Гошу пригласили на предсвадебный мальчишник. Идти не хотелось, но женился его лучший школьный друг Шурик, не пойдёшь — обида на всю жизнь.
Гоша и сам не так давно окольцевался. После женитьбы сразу остепенился: вместо дружеских посиделок по барам — культурная программа с образованной женой. Кино там, рестораны для сыроедов, один раз даже в библиотеку сходили на лекцию о влиянии сионизма на поздний ренессанс.
Гоше нравилась семейная солидность. Рядом с серьёзной Сусанной не хотелось выглядеть прежним раздолбаем. Супруга его и приодела по-своему. Вместо широких рэперских штанов с яркими заплатками — элегантные дудочки, с подвёрнутыми для шика чуть выше щиколотки штанинами. И мокасины замшевые, и батник со стильно поднятым воротничком. Тона пастельные, нежные. Оказалось, что рыжему, веснушчатому Гоше, такие цвета очень даже к лицу. Правда, розовый и все его оттенки, Гоша решительно отверг. И у него есть принципы, да.
Вот в таком примерно наряде и отправился он на мальчишник. Шурик обещал, что будет круто, но не уточнил, что и как. Поехали вместе с ещё одним одноклассником — Мишей Кицисом, которого друзья неоригинально, но ласково звали Кисой.
Включили навигатор, задали маршрут, едут, болтают. Киса жалуется, что в этом году все знакомые как сбесились и женятся один за другим. Это ж сколько денег на подарки надо. А Гоша его успокаивает — ты ведь тоже женился, верно? Ну. Деньги тебе на свадьбу дарили? Дарили. Ну так и относись к этому как будто в долг взял, а сейчас отдаёшь. Так-то оно так, согласился Киса, но я всегда чуть больше дарю, чем мне дарили. Значит, долг с процентами? Как-то не по-дружески это.
Ехали долго. Минут сорок. Ну, по местным меркам далеко, конечно — это ж полстраны, считай, если поперёк ехать.
Добрались. Ни бара, ни ресторана, ни, тем более, стриптиз-клуба. Вместо этого — лес. Ну, как лес. Так, название одно. Просто парк большой из кипарисов и сосен иерусалимских. Скамейки везде, столы, огромные урны для мусора. Всё для приличного отдыха, а как же.
Созвонились с Шуриком, тот по телефону до места довёл. Вышли на большую поляну. Несколько палаток, у костра человек двадцать сидят. Тихо очень. Гоша впервые видел, чтобы двадцать мужиков, собравшись на вечеринку, так тихо сидели.
Шурик их встретил, весёлый, глаза дурные, рот в улыбке вот-вот порвётся. Предсвадебный мандраж, понятное дело.
Гоша присмотрелся к народу. Всем лет по тридцать плюс-минус. Одеты в выцветшие индийские льняные одежды. Просторные штаны, рубахи цветастые. На руках браслетики плетёные, на ногах сандалии кожаные. Волосы у всех длинные — дреды, гульки на макушке, хвосты конские. В общем, стиль съездивших в Индию и не полностью оттуда вернувшихся.
Гоша на их фоне смотрелся, мягко говоря, странно. Засланный казачок какой-то. Титулованная особа среди дикарей. Киса, хоть и выглядел попроще в своих старых джинсах и майке “Моссад не спит”, но тоже не вписывался в общую картину. Поэтому они с Гошей взяли раскладные стулья и уселись чуть в стороне.
Судя по всему, компания собралась давненько. Но шашлыком не пахло, алкоголя не наблюдалось. Костёр бесплодно догорал без мангала, зато кока-кола лилась рекой.
Но вот, один из индусов вытащил из потрёпанной лоскутной сумки красивую стеклянную трубку-колбу, поколдовал с ней, раскурил, закатил глаза и многозначительно помолчал. Затем, кулаком с зажатой в нём трубкой, стукнул себя по лбу и протянул наполненный клубами дыма сосуд Шурику со словами: “Хорошего тебе бума, брат!”
Гоша открыл рот и ткнул Кису локтем. “Бума?!” — одними губами спросил Киса. Минут пять они завороженно следили, как индусы передавали трубку друг другу, непременно стуча себя по лбу и повторяя идиотские слова про хороший бум. Церемония проходила в торжественной тишине, лица индусов были серьёзны и сосредоточены, как на поминках.
Шурик, приобщившись к хорошему буму, тут же прилёг под ближайшим деревом, позвонил будущей жене, и стал её убеждать, что стриптизёрш на мальчишнике нет.
— Слушай, я пас, — прошептал Киса Гоше. — я их боюсь нафиг, ты эти рожи видал? Это секта какая-то.
— Я тоже не буду. Кто они вообще? Откуда Шурик их выдернул?
— После армии вместе в ашраме парились, вроде.
— Оно и видно. Перепарились. Что делать будем?
— Посидим ещё немного и свалим потихоньку.
Когда подошла их очередь вкусить хороший бум, они вежливо отказались. Индусы к тому времени слегка раскрепостились, разговаривали погромче, некоторые даже улыбались. Вдруг все замолчали и уставились на отказников. Гоша пожимал плечами, застенчиво улыбаясь, Киса с интересом изучал фактуру коры иерусалимской сосны.
Пауза затянулась. Гоше было очень неуютно. Хрен их знает, просветлённых этих. Могут и морду запросто набить, а то и порежут.
— А пивка у вас нет, пацаны?
Двадцать презрительных гримас послужили ему ответом. Да, алкоголь здесь не в чести. Их оставили в покое, и нескончаемая трубка пошла дальше по кругу, хороший бум продолжался.
Но вот, на внезапно потемневшем небосводе включились первые робкие звезды.
Это был знак.
Гоша и Киса осторожно крались к машине, когда к ним подошёл блаженно улыбающийся Шурик, протянул что-то на кончике указательного пальца и предложил:
— Воспарим?
На указательном пальце Шурика лежала крохотная розовая марка.
ЛСД, — с ужасом подумал Гоша, — Господи, я с этими придурками курить боюсь, это ж какую я измену словлю, если лизну сейчас эту дрянь?
— Спасибо, братан, я пропущу. А может, Киса хочет? — Гоша вопросительно посмотрел на перепуганного Кису.
Где-то вдалеке каркнула ворона и напряжённая тишина обрушилась на лагерь. В багряных отсветах костра индусы были похожи на индейцев, жаждущих освежевать парочку бледнолицых. Точнее, парочку бледнолицых полицейских из отдела по борьбе с наркотиками, за которых явно приняли Гошу и Кису.
Киса оценил ситуацию правильно и молча сожрал марку.
Тишина расслабилась.
Под утро, когда после пятого или шестого раунда хорошего бума, компания наконец отрубилась, Гоша затащил упирающегося Кису в машину и повёз домой. Всю дорогу Киса плакал, хватался за нос и бормотал: мне хобот оторвали… оторвали, суки, хобот… И никак не хотел поверить Гоше, что он не белый слон Джамбо, подстреленный браконьерами во время сафари.
На свадьбу к Шурику они решили не идти. И пусть обижается.