В свете солнца, в привычной вседневности дел,
память тенью к ногам льнёт покорно;
ночь, злорадно скользнув за вечерний предел,
обернёт тень волчицей голодной.
Неприкормлена, зла, помнит всё про всегда,
не страдает маразмом, зверюга…
Прометею для памяти слал Зевс орла,
но ведь днём… ночь титану подруга!
Если трезв, если в доме вечернем один,
жду явленья с тоскою и страхом:
дав рычаньем понять, кто же здесь господин,
ум – защиту пройдёт одним махом.
В тусклом свете луны сердце в клочья порвёт,
серп клыков в грусть ошибок вонзая –
ничего не забыв, свой предъявит мне счёт
и душа, обессилев, стихает…
И смыкаются челюстей страшный зажим,
может, чаще на том, что не сделал…
ну, так понял, виновен! – не надо грызть жил –
ведь паду в пьянь судьбой охромелой.
Память – зверь Салтычихой бушует во мне
пока третий петух кукарекнет…
и почудится в ранней людской толчее,
что теней тихий шёпот всё крепнет…