предыдущая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1595
Тоннель расширялся и враз превратился в огромный, в несколько футбольных полей круглый зал, покрытый уходящим ввысь куполом. Дорога разбилась на отдельные полосы, змейками, петляющими по залу, а по бокам за стеклянными перегородками сидели клерки, глядящие в компьютерные экраны. “Решают судьбу”, – подумалось равнодушно. Даже удивился, что не ёкнуло. Он пристроился за затормозившей перед ним машиной. Из неё вышел усатый мужик.
– Мы уже в преисподней?! – Шутливо спрашивая, приветствовал его Андрей Петрович.
– Ты че-о, дурень, не сечёшь?
–Не-а?
–Да-а?! – Он удивлённо осмотрел Старостина. – Ну даёшь! Простофиля. Время твоё кому-то понадобилось, вот ты и здесь. Знаешь, какие здесь крутятся бабки. Не просекаешь? Вон они сколько вбухали. Одних только съездов не сосчитать понастроили.
"Преисподняя?!”– мужик пожал плечами:“Ну что возьмёшь с него?” – и повернулся к окошку, но позже окликнул закурившего Андрея Петровича:
– Слы-ышь, сигареткой не выручишь? Ну, спасибо тебе. Я-то, – он смущённо, нервно хихикнул, – и не курю, да вот, увидал тебя, так захотелось тоже, напоследок затянуться. Не соответствующие мы с тобой моменту оказались. Спасибо, что не сразу в расход. А то мы сами сюда прикатили, верёвки, мыло не забыли. Куда ж мы с тобой!.. – он образно схватился за сердце. – Я всю жизнь – на станции юных техников... Как мы за неё боролись! Как!! Не-е, лучше, если ребятишки наркотой балуются… Ты откуда? Раньше эти тоже промышляли, – он кивнул на операторов за перегородкой. – Только к ним такие попадали, с кем, ну... в разведку отказывались идти, отпетые… Так вот, брат, всё перевернулось.
Насколько хватало вида с края деревни, неширокая речушка убегала, петляя змейкой, делилась на рукава и старицы, заливы, обтекала многочисленные поросшие острова, подкапывалась под берега, обнажая глиняный берег. Несколько рухнувших сосен, поникнув верхушками в быстрину, ржавели высохшей хвоей. У самого берега стоит чёрный ЗИС. Недалеко, на траве раскинута подстилка, и на ней, упёршись локтями, полулежит девушка в пестреньком платье из ацетатного шёлка. Её ухоженное личико обрамлено треплющимися на ветру локонами высокой причёски. Ветер теребит подол платья, чуть задирая его, приоткрывая низ кружевной комбинации. По колено в воде в черных длинных трусах и не снятой генеральской фуражке стоит низкий толстячок.
– Маш, а вода ничего. Ты многое потеряешь.
– Да не хочу я, Есей Георгич. Не хочу. – Девушка капризно потянула через зубы воздух. – Не нравится мне.
– Да почему, Машутка. Смотри, какой день погожий, какая тут прелесть. Хочешь, я распоряжусь, чтобы они ушли.
Чуть в сторонке солдат, похоже, шофёр, растапливает кучу собранного на берегу валежника. Невдалеке мужик из местных в рваной байковой рубашке чистит рыбу на уху.
– Да не барышня я, совсем стеснительная. Только лучше я полежу, посмотрю, как облака плывут.
– Небось, скучаешь? Думал, понравится тебе.
– А что, Есей Георгич, может нравиться? Речка, да речка стылая. Дно вязкое, холодное. Бр-р. А лес ваш, только мошка, да муравьё заползает везде. А так, я смотрю в небо и мечтаю.
Генерал заходит чуть глубже по илистому дну, и замирает от холода. Он оборачивается к девушке.
– А о чём, можно узнать, моя прелесть, ты мечтаешь?
– О будущем, Есей Георгич.
– Да, милая, раз мы победили, такое будет будущее, что!..– генерал задумался.
– Вот здесь, вместо этой речки, вижу я большущий универмаг, – оживилась Маша. – Рядом, здесь, – она указала на лес, – широкая дорога. Люди выходят из машин и автобусов и идут в магазин, пьют у входа крем-соду самых разных вкусов. Тут же – пирожная, всяких там заварных, шоколадных, творожных и с орехами – как в “Праге”, и больше. А в универмаге – сколько всяких отделов: и духов, и шляпок, чулок.
– Мечтай, моя радость. После нашей победы у нас всё будет!
Мужик, почистив рыбу, подошёл, показывая солдату: “Кому её?” – ожидая вознаграждения.
– Да генералу. Тот сейчас трусы снимет, и покажет ей будущее! – оскалился солдат, а мужик понёс рыбу генералу. Тот дрожа, не купаясь, вернулся на берег. Увидав рыбу, вытащил из сложенного у подстилки френча портмоне.
– Как зовут-то тебя?
Выдержав для серьезу паузу, мужик отозвался: “Так Андрей я, все Петровичем кличут”. – глядя на протянутую сотенную купюру. Взяв её с достоинством, сложил её в картуз и быстро удалился.
"Лето, горевать надо, дорога минута. А я тут, с барчуками городскими, стыдоба!"
февраль 2011, 2015–16, апрель 2020