Нам, капитанам судов и начальникам подразделений, на совещании, посвященном началу нового сезона, во всеуслышание объявили, что денег на зарплату нет или почти нет, поэтому ее давали авансами по частям раз в два-три месяца, и намечалось вообще перевести всю организацию на трехдневную рабочую неделю и платить соответственно…
Многие в нашей страдающей от развала стране уже перешли на такой режим работы, но мы считались транспортной структурой, от которой зависела безопасность перевозки стратегических грузов через Волго-донской канал, а, по сути, обычный вывоз сырой нефти и нефтепродуктов на экспорт, разбазаривая и само государство, и его недра вместе с полезными ископаемыми. Все шло на скорую продажу, распродажу и подвод людей к полному обнищанию и изничтожению. Не используя средства и мощности заводов, фабрик и комбинатов на переработку того же сырья, зарабатывание на услугах и готовой продукции, руководители страны опустились до обычного грабежа своего народа, обирания его, доведения до состояния войны, революции и переворота всего, что только можно перевернуть. Выкинув на рынок ценные бумаги в виде акций, различного рода шарлатаны использовали наши незнания в применении оных, стали продавать, просто навязывать их нам, отбирая последние гроши, заработанные честно потом и кровью…
А для нас весенним месяцем апрелем все-таки затеялась подготовка к навигации, которая должна была когда-нибудь начаться. С сокращением парка земснарядов сократились дноуглубительные работы на реке, перекаты мелели, пересыпались песком, уходили в другие русла, более податливые для беспрепятственного прохода потока. Гидрология Дона брала свое, пущенная на самотек река жила, как хотела, текла, где могла и промывала, где считала нужным себе и только себе, не считаясь с перевозками речников, с обеспечением жизнедеятельности жителей, облюбовавших его красивые пологие и крутые берега. Да и сами перевозки сильно сократились, колхозы и совхозы окончательно развалились или их помогли развалить и разворовать, самые плодородные и менее засушливые поля и угодья попали в руки фермеров, не всегда эксплуатирующих житницу Руси по назначению и вследствие чего не осуществляя вывоз урожая по реке, предпочитая наземный транспорт. Так порочная цепочка загнивания сельского хозяйства юга великой страны, некогда кормившей всех и вся, била, как «обухом по голове» и нас, путейцев и эксплуатационников, когда у первых нет достаточного количества государственных денег на обеспечение безопасной перевозки грузов, а вторые не могут безопасно возить из-за обнищания первых…
Люди работают, зарабатывают репутации и набираются опыта, идут на повышение по карьерной лестнице, продвигаются по службе и тянут наверх себе подобных и себе удобных. Так и Андрей с Наташей перешли весенним апрельским днем на ту самую белую и быстроходную комфортабельную «Волну», где моему другу предложили должность первого штурмана, а жене повара. Я был рад за них и горд, что это кадры, подготовленные мной и пожелав им доброго плавания на другом судне, начал искать других. А здесь еще несколько семей беженцев из «дружественной» Киргизии появилось в нашем поселке, и все они имели отношение к путейскому сословию – мужские половинки этих семей работали на земснаряде, обслуживающем движение по горному озеру Иссык-Куль. Вот «не было бы счастья, да несчастье помогло», и мне в дальнейшей работе очень пригодился грамотный и спокойный механик Василий Васильевич со своей еще более спокойной женой Любой, а на смену одной молодой пары друзей пришла другая, первая жена Андрея со своим вторым мужем Виталей, закончившим нынешней весной школу командного состава и получившим диплом капитана до ста пятидесяти сил. Мне предстояло еще одного молодого парня, никогда раньше не державшего штурвал судна, обучить штурманскому делу и дать путевку в капитанскую жизнь, очередному будущему судоводителю нашего флота, ну, да ладно, мне не привыкать…
Теплым солнечным днем последней недели цветущего всеми ароматами жаркого мая мы с машинным мотористом Димкой и Виталей на носу земснаряда занимались ремонтом всасывающего трубопровода грунтового насоса. Лена стояла рядом и вела мирную беседу, задавая вопросы по поварской работе и этим слегка отвлекая нас от рутины затягивания болтов и гаек на стяжках, когда с берега на палубу забежал разъяренный караванный капитан затона Валентин Иванович, бывший мой старпом:
- Командир, зачем ты воровством занимаешься? Ты что творишь? – закричал он.
Я поднялся на палубу, в недоумении посмотрел на его перекошенное от злости лицо и спокойно спросил:
- В чем дело, Иваныч, объясни толком?
- Да твои старпом и моторист только что с соседнего списанного судна сняли три двери с кают и плафоны повыкручивали! Спрятали все в кормовом трюме твоего земснаряда! – все больше распаляясь, громко говорил он. – Пойдем, посмотрим, а еще объяснили, что это ты им приказал и третья дверь тебе! Ты что, командир, сдурел, это же подсудное дело!
Теперь мы уже все вместе смотрели на взбешенного караванного капитана и не знали, что ему на это сказать, понимая нелепость и неприятность создавшегося положения.
- Я доложу начальству, а ты как знаешь, командир, - немного поумерив свой пыл, сказал Иваныч, направляясь на корму судна, - пойдем смотреть.
Виталя вместе с караванным залезли в трюм и там действительно обнаружили то, о чем было сказано ранее, только никакого отношения к данному происшествию я не имел, чего, правда, слушать Иваныч не захотел, а привел комиссию из трех человек и они составили акт о наличии украденного с соседнего теплохода имущества. Все это происходило в пятницу, накануне выходных, а в понедельник карусель неприятных событий продолжила раскручиваться с приличной скорость и в нехорошем направлении…
Меня и двух настоящих воришек, старпома Серегу и моториста Саньку, в понедельник на три часа дня вызвал к себе начальник техучастка. На рейсовом автобусе из Калача мы добрались до Пятиморска, и зашли в приемную, где ожидали совещания почти все работники нашего управления. Дело в том, что Иван Михайлович всегда любил проводить публичные «порки» своих подчиненных на глазах у сослуживцев, тем самым показывая свою власть и унижая перед другими.
- Заходите, - призвала всех нас секретарь начальника, раскрыв двери в его кабинет.
Мы двинулись заполнять просторный кабинет начальника, заняв втроем места напротив остальных работников, коих оказалось около двадцати человек. Иван Михайлович почти сразу начал свою пространную тираду на тему сохранения государственной собственности и стоимости похищенного с теплохода, доверия руководства и нашей наглости, служебных и семейных ценностей, хорошей зарплаты и достойной жизни, которых, правда, именно в том, девяносто пятом году, мы пока не замечали. Плавно перейдя на личности, он посмотрел на меня, как старшего по должности из «воровской малины» и сказал:
- Берите бумагу и пишите заявление, что обязуетесь восстановить все на свои места и выплатить пятикратную стоимость похищенного.
- Я ничего не брал и восстанавливать мне нечего, извините, - тихо, но твердо ответил я, не вставая с места.
На знаю, что крутилось в его голове, но он несколько минут смотрел на меня, видимо, соображая, что ему еще кто-то может перечить и не подчиняться. Поняв мою решительность в поднятом вопросе, Иван Михайлович перевел грозный взгляд на моего старпома, который тут же сломался и написал необходимое заявление, то же самое проделал следом за старпомом и моторист Санька. Вроде бы инцидент был исчерпан, но не тут-то было:
- Все свободны, Климов, к пятнице я жду установки на места всего похищенного оборудования и ваше заявление на увольнение. Я не могу доверять ворам, - произнес начальник, распуская «порку».
Когда присутствовавшие в его кабинете встали и пошли к выходу, я произнес твердо и громко, чтобы услышали все:
- Иван Михайлович, я не стану ничего возвращать, я не воровал! Если вы мне не доверяете, как командиру, скажите сейчас, кому мне сдать земкараван сегодня и уйти из техучастка?..
Все разом остановились и, опешив, повернули свои головы на начальника, явно, не ожидавшего такого отпора с моей стороны. Они ждали его грозных слов в мой адрес, но услышали заезженную уже фразу:
- Я вам даю времени до пятницы, идите и восстанавливайте! В пятницу поговорим!
- Я еще раз повторяю, Иван Михайлович, извините, но я ничего не брал и возвращать мне нечего. Кому сдать земкараван? – меня тоже заклинило на этом поклепе в свой адрес и я был тверд в совершаемом поступке.
Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:
- Идите.
Работники управления выходили из его кабинета, шушукались, а в приемной стояла Людмила Анатольевна, юрист нашего предприятия и жена начальника по совместительству. Она тоже присутствовала на совещании, а сейчас взяла меня под руку, заглянула в глаза и тихо спросила:
- Я верю, что ты ничего не брал. Сможешь это доказать, свидетели есть? – и повела меня в свой кабинет.
- Да, конечно, мы в это время на носу земснаряда всасывающую трубу обтягивали вчетвером, они все могут подтвердить, - утвердительно ответил я, заходя в ее кабинет.
- Хорошо, пусть все они напишут, как было дело, потом мне привезешь, как можно скорее, хорошо?
- Да, завтра утром занесу, спасибо, - утвердительно кивнул я и вышел из кабинета…
Все необходимые объяснительные я принес Людмиле Анатольевне следующим утром и она, прочитав их, кивнула мне, что все будет хорошо. Впоследствии, ни в пятницу, ни через неделю, ни через три месяца, когда мы вышли в короткую осеннюю навигацию и пятикратную выплату похищенного повесили на моих подчиненных, выдавая мне приходные ордера на них в кассе при получении зарплаты на экипаж, меня больше не беспокоили и не вызывали. Тогда я понял, что с помощью юриста Иван Михайлович поверил мне или сделал вид, что поверил, но доверия его я не утратил, в чем убедился, проработав в техучастке и поднявшись по карьерной лестнице до его заместителя, еще долгие четырнадцать лет…
А мои подчиненные, столько лет проработавшие со мной рука об руку, уличенные в воровстве и пытавшиеся подставить меня на это, в дальнейшем еще хуже себя проявили и достаточно плохо закончили, но об этом чуть позже…