предыдущая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1556
Однообразно тянулся тоннель, без выездов, развилок, пересечений, – тускло, с исчезающей надеждой. Радио не ловилось в подземелье. Стало заметно жарче, весь вспотел. Старостин включил кондиционер. «Уж не к центру ли земли несёт его нелёгкая?»
Как поженились, стали жить у Вали в их двушке. С тестем. Мама Валина умерла от рака за два года до их свадьбы. Ждали, надеялись на своё жильё, хотя и тянулась очередь молодых специалистов до старости. У всех было такое положение, дальше уж как повезёт, какая карта выпадет – кому-то туз, а им Егор Степанович достался.
Вначале он показался нормальным, закладывающим мужиком. Стал Андрея проверять бутылкой на «свояковость». Видать, зять экзамен завалил. Выпивший, начинал Егор Степанович бахвалиться своими победами над охламонами, придурками, над всем этим ничтожным людом, что кругом добра этого – как навоза. А если война была такой кровопролитной, затяжной, то только потому, что таких бравых и умных, как Егор Степанович, насчитывалось единицы. Ну, с зятем ему не повезло, бумажный инженеришко попался, чужой. Любил тесть рассказывать Андрею, что на Волге, на судоверфи трубу на котельной не знали, как установить. Так его разыскали за двести вёрст, и он без всяких инженеров и кранов так упряжки и людей расставил, что труба сама за полчаса встала, а инженеры потом верить не верили, что такое возможно. «Но стоит до сих пор, поезжай, проверь!»
Не обходилось без указюк для незрелой молодёжи: «Ты обязана», «Ты должен»– с годами с всё более дребезжащим раздражающим голосом. Принимали директивы вроде бы со скрытой усмешкой, но так, кабы ненароком не втянуться в склоки.
С годами он вообще гнусным стал. Если бы только неопрятным. Нет! Стал выпячивать болячки и хвори, как подвиги, и пионеры обязаны нести вахту возле них, как у вечного огня.
Спросишь его что-нибудь, только чтобы за столом не молчать, в свою тарелку не пялиться: «Как здоровье, Степанович?»
Он молча, с ухмылочкой тебя осмотрит: «Знаем мы вас. Не с такими справлялись».
Был он добытчиком, промышлял в очередях, размахивая, как пистолетом, удостоверением участника, а Валины хлопоты, и Андрея труд ни во что не ставил. Когда же развал начался, он себя гвардейцем на танке почувствовал. Без него и молока бы не видели. Но за это требовал почестей, оскорблял, и совсем не считался, что внук поглощает все Валины силы и время. Валя опять, как и в детстве, стала бояться его.
Пропало курево. Надолго. Ни по талонам, никак. Крутится одно желание, одна мечта: затянуться. Разозленный, к чужому сигаретному запаху принюхиваешься, злобной слюной изводишься, и водит тебя из стороны в сторону. У Степановича в заначках было курево. Валюта! Не потакать же зятевой вредной привычке. Когда достало, что невмоготу, Валя выкрала для мужа две сигаретинки. Папашка, выведав, её как курицу общипал. Потом уже Валя проговорилась.
А тут деньги исчезли. Тогда ещё платили вовремя. Но всё рушилось. Надо было брать день и выстоять ночь, чтобы тебе хватило в сберкассе наличности. Ну Егор Степанович пару раз отмечался в перекличке, словно брал языка на Втором Белорусском фронте, и домочадцы обязаны представить его к правительственной награде. Да объявление вывесили на двери сберкассы, что в перекличках все только сами за себя с паспортом и со сберкнижкой отмечаются. А тут защита техпроекта как раз на носу. И уже ответственный, не крутой, но начальник, на работе – до восьми-девяти вечера. Валя тоже крутится, не может. Она по полдня работала, а с Костиком няня Кристина Кузьминична оставалась. Синельников попросил всех потерпеть до защиты. Ещё оставались взаимоотношения интеллигентные.
– Завтра привезут деньги, – непреклонно заявил тесть, выщипывая из носа волосинки.– «Звони, отпрашивайся, притворись мёртвым, но не про-ти-рай шта-ны!»
– Сейчас никак, вот в пятницу защитим проект.
– Какую пятницу, етит твою, на готовое её-маё, попривыкали.– При Костике, дочери разразился матом.
– Ну, заткнись, козёл вонючий, брысь под лавку, и сиди там, не гавкай!– от бескурия перед глазами шарики цветные галлюцинировали.
– А-аа!! – налетел тесть. – Да я тебя, мать твою, в рог. Та-та-та-та.
Руками размахивает. Валя кинулась к ним. Андрей с силой толкнул его на диван, и тесть осел в молчании. Глаза злобно и удивлённо застыли: «Погубили!! Его – героя отечественной войны и Куликовской битвы!!!»
– Что ты наделал, скотина! – взвизгнула перекошенная Валя. Кажется, задушила, коль могла.
– Пап-па де-а би-ий!
Это обязательно, что вся эта заваруха случилась на Костиных глазах?
– Папа! Папа!! Всё нормально?
– Достал он уже всех. Поделом. – Ещё булькала адреналином злоба, и мотор в груди стучал от перегрузки.
– Поделом, да?! Поделом?! – некрасиво водила кулачками перед глазами. Ракурс явно смазался, растрёпанно гляделась Валя, даже для домашнего обличья. С чуть большей учтивостью усадил её рядом с отцом на диван. А тот, виновник всего, безучастно сжался весь, будто, в самом деле, новое своё жилище, будку, примерял.
Ночью Егор Степанович пошёл в туалет, но не дотянулся до выключателя, упал и уже не поднялся. Инсульт. До больницы только довезли, и он умер. Вот так вот, всё обернулось. Свалились хлопоты, а они больше мимикой общаются. Синельников выручил, помог по многому, сам наличные предложил, хоть и запряг Андрея на часок. Уже под ночь, возвращаясь с работы, зашёл поддержать сотрудницу. Посидел, помянул. С ним недоброе съежилось, что-то хорошее вспомнилось в давнем тумане.
Из ниоткуда набегал тоннель, и монотонно вёл в никуда. Росла уверенность, что он уже не вернётся назад. Но странно, страха Андрей Петрович не ощущал. Наоборот, сошла раздражительность. «Савицкий заменит его, станет руководителем проекта. Не тянет он, хоть и мечтает, снятся ему по ночам сладостные сны, и подсиживает исподтишка. Да уж, захирело ЦКБ, раз Савицких выдвигают в начальство»
У Костика от потрясения снова вернулись судороги, опять внезапно начинались удушья, и Валя требовала спать по очереди, чтобы он не задохнулся. Она оставила работу, и целыми днями крутилась с ингаляциями, массажами, лечебной физкультурой. Стряпала диетическую, без аллергенов, пищу, где-то доставая дефицитные овсянку и гречку. Андрей после работы на подхвате ассистировал в этом нерадостном нескончаемом круге, и Валя раздражённо подгоняла его. После похорон она осунулась и, сжавшись, забилась от всех в спасительный для неё кокон забот о сыне. Понятно, если бы она души в отце не чаяла. Да нет же – всю её перекашивало от его попреков, домогательств благодарности, с трудом спускала ему маразм. Пружина лопнула в ней подталкивающая вскочить с утра и переделывать дела, радоваться и ругаться, когда накопится. По привычке, вприглядку жила, отодвигалась от мужа, и лишь с Костиком освещалась редкой улыбкой и, играя с ним, преображалась в прежнюю, желанную.
Не хватало тестя, многое насущное доставалось втридорога. Пришлось выкручиваться, по пятницам вечерами Андрей занимался извозом на своей троечке – вынужденным, нелюбимым и – были с другими случаи – опасным делом.
Однажды подфартило с денежным, главное, честным клиентом, снявшим тачку до самой ночи. Валя уже в ночнушке чистила зубы, когда Андрей вернулся. Чуждо взглянула на него, безразлично отвернулась от денег. Андрей уже забыл, что они утром опять повздорили, а Валя напоминала.
«Бросить ей, – деньги! Пусть она их, как головёшки, собирает!» Уж совсем невыдержанным стал. Вот и утром вспылил. Как же мог он удержаться, когда выпирает бардак в заведённом уже порядке, неожиданно перед работой не оказалось у него свежевыстиранной рубашки, что «сам следи за своими вещами». – так и понеслась мутным потоком обоюдная обострённая раздражительность. Задергались они вдвоём. Старостин досчитал до десяти. «Да не жгут деньги руки. Столько всяких прорех накопилось!»
– Да ну, Валька. Брось. Пошли по рюмашке за удачу.
– Отчепись!
– Так за нас же! Чтоб пруха шла!!
– Я зубы почистила.
– Не, не понимашь ты! Прошмыгнёт она воровкой, и всё...!– Андрей сипяще выдохнул через расщелины зубов.
Валя прошла мимо, отстраняя голову, выражая своим нет, что она не забыла утро, что всё её несчастье – это Андрей, и много, казалось, хотел сказать её чуть, застывший несчастный взгляд, давно уже потерявший причины и доводы.
«Что же мы будем как два барана бычиться, кто кого переупрямит!»
Захотелось заставить её не дуться, овладеть ею, напомнить ей прежние дни, когда они не совсем умелые любовники, стесняющиеся всего и вся, и своих желаний. Стал искать своими губами её, раззадоривая себя, и, погасив свет, лапал и ласкал её, задирая ночнушку, опять целовал, торопя жену. Валя противилась, но думалось, стоит лишь отогнать её хмурость, и она растопится, поддастся... Но… Валя затряслась под ним всё явственнее, ненавистнее, как трепещет курица под топором, выпуская удерживаемое в себе, спрессованное временем: «Ты-ты-ты …» – вздрагивала, всхлипывала она. – «Ты у-убил папу!».
«Да, что?..»
«Да!»
«Да нет, нет! Что ты такое?..». Он бесполезно гладил несопротивляющееся глухое тело.
Следующая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1568