезжили первые розоватые лучи. Мы, наверно, уже доигрывали. На стены, на стол, на подоконник легли медные отблески заспанного солнца, поднимавшегося над рекой. Один из нас уже больше никогда не увидит ничего подобного, поэтому заворожённо смотрит в окно, пока другой принимает спасительное remedium.