Здесь будет мое прошлое, настоящее и будущее. Но ничего из этого вы не поймете в полной мере, если не включите свое воображение. Важна идея, независимо от того, искренне ли верит в нее тот, кто ее высказывает.
Больше всего мне нравится рассматривать человека целиком и полностью с точки зрения души и морали, как субъект для изучения. Человеческие страхи, поступки, мысли и чувства. Жизнь, ее ценности и различные способы ее прожить. Мне важно знать, как проблемы окружающего мира оставляют отпечаток на конкретном индивидууме и к чему это приводит. Принципы и пороки - самое интересное в человеческой сущности. Убеждения и религия. Красота мысли и внешней эстетики. Я люблю различать сущность и суть. Искусство и этикет, это то, чему действительно стоит уделять время.
***
Я сажусь на кровать рядом с Владом и устало потираю лоб. Он щелкает зажигалкой и смотрит на меня. Его глаза – это два не мигающих ледяных айсберга, на фоне крахмально-белой кожи. Черты лица настолько резки и не правильны, что смотрятся ужасающе гармонично. Все, кроме небольшого шрама над правой бровью. Жизнь всегда оставляет свой отпечаток, в линиях рта, в отяжелевших веках, даже в форме рук. Нечто, напоминающее о том, что когда-то Влад жил не так, как сейчас. Это единственное, за что цепляется мой взгляд. Ведь несовершенство людей прекрасно во всех его проявлениях. Только оно завершает образ.
— Ты знаешь, как это мерзко…скучать? — спрашивает он, откидываясь на подушки. Зажигалка опять щелкает. Я хочу попросить его прекратить, но молчу: он все равно не послушается.
— А ты как хотел? — приподнимаю я брови.
Влад запускает пятерню в свою растрепанную шевелюру и пожимает плечами.
— Если ты отвернешься от меня снова, я переломаю тебе каждую кость.
И опять щелкает зажигалкой.
Я, потянувшись, беру пачку сигарет, валяющуюся на постели рядом с ним. Требовательно раскрываю ладонь, и Влад роняет на нее зажигалку. Я подношу огонек к фитилю и глубоко затягиваюсь. В горле сразу першит: его сигареты гораздо крепче моих.
Это он придумал меня такой.
Выпустив облачко дыма, я послушно прислоняюсь к плечу Влада. Он лениво приобнимает меня и сам зажигает сигарету.
Всякое влияние безнравственно. Влиять на другого человека - значит передать ему свою душу. Мне кажется, в таких условиях, человек начинает думать не своими мыслями, желает не своими желаниями, что порывы доброты у него уже не свои и грехи заимствованы. Как будто актер, выступающая в роли, которая не для него написана.
— Мне нет до этого дела, — говорю я, наконец, стряхнув пепел. — Мне нет дела до твоих гребаных пьяных сентиметов.
Влад не отвечает. Только затягивается.
Я следую его примеру.
***
Помню, как все начиналось. Я и тогда, чтобы не врать, не была образцом сдержанности, но я никогда не плакала так, как сейчас. Я реву из-за всего. Из-за косых взглядов, сплетен, из-за насмешек Влада над моими рисунками, из-за очередных ссор... Да из-за всего.
В последний раз, после очередного скандала, Влад впервые получил от меня увесистую затрещину. Как давно все стало таким грубым? А сейчас что, лучше? От наших отношений осталась лишь статика.
Возможно ли, что спустя годы, минуты, секунды, я перестану думать о нем?
Не знаю. Он – как паразитирующая бактерия, накрепко впился в, и без того потрепанные, клеточки моего мозга.
Пару месяцев назад, я была фактически готова порвать с Владом все связи. И так “по-взрослому” удалила все упоминания о нем. Как глупо. Будто от него можно так просто избавиться.
Я, как и тогда, не знаю, правильно ли поступила, когда вновь позволила ему присутствовать в своей жизни.
Иногда мама спрашивает, насколько еще предательств и лжи у меня хватит терпения?
На этот вопрос у меня тоже нет ответа.
Мне кажется, Владу это нравится. Не просто забавляет, а по-настоящему нравится. Я ловлю восхищение в его глазах, когда в очередной раз давлюсь собственными слезами.
Во мне, наверное, всегда было что-то неправильное. Я красивая и чокнутая. Чокнутая и красивая. И ни хрена вы не разберетесь, чего во мне больше.
Все это про меня говорит Влад. А я ему верю. Значит, верите и вы.
Так вот, про неправильное. Я, наверное, в глубине души, и впрямь сумасшедшая. Во мне есть что-то, что заставляет меня захохотать во время поминок собственного отца, поссориться со всеми, а потом в нервном припадке лупить по стенам, сдирая всю кожу с костяшек на пальцах…
И встречаться с Владом.
Все уверены: не одна я, мы оба больные на голову. Потому что я была выдумана им. Сделана под его привычки.
Они говорят что-то про семью, детей. Это смешно, какие у нас могут быть дети?
Эти ханжи никак не могут понять, что мы не хотим жениться. Мы не хотим семьи. Мы не хотим уз. Мы хотим друг друга, и нам этого хватает.
А еще мы хотим портить людям жизнь.
Это ведь тоже в крови?
И когда я вижу очередную миловидную блондиночку, из-за всех сил извивающуюся подле него, мне неизменно хочется схватить ее за подбородок. Сжать крепко, чтобы не отворачивалась, и сказать ей, прошипеть, чтобы у нее появились мурашки от моего голоса, что я не та, кем она меня считает. Всякий раз, когда я замечаю восхищение на лице одной из них, мне хочется ударить ее. Мне хочется встряхнуть ее, закричать, заставить понять, но я только улыбаюсь.
Я чертова Ника, у которой не бывает осечек.
У Влада тоже. Мы же идеальные дети.
Они даже не видят, что я курю. Что мы курим. Не замечают в упор. Считают, что ничего не происходит, если Влад остается ночевать у меня в комнате. И просыпается в моей кровати.
Вы что, я и Влад? До свадьбы? В доме родителей?
Ни-ни.
Мы же и-де-аль-ны.
Только моя maman что-то понимает. Она словно выворачивает меня наизнанку. Она знает все о моих недостатках. Что их во мне больше, чем достоинств. Но она улыбается. Она прищуривается, разглядывает меня и улыбается.
Она говорит, что я — французская. Не француженка, а именно так.
С головы до пят.
И не дает зайти сестре в мою комнату, когда Влад у меня — она все слышит.
Анне всего четырнадцать. И я ее ненавижу. Потому что она полная противоположность мне. Я ненавижу ее до духоты. До желания сжать пальцы на тонких запястьях, чтобы непременно появились синяки. До полного бессилия и отчаяния.
Она верит мне, и верит в меня. Когда в тебя так верят, хочется стать лучше. Когда ты не можешь сделать этого, хочется уничтожить того, кто в тебя верит.
Qui aime bien chatie bien.
Кого люблю, того и бью. Выражение моей матери. Правильное до мурашек.
Влад говорит, что ни фига. Что оно не про всех. Что это просто мы такие.
А Анна, моя сестра, все смотрит. У нее худые бледные руки. И волосы светлыми волнами рассыпаются по плечам. Она, затаив дыхание, спрашивает:
— Когда-нибудь, я стану такой же красивой, как ты?
— Нет, — заявляю я, глядя ей в глаза. Добрые, искрящиеся, голубые глаза на фоне удивительного лица, покрытого россыпью веснушек. — Никогда не станешь. Ты страшная, как смерть. Малютка Анна.
Анна часто моргает. Слезы уже почти, вот-вот потекут из глаз, но она через силу улыбается.
— Я постараюсь. Я хочу быть, как ты.
В такие моменты я могу ее убить.
Но я гребаная Ника, просто Ника, и я никогда не сделаю ей ничего плохого.
Не в этой вселенной.
***
Я просыпаюсь от того, что Анна теребит мою руку. Грубо выдергиваю запястье из маленьких ладошек и резко сажусь на кровати.
— Ты просила разбудить тебя за полчаса до отъезда, — лепечет сестренка, не сводя огромных глаз с моего опухшего лица. — Уже третий раз прозвенел будильник, а ты все спишь.
Я перевожу взгляд на настенные часы, которые с точностью отсчитывают каждое отведенное мне мгновение. Без четверти одиннадцать. Черт, даже во время каникул мне сложно вовремя соскрести себя с кровати.
Рывком поднимаюсь и натягиваю на себя первое, что попадается мне под руку. На мобильнике семь пропущенных вызовов от Камиллы. Интересно, в этой жизни мне светит обрести хоть немного пунктуальности?
Бегом спускаюсь по лестнице, и слышу, как мои шаги гулом отдаются в стенах парадной. Наспех накидываю на плечи кожаную куртку и пинком ноги открываю входную дверь. Всегда удивлялась тому, как моя maman умудрилась воспитать такую “леди”, как я.
Ничего, отточит свое мастерство на Анне. Я мысленно ухмыляюсь сама себе и поворачиваю за угол. Мимо меня проносится очередная девятка.
— Эй, ребята, вы вообще заметили, что здесь тротуар?! — Ору в след скрывающейся за поворотом тачке.
Но, увидеть это в моем районе не удивительно, как, впрочем, и вишневую девятку.
Загорается красный свет, и машины с ревом мчаться по своему маршруту. Холодно. Я всегда мерзну. Нехотя переминаюсь с ноги на ногу, замечая, как издалека показываются очертания нужного мне автобуса. Единственный плюс в том, что внутри гораздо теплее, чем снаружи.
— Девушка, что тут у вас? – Громогласно басит деревенская тетенька, отличающаяся от бородатого мужика, из фильмов про “Гарри Поттера” только тем, что на ее жировые складки натянута жилетка кондуктора.
Я высыпаю всю мелочь из карманов в протянутую мясистую ладонь, за что в ответ получаю потрепанный билетик и ту самую кислую мину, от которой хочется продемонстрировать окружающим свой завтрак. Которого у меня, кстати говоря, не было. Я опираюсь о поручни локтем и достаю из своего маленького кожаного рюкзака шоколадку “Ritter Sport”. Интересно, сколько еще завтраков в моей жизни, пройдут в этих вонючих автобусах?
В такие моменты начинаешь задумываться, что пора бы что-то поменять в жизни. Но не тут-то было. Автобус тормозит у очередной остановки, и я хватаюсь за поручень, дабы удержать хоть какое-то равновесие. В салон заходит мужчина кавказской национальности, который неприятно пялится на меня. Я отворачиваюсь к окну и запускаю очередной кусочек “гормона счастья” в рот. Только сейчас до меня доходит, почему maman так любит мыть руки. Интересно, сколько таких потных мужиков, бомжей и прочих отбросов общества держались за эти поручни своими лапами до меня. А я еще этими руками шоколадки ем, ужас. Не удивительно, что мысли о голоде сразу же пропали. Да и вообще, с какого в мою голову вообще лезет весь этот бред?
Наверное, со стороны это выглядит особенно забавно. Я же вся из себя скромница, никогда не скажу ничего лишнего и уж тем более, не сделаю. Особенно на людях. Если говорить по правде, только на людях. Я действительно лишена присущего многим людям таланта - свободно болтать с абсолютно незнакомым человеком. Мне нелегко прислушиваться к их рассуждениям и делать вид, что они меня хоть немного интересуют. Даже в младших классах все думали, что я стеснительная и замкнутая, только потому, что не общаюсь с моими глупыми одноклассницами, не вступаю в обсуждения очередных клевых парней, или, наконец, просто часто молчу. Почему никто не подумал, что на самом деле мне просто наплевать, о чем они там треплются?
Но это в прошлом. А прошлого, как говорится, не изменишь. Разглядывать себя в отражении заляпанного окна автобуса стало для меня привычным делом. Осознание того, что я выгляжу странно, доходит до меня как-то постепенно. Возможно, я и хотела бы носить легкие платья, завивать волосы или утром, вместо дырявых черных джинс, натягивать на себя колготки,…но зачем? Чтобы очередной приятный молодой человек уступил мне место в этом гадюшнике на колесах, а я с притворно милой улыбкой поблагодарила его? Нет уж, с меня довольно всего этого.
Сейчас любой внешний признак может оттолкнуть или расположить к себе, а это глубоко не правильно. Наверное, нужно меньше внимания удивлять оболочке человека, а гораздо больше тому огоньку, который находится у него внутри. Но, а в наше время, все любят прятаться за выдуманными масками и наигранными действиями. Некоторые люди уже не могут доверять даже собственному, для себя созданному образу. А в некоторых было что-то ценное, а они взяли и выбросили это ядро, заменив его какой-то красивой пустышкой.
Когда, наконец, мой маршрут подходит к концу, мне уже не терпится вдохнуть свежего воздуха, даже если он заставит легкие покрыться нежной корочкой инея. Передо мной красными буквами горит название суши-бара, в котором мы с Камиллой договорились о встречи.
Она сидит за одним из столиков в самом дальнем углу зала для курящих, разумеется. В прошлую нашу встречу я не понимала ее тяги к сигаретам, а сейчас.…Сейчас все стало иначе. В Питере она проездом, захотела увидеть свою подругу детства. Когда то мы жили на соседних улицах, а сейчас в соседних городах. Питер и Москва не так уж далеки друг от друга, верно? Но между ними множество различий. Вот и Камилла успела хлебнуть изрядной порции неудач в столице. Так странно видеть ее не восторженно-переполненной надежд и мечтаний, а запивающей изрядным глотком пива последний ролл. Камилла замечает меня и на чуть пожелтевшем некогда красивом лице появляется живая улыбка, как прежде.
—Вероника, дорогая, столько времени прошло! Ты что, покрасила волосы? Тебе очень идет.
Я никогда не красила волосы, но почему-то отвечаю нечто положительное. Чувствую острую необходимость сделать хоть что-нибудь. Если бы она знала, через что я прошла, когда она оставила меня здесь совсем одну. Если бы знала, что я натворила…
—А ты, подруга, после переезда больше не соблюдаешь свою диету,— отшучиваюсь я, садясь на край стула, прямо напротив нее.
— Да какая диета, — Она отмахивается от меня, как от назойливой мухи. — Я одиночка. Я мало сплю. Я не могу общаться с людьми.
—Ты же знаешь, у тебя есть я, — говорю, пряча глаза в меню. Мы обе знаем, что нет. Это ложь, не существует больше никаких “мы”. Но каждая из нас продолжает играть этот спектакль.
— Ты есть, но ты далеко. Раньше у меня была поддержка. Мы все делали вместе. А теперь я все время что-то меняю, и не могу понять, что мне нужно. — Камилла с укором смотрит на меня. И это не из-за того, что я чуть не проспала встречу.
—Перестань жалеть себя, — говорю я. – Просто перестань делать это.
— Все кругом умные и знают, как мне надо жить! — Неожиданно взвизгивает она. — Но ни один не был на моем месте, что бы рассуждать. Я слышала это миллион раз. И мне плевать, на все! Я четыре года пыталась что-то поменять, но стало только хуже.
Я слышу, как ее голос дрожит, и мне это не нравится. Но продолжаю говорить, будто против своей воли.
— Если жизнь с тобой хреново поступила, дай ей ответного пинка, и бери при этом то, что тебе нужно.
Но она уже не слышит меня. Мои слова сливаются в пустое бла-бла-бла.
— Я не могу уехать, потому что загнусь в учебе и в своих четырех стенах. Мне уже ничего не хочется. И даже когда меня зовут просто отдохнуть и развеется, я нахожу сотни поводов для отказа. А все для того, чтобы скорее поехать домой, и остаться в своем мирке. Я хочу, чтобы хоть кто-то увидел, что я слабая, что я нуждаюсь в тепле и заботе.
Она громко сморкается в салфетку, заправляя за ухо прядь светлых волос. Жалкое зрелище. Наверное, это выводит меня больше всего. А еще то, что отправления ее поезда остается не больше десяти минут.
— Ты ноешь, потому что я посмела не поехать с тобой? Да ради чего? Если у тебя до сих пор нет подруги, которая стала бы тебе близким человеком, то зачем они тебе вообще все нужны? Единственное, в чем есть хоть какой-то толк от этих куриц, так в том, чтобы поехать с тобой по магазинам или сходит в клуб на выходных. Просто и бессмысленно провести время. А еще они могут сгодиться для того, чтобы подцепить какого-нибудь парня, который будет давать тебе эту долгожданную заботу, тепло, и защиту.
— А что же любовь? – По ее заплаканным глазам не ясно, осознает ли она то, что скоро опоздает на поезд. И я не собираюсь быть человеком, который горит желанием узнать это.
— Любовь - это полнейшая хрень. Каждый раз мы вляпывались с тобой в какое-то дерьмо, когда подпускали кого-то слишком близко, — С досадой говорю я, поднимаясь из-за стола. — Именно поэтому делай то, что хочется тебе. Хочешь, поступай так, как велит твое сердце, хочешь, иди и душевно потрахайся с первым встречным. Живи моментом, пока можешь.
Я выхожу на улицу в сопровождении приятного звона колокольчика, подвешенного у входной двери. Мне даже не хочется обернуться, как будто в это мгновение все, что было у нас прежде, потеряло всякий смысл. Как будто на нашу многолетнюю дружбу вылили ведро помоев.
Дрожащими пальцами достаю сигарету и привычным движением мну фильтр между пальцами.
Щелкаю зажигалкой.
Вдыхаю заветный дым. Чувствую, как каждая клеточка моего тела вопит от удовольствия.
Жизнь - не дерьмо. Если вы не можете справиться со своими проблемами, то дерьмо - это вы. И жить, это вовсе не днями напролет размышлять о смысле жизни, а осознанно проживать каждое ее мгновение. И чертовски приятно, когда человек разговаривает с тобой, и ты чувствуешь, что он тебе доверяет и ничего не скрывает, говорит так, как есть на самом деле. Это совершенно неповторимое чувство. Говорю вам, только задумайтесь, какая это редкость. Много ли настоящих людей вы встречали на своем пути? Задумались? А если да, то многих ли таких потеряли? Это такое странное чувство, когда ты совершенно не ценишь то, что имеешь. Или же начинаешь ценить его только тогда, когда потеряешь. Что за отвратительная черта характера, добиваться своего и уже через секунду терять к этому интерес? Каждому эгоисту, такому как я, стоит зарубить себе на носу, что с каким бы человеком он ни расстался, всегда будут наступать моменты, когда ему будет не хватать именно этого человека. И этих моментов уже не возможно будет вернуть. Никогда.
Qui aime bien chatie bien.
Мой карман немного вибрирует, и я вижу на экране своего мобильного знакомый номер. Так странно, что я до сих пор не сохранила его в записную книжку.
Есть такой термин - " Родственная душа". Не знаю его точного значения, но точно осознаю, что набор таких душ у меня есть. Они часть меня. Не важно, хорошая или плохая. Просто нужно принимать это, как должное. И когда таких людей долго нет рядом, меня постоянно посещает чувство тревоги. Такое ноющее, находящееся глубоко внутри.
— Влад, это ты?
— А у тебя есть варианты получше? — Усмехается он по ту сторону, — Приезжай в “Логово”, у него есть для тебя работа.