Про джина. Часть 6

Лидия Алексеева 2
Помнишь, мы расстались после скачек?
Не могло в то время быть иначе.
Я сказал тебе тогда,
Что прощаемся не навсегда,

Коль нужда появится во мне
Приду на помощь я к тебе?
– Помню, помню и всегда мечтал,
Только сейчас никак не ожидал.

Жизнь моя висит на волоске.
Ты же, как замок на песке,
То ли есть, то ль вовсе нет
И тебя ли вижу через столько лет?

– Да не беспокойся, я тебя не брошу.
– И все-таки я вижу сон хороший
Перед безвременной кончиной,
Горюя здесь не без причины.

– Да сколько ж можно повторять,
Больше нет причины горевать.
– Объясни тогда, откуда
Здесь непонятное мне чудо?

Может быть, ты джинном стал?
– Я им и был, но сам того не знал.
Всё расскажу, настанет срок,
Но потерпи чуть-чуть, браток.

Я могу тебя освободить сейчас,
Но не настал ещё тот самый час.
Я глубоким знанием владею,
Тотчас могу казнить злодея,

Но это слишком уж простое наказание.
Чтоб было неповадно прочим, в назидание,
Я глаза открою народу твоему,
Суд не тебе устрою, а ему.

Пусть подданные воочию увидит,
Как коварен злодей-визирь.
– Джимиль, постой, немного погоди,
Не оставляй меня, не уходи,

Дай посмотреть ещё на чудо,
Ведь для меня нет выхода отсюда.
– Для тебя, Усфар, и выход есть,
И необходимое всё здесь.

Так что оставайся в тёплом месте
И жди радостных известий,
Не волнуйся ни о чём,
Я позабочусь обо всём.

Знай, то, что видишь пред собой,
Это мир лишь только твой.
Для остальных это темница как темница.
Теперь пришла пора проститься.

Вот тебе моя рука,
До свидания, пока!
Джимиль тут же в воздух взвился
И как будто испарился.

– Не покидай меня, Джимиль!
Но тот уж был за много миль.
Только больше не исчезло ничего,
Окружала роскошь прежняя его.

Вполне приятное житьё.
Еда не иссякала и питьё.
Идиллия невероятная.
Слух ласкала музыка приятная,

Навевая сладкий сон.
Подивился тому он
И задумался опять:
«Что же будет? Кабы знать!»

*     *

А Джимиль вернулся в город,
Стал бродить среди народа.
Ему было всё уже известно,
Наблюдать, однако, очень интересно.

Невидимкой посетил дворец,
Где недавно царствовал халиф-отец,
А сейчас разгуливал визирь-злодей.
У Джимиля возникла хорошая идея,

Какое применить к злодею наказание,
Чтоб довести до неизбежного признания.
Вот негодяй грезит среди ночи,
Окончательно заснуть нет мочи.

Слышит нарастающий зловещий звук
И вот видит пред собою вдруг
Им убитого халифа,
Смотрит тот сначала тихо,

Потом голосом загробным говорит:
– Моя рана кровоточит и болит.
Признавайся в преступлении, урод,
Покайся перед всем народом.

Вызволи Усфара из темницы,
Проси пощады на площади столицы –
И раз за разом повторял: – Признайся,
Трепещи, злодей и кайся!

От ужаса дрожал тот очень,
Но прошла дурная ночь,
А вместе с нею постепенно страх ушёл,
Но визирь взволнован был и зол.

Хоть призрак не тревожил днём его,
И не случилось страшного с ним ничего.
Но наступила ночь, и снова
Смотрел халиф на визиря сурово

И вещал загробно, не открывая рот:
– Я не шутя тебя предупредил, урод,
Чтоб сам признался в зле своём,
Иначе появлюсь я светлым днём

Всё растолкую людям сам,
На растерзание им тебя отдам.
Знаешь, как народ во гневе страшен?
Жизнь в аду гораздо краше. –

И опять: – Злодей, признайся,
Трепещи, визирь, и кайся!
Но наставал утром ясный день,
Ночные страхи уходили в тень.

Визирь рассуждал примерно так:
«Я же понимаю – не дурак,
Не может мёртвый появиться днём,
А ночь уж как-нибудь переживём.

Скорей бы получить мне власть,
Тогда поцарствую я всласть.
Пусть себе бормочет ночью.
Знаю я, хоть и не точно,

Мёртвые живым не могут сделать ничего,
Разве только по ночам пугать его.
Так что пока солнышко не село,
Нужно провернуть задуманное дело.

Сегодня же царевича судить
И к смерти поскорей приговорить».
Тут же процессу ход даёт.
Собирается взволнованный народ.

*     *

И вот когда на площади собрались все,
На принародном праведном суде,
Усфара в клетке доставили туда,
На возвышенье взгромоздили без труда.

Чтоб виден был со всех сторон.
В центре визирь, судьи, прокурор.
Вот раздался барабанный бой.
А когда замолк народ честной,

Речь начал громко прокурор:
– Такого не случалось до сих пор,
Чтоб сын убил монаршего отца.
Однако ясно всё не до конца.

Чтобы вывод сделать верный,
Пора начать процесс судебный.
Только свидетели должны дать клятву,
Говорить правду, одну только правду.

Слово главному свидетелю даю,
Пусть выскажет он версию свою.
Ничего другого тому не остаётся,
Визирь на Коране клянётся

И говорит примерно так:
– Я уснуть в ту ночь не мог никак,
А когда забрезжил свет,
Тьму прогнал начавшийся рассвет,

Я услышал жуткий крик
И бросился на помощь в тот же миг.
В шатре весь в крови халиф лежал,
Из груди его торчал кинжал

Царевича Усфара самого,
С другим не спутаешь его.
Рядом был только один
Старого халифа сын.

Он дрожал весь мелкой дрожью,
Меня, испугавшись, похоже.
В жилах кровь моя застыла.
Я клянусь, всё так и было.

Внешне визирь держал себя в руках,
Изнутри ж одолевал его ужасный страх.
Только не случилось ничего опять,
Ведь не дано пути Аллаха разгадать.

Хоть халиф грозился ночью,
Днём не появился воочию.
«Я так и знал, – думает визирь,–
Чтоб запугать, призрак грозил.

Но не проведёшь меня,
Не явишься средь бела дня».
И вот последнее дают Усфару слово:
– Я не виновен, – говорит он снова.

– Вина твоя доказана, отпираться бесполезно,
Лучше признайся в преступлении честно.
Расстаться с жизнью придётся всё равно,
Плачет плаха по тебе давно.

– Уж лучше с жизнью распрощаюсь,
Но в том, чего не делал, не признаюсь.
Я своего отца люблю без меры,
Но моим словам нет почему-то веры.

– А для суда нужны свидетели и доказательства.
– Не знаю, почему так сложились обстоятельства,
Только держу ответ за злодеяние не своё.
Я не убивал халифа – это честное слово моё.

– Но всё против тебя, Усфар,
Свидетель и орудие убийства – кинжал.–
И вот уж важно прокурор
Читает вынесенный приговор:

– …Виновен. А за смерть отца
Казнить немедля молодца.
И вдруг в день солнечный, лучистый
Сверкнула молния на небе чистом,

А из неё халиф явился
(В него Джимиль оборотился)
И сказал голосом загробным:
– Ты убил меня, о визирь злобный,

Придётся всё-таки тебе,
Признаться в совершенном зле.
У визиря лицо стало перекошенным
Зашатался он и как подкошенный

На колени тут же пал,
И наконец вину признал.
Тут заголосил взволнованный народ:
– Визирь коварный пусть умрёт!

Усфара тотчас же освободили,
А визиря в клетку посадили.
Призрак исчез из поля зрения.
Ликовало население.

Продолжение следует.