– Пап-па. Ты и не не не е-е-ез-ди гы се се...– Папа, ты не езди сегодня. А останься дома.– Что-то почудилось Костику, и он позвонил, с трудом раздвигая захлопывающийся клапан, сообщал в самое спрессованное утреннее время об охватившей его тревоге.
Успокоив кое-как сына, пообещав вскоре посетить их, Андрей Петрович Старостин позже позвонил Вале. Она тоже торопилась и отвечала односложно, что у них всё нормально, они справляются, и Костик тоже в порядке, как обычно, – с уже возрастающим раздражением.
«Что бы всё это значило?» – Старостин закурил. Кажется, он уже не успеет проскочить до пробок, однако следовало успокоиться. «Еще чашечку крепкого кофе?»
Теперь он ехал в гораздо более плотном потоке, чем он ездил обычно, и нервничал, что застрял излишне дома, что опаздывал. Не потому, что у них было строго, но какая-то незыблемость оставалась в душе, пока он приезжал вовремя. В череде торможений и рывков, ходило по кругу, беспокоило недоумение, что же там пригрезилось, напугало Костика? Может, зря он не прислушался?
Андрей Петрович стеснялся признаваться – со стороны это кажется смешным – но полагал Старостин, что сын его, обделённый многими радостями, подвижностью и общением – взамен приобрёл дар предвидения. Ведь здоровый мозг не может бездействовать. Лишённый многих датчиков, источников информации, он, обрабатывая не замечаемые обычными людьми зацепки и связи, начинает синтезировать явления, и предсказывать события. Может быть, это кажется метафизическим, ненаучным, и Старостин наделяет своего ребёнка сверхъестественным, но Костик уже пугал своими сбывающимися пророчествами и Валю, и Андрея. «Что же он предвещает сейчас?»
Машины более, чем в привычное ему время, хамили на дороге, подрезали, норовили объехать по обочине, рассмешив обозлённого Андрея Петровича, когда на развилке сгрудились в очередь метящие втиснуться впереди других.
Рекламы на растяжках назойливо пестрели: «Вы достойны! Исполнение ваших заветных мечтаний», предлагали роскошные апартаменты и таунхауcы.
«А меня лишь манит,»– думалось Старостину, – «двухкомнатная хрущёвка на Мичуринской. Быть бы всем опять вместе. Показалось глупцу тогда, что так всем будет лучше. Но разбилось, и уже не склеивается никак... И нечего думать, лишь накапливать горечь...»
Когда зебра развилки уже закончилась сплошной линией, вдруг впереди пристроилась старинная ЗИС, резво пересекшая разметку. Убегая от своих мыслей, Старостин прилепился взглядом к чёрной нарушительнице, с блестящими бамперами. Ну, прямо с Парада Победы!
«Не врезаться бы по Костиному прогнозу, осторожнее надо ехать!»
Держа дистанцию ровно настолько, чтобы никто не мог вклиниться между ними, поглядывал Андрей Петрович на округлые хромовые формы, на беременный высокий капот раритета. Ещё когда ЗИС выныривала перед ним, он приметил за рулём бодрую бабусю из шестидесятых в соломенной шляпке, голубой водолазке, с повязанным поверх шейным платком.
Старушка повернула направо, и опель Старостина рассеянно поехал вслед. Очнулся от забвения Андрей Петрович, когда дороги уже окончательно разделились.
«Ну, напророчествовал! Накаркал!!!»– застонало в нём. Ещё можно было съехать на обочину, перестроиться задним ходом, но Старостин с устойчивой законопослушностью, c совковостью, продолжил езду. С той самой совковостью, думал он, от которой Германия процветает.
Этот выезд был совсем новый. Ещё месяца три назад здесь аврально кипела работа, и казалось, что ни один путепровод не строили так скоро. А когда исчезла техника, то асфальт, линованный белой разметкой, взлетал над старой трассой и исчезал в тоннеле на другой стороне дороги. Но не было заблаговременных указателей над магистралью, знаков: ни указательных, ни предписывающих, ни запрещающих – никаких не было, будто путь лежал в никуда. В курилке мужики рядили: кто считал, что новая автострада ведёт в ядерный бункер – чрезвычайный центр управления. Другие утверждали, ссылаясь на достоверные источники, что где-то совсем под носом, под неким засекреченным НИИ, строится подземный космодром. «А вы кирпич там, на въезде приметили?» – спрашивал с сарказмом Шамсутдинов, и никто не мог сообразить, кому потребовалось закапывать столько средств.
Теперь Старостин удалялся по незнакомому пути всё дальше от своей цели, и никак не повернуть и не сойти. Раз погрузившись в подземелье, изогнувшись там буквой U, трасса ещё раз вынырнула на поверхность и пронеслась по эстакаде над незнакомой автострадой. Потом опять уходила в тоннель, шла в нём тремя полосами в каждом направлении со сплошным бетонным ограждением посередине. Злополучный ЗИС со странным одуванчиком мчал впереди. «Так вот, что хотел сказать Костик!»– задрыгалась досада от чужого зловещего замысла.
Тоннель тянулся бесконечно. Лампы тускло светили через одну, и рябило в глазах от череды наплывающих светлых и тёмных полос. Редкие машины, почуяв простор, обгоняли со свистом Андрея Петровича. ЗИС с бабусей-провокаторшей растворился в потоке. По встречному направлению шли лишь тяжелогруженые фуры, с рёвом напрягаясь и выпуская чёрные облака выхлопов.
«Умный он парень! Ребятишки в футбол гоняют, а он сидит днями, задачки из «Кванта» решает. Думает, психует, когда не получается, но таки добивается успеха, и потом блаженствует так, что радуешься вместе с ним.
Как-то сам попробовал, только хлопал глазами, ни в зуб ногой, ни одной мысли не появилось, а Костик решил! Не сразу, правда, а назавтра, такой довольный позвонил. Всё же есть какое-то равновесие в природе. Если уж обделила в чём-то одном, так дала голову. Только надо развивать, заниматься с ним. Вот недавно видел по телевизору передачу про Стивена Хоукинга, за того даже компьютер речь синтезирует, а учёный, говорили, выдающийся. А я Косте с этих денег шальных, что один раз мелькнули, Playstation купил вместо компьютера. Себе-то Опель обновил вместо старой развалюхи, а сыну раскошелился аж на игрушку».
Сколько Старостин не ломает голову, не хватает ему воображения, как разнообразить их встречи с сыном, всегда они только играют в настольные игры, или решают головоломки. Ещё одна головная боль перед встречами – придумать подарок! Правда Костик так восторженно воспринимает маломальский гостинец, так радуется встрече, что сам Старостин пронизывается удовлетворённой лёгкостью, превращается в подростка, и с чуть ревнивой гордостью ищет и находит в сыне унаследованные, наперекор судьбе, чёрточки и штришки.
Вот только Валя... Тоскливо сидит у телевизора, бесцельно тыкает в кнопки пульта, а по всем каналам идейный киллер отправляет в ад тысячи других. Так и живёт вприглядку на чужую вымышленную жизнь.
Или окружит себя иконами, богомольными подружками, и с ними оживает в химерах, даже, кажется, губа снова капризно оттопыривается, как когда-то. Ой, режет тогда тоска, будто изменяет Валя чему-то неуловимому, связывавшему их когда-то, и хочется нажраться и забыться, забыть обиды и раскаяния, и не помнить, как у них тогда всё закувыркалось и коряво вышло.
Следующая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1564