Иванова запахнула свой пеньюар, и призадумалась: 'Свет... бог... икона... Вообще-то бог с большой буквы должен быть, но я не умею думать с большой буквы... мне и с маленькой плохо обычно думается... свет... бог... икона...'
- Иванова, ты куда там запропастилась? - заорал нечеловеческим голосом Сидоров, не тот, который Сидоров-кассир, а совсем другой Сидоров, потому что тот Сидоров орать уже никогда не будет.
- Не трепыхайся! - резонно, но громко возразила ему Иванова, а сама опять подумала: 'Свет... бог... икона... куда же это меня понесло? Я же и не крещёная даже...'
- Сидоров, а давай в храм сходим, свечку поставим.
- Иванова, куда же это тебя понесло? Ты же и некрещёная даже...
Это были последние слова, которые сказал Сидоров.
И был свет.
И был бог.
И была икона.
Перед иконой горела свечка, на свечку, сквозь крестообразную прорезь в центре, был надет бумажный квадратик, на квадратике было написано: 'Сидоров'.