Из воспоминаний моего мужа -
Виталия Ивановича
В том же 1946 году, отец продал свой дом, видимо по причине крайней нужды и мы переехали, сперва на частную квартиру, затем в свой «новый» дом. Наш «новый» дом находился в районе Красный Городок на улице с экзотическим названием Караваева Роща. Он представлял собой полуразрушенный саманный домик стоявший на небольшом участке земли. Отец развалил его практически полностью и сложил заново. Часть самана пошло старого, а часть пришлось изготовить нового. Я тоже участвовал в постройке дома, месил ногами глину с соломой для изготовления самана.
Дом был небольшой, пол деревянный, потолок из досок, только в одном углу вместо досок слеги. Посреди избы стоял столб подпирая прогнившую матку. Отца очень расстраивал этот столб, а мне наоборот нравился. Можно было взяться за него одной рукой и покрутиться. В этом доме родились мои младшие братья: Михаил и Александр. К дому примыкал небольшой сарай, и закуток, куда ссыпали уголь для топки.
Улица Караваева Роща располагалась на самом краю города. Противоположный нашему дому порядок стоял на краю обрыва так, что огороды у них были на косогоре. Улица была невелика и оканчивалась с двух сторон оврагами, по которым вешние воды стекали в пойму реки Сакмары. Дома в которых жили люди были трёх типов: засыпные, саманные и землянки. Только один дом стоял рубленный из осины, это была большая роскошь.
Справа от нас жили бывшие хозяева нашего дома, точнее их племянник. Отец у него погиб на фронте, мать умерла от голода. Дядя то ли усыновил его, то ли был просто опекуном. Я не помню, как его звали, он года на четыре моложе меня и нам не товарищ. Напротив нас жил дед Пшеничников старик лет 70, бывший кулак. Моего отца дед Пшеничников уважал, наверное, из кулацкой солидарности, но если бы ему, нужно было, предал не раздумывая.
Он жил со старухой и сыном Петькой, недавно женатым. У них были настоящие часы. Иногда мать посылала меня к ним спросить сколько времени. Дед или бабка с ехидством говорили мне: «Вон часы, смотри». Я не знал, как определять время, но не унижался просьбами, запоминал на какой цифре большая стрелка и на какой маленькая. Мы ребята, не любили его и старались сделать какую – нибудь гадость. Он гонялся за нами по улице в галошах на босую ногу и приговаривал: «Жаль галоши мешают, а то бы я вас догнал и всю душу вытряс».
На самом краю порядка и на краю оврага стояла землянка, в которой жил Колька Дорохов по прозвищу Куян – Табак. Он был лучшим моим другом и на один год старше меня. Самый отважный и находчивый, он был нашим предводителем. Мать его работала сторожем на стройке, сестра тоже уже работала, хотя ей было не больше 16 лет. Отец погиб на фронте.
Ребята всех возрастов дрались, как правило, улица на улицу или один конец улицы на другой. Наш конец возглавлял Колька Дорохов. Враждебный конец возглавлял Витька Урал. Кроме того, ребята постоянно устраивали драки между собой, для выяснения кто сильнее. Это называлось драться «любя». Драка мгновенно прекращалась, если один соперник упал или заплакал, или пошла кровь. Он признавался побеждённым.
Драки «любя» проводились только между соперниками с разницей в возрасте не больше одного года. Самый сильный был предводителем, в нашей группе предводителем был Колька Дорохов. Я несколько раз дрался с ним «любя», его превосходство было неоспоримым. Главным моим соперником был Вовка Сорокин. С ним мы дрались «любя» часто и с переменным успехом. Вовка Малышкин неоспоримо признавал превосходство моё и Вовки Сорокина. Наша группа в порядке старшинства: первый Колька Дорохов, второй и третий, либо я, либо Вовка Сорокин (по результатам очередной драки «любя»), четвёртый Вовка Малышкин, пятый Жумпук, шестой Таталя. К постоянным шести членам иногда примыкали временные члены.
Наших противников тоже было шесть человек. Возглавлял их Витька Урал, членами были его брат, два брата Ферапонтовы и двое ребят живших по ту сторону ураловского оврага. К ним так же приставали временные члены. Витька Урал и Колька Дорохов часто дрались один на один. Витька был явно сильнее, но Колька своим упорством, отвагой и терпением к боли, чаще брал верх.
Компания Витьки Урала была несколько сильнее нашей, но битвы полными шайками проходили редко. К тому же на нашей части улицы жило много девчонок. Они были такие хабалки, иногда хлеще ребят, но им неприлично было затевать драки. Однако, когда драка уже началась, они нам существенно помогали. Один раз мы выиграли большую битву только благодаря им.
Кроме драк мы много занимались играми. Играли в войну. Изготавливали различные виды оружия из дерева: сабли, шпаги, кинжалы и стрелковое оружие; рогатки, самострелы, пистолеты. В плане войны нам было раздолье, много гильз, пуль разного калибра, каски русские и немецкие, части разного оружия добытого на утильке. Теперешние дети извелись бы от зависти, глядя на наши арсеналы. И всё - таки в войну мы играли относительно редко, чаще играли в другие игры. Например: городки, клёк, чижик, лапта, пятнашки, прятки, котел, чугун – жопа – молоток, Куликовская битва и многие другие. И во все игры играли с большим интересом.
Одна игра была особенной. Играли в неё только двое, а остальные только болели за одного или другого участника. Суть игры заключалась в следующем. Один говорил какую – либо оскорбительную фразу в адрес соперника желательно стихами. Другой должен дать достойный ответ тоже стихами с рифмой, но обязательно имеющими связь с оскорбительной фразой сказанной первым соперником. Надо было только договориться, кто начинает первый. Первый задавал тему, как ход белыми в шахматах определяет дебют. Вот пример такой игры.
1. Пошёл в п….!
2. Дай денег на езду!
1. Садись на веник и езжай без денег!
2. А на венике сучки просят пятачки!
И так далее.
Проигрывал тот, кто не находил ответа. Вот примерная концовка, когда выигрывает первый соперник.
1. Нечем крыть полезай в п…. картошку рыть!
2. Я там был, две меры нарыл!
1. А я по следам прошёл ещё пять нашёл!
2. ?
Как правило, игра проводилась из спортивного интереса, но соперники могли договориться, что проигравший отдаст папиросу или ещё что. В эту игру играли в основном «взрослые» ребята. Говорили, что некоторые умельцы состязались часами.
Другая экстравагантная игра – лянга «или лямга». Брался кусочек овчины с длинной шерстью, к кожице прикреплялся плоский кусочек свинца. Лянгу подбрасывали в верх и она падала свинцом вниз. Игрок ударял лодыжкой правой ноги по ней и она снова подлетала в верх и так сколько раз он сможет. Некоторые ухари играли так виртуозно, что после несколько ударов подпрыгивали и ударяли по лянге лодыжкой левой ноги сзади (играть надо было обязательно в обуви). Это называлось сделать аллюр.
Среди ребят нашего возраста ударить 10 раз по лянге не роняя её на пол, считалось очень хорошим результатом. Мне редко удавалось ударить 10 и более раз. Некоторые специалисты ударяли лянгу не роняя на пол несколько десятков раз, делая после каждых 9 ударов аллюр и даже меняя ногу, то есть били ногой по лянге левой ногой, аллюр делая правой. С лянгой мне однажды не повезло. Один «взрослый» парень насильно заставил меня поспорить на рубль, что он ударит лянгу 10 раз. Ему удалось это сделать и он наложил на меня драконовские условия. Рубль я должен отдать сегодня, если этого не сделаю, то завтра должен буду отдать два рубля и т.д. Я не сумел найти рубль в этот день и он довольно долго отнимал у меня деньги якобы за проценты.
Иногда ходили в кино. Кинотеатр находился в нескольких кварталах от нас и мы проявляли чудеса изобретательности чтобы купить билет, который стоил один рубль 50 копеек. Первый фильм я увидел, когда мне было лет семь, он назывался Дикая Бара. Фильм был взрослый и мне не понравился. Там говорилось, о какой то девице, которая по ночам купалась в озере голая и носила простынь на шесте в виде привидения, что бы расстроить какую то свадьбу.
Самый замечательный фильм в те времена был, конечно «Тарзан», четыре серии. Ничего подобного мы не видели до сих пор. Успех фильма был настолько популярен, что достать билет было очень сложно. Среди взрослых даже ходили такие стихи:
Не нужен мне пан бархат,
Капрон и креп – сатэн.
Пусть буду я одета,
Как маленькая Джен.
Джен – героиня фильма, возлюбленная Тарзана. Две первые серии фильма я, к сожалению, пропустил, не сумел достать деньги. На третью серию достал, а вот что бы увидеть четвёртую серию, выкинул такой финт. Подлез с рассказами к матери и так красочно описывал ей приключения Тарзана, что она загорелась желанием посмотреть сама и пошла вместе со мной. Кстати ей фильм не понравился.
К зданию клуба, в котором размещался кинотеатр, примыкал большой парк. Он назывался «Сад имени павших борцов революции» и был огорожен. Вход днём был бесплатный, вечером, по выходным и праздничным дням платный. Там в саду мы наблюдали за игроками в шахматы, я и другие мои товарищи заразились игрой. Мы рисовали клетки на бумаге карандашом и расставляли фигуры из разных вещей: чурки, пробки и т.д. Использовали даже докуренные окурки и обгорелые спички. Ходы изобретали сами, так пешки у нас ходили не только вперёд, но и назад.
Лишь постоянно наблюдая за игроками в Саду и учитывая мимолётные замечания «взрослых» парней, мы освоили настоящие правила игры. Желание приобрести шахматы было столь велико, что я при моральной поддержке товарищей решился и украл у матери 35 рублей, на которые купил шахматы. Меня дома долго били, обыскивали, стыдили, уговаривали, не пускали на улицу. Шахматы я прятал у Кольки под топчаном в сенях землянки. Играли в шахматы в овраге, в той небольшой пещерке, где была наша хаза. Это был очень тяжкий проступок в моём детстве и мне стыдно за него до сих пор.
Отец был членом ВКП(б) и с разрешения райкома партии работал плотником в бригаде шабашников. Он ездил по колхозам и совхозам строил коровники и овчарники. Мать была домохозяйкой. Николай работал на заводе и продолжал дружить с ребятами улицы Туркестанской. Домой он приходил только ночевать. Спали мы на деревянных самодельных кроватях. Я спал летом на полу, зимой на печке. Пол у нас был деревянный, но блохи всё равно водились. В землянках от блох не было спасения.
.
Один раз отец привёз из колхоза, где он работал, огромный хвост курдючной овцы уже засоленный. Кусочек бараньего сала с хлебом казался невероятным лакомством. Но это было только один раз.
Обычно деликатесом считался кусок хлеба, политый растительным маслом и посыпанный солью. Масло мать не давала, и изготовить такой бутерброд удавалось тоже редко. Обычно, когда мать даст кусок хлеба, бежишь на улицу и кричишь что есть духу: «Мой магарик!» и никто уже не имеет права попросить у тебя хлеба. Если кто-то вперёд тебя успеет крикнуть «Твой магарик!», ты должен отломить ему кусочек хлеба.
Были, конечно, и обиды. Уличные законы действовали строго, но случались нарушители. Однажды, Жумпук радостно выскочил на улицу с одной штучкой урюка, и выкрикнув: «Мой магарик!», сунул его в рот и быстро начал жевать. Но соблазн был слишком велик, и другой более сильный парень сбил его с ног, не обращая внимание на наши протесты и ссылки на правила улицы, придавил коленом челюсть и пальцем начал выковыривать изо рта уже разжёванный урюк и поедать сам. Он был приезжий и не долго жил в гостях у наших соседей.
Итак, заявив на всю улицу, что магарик только твой, начинаешь с наслаждением поедать хлеб. Товарищи по улице с завистью наблюдают, как исчезает кусок хлеба в твоих руках, не смея попросить. Чтобы совсем добить их своим «благополучием», отламываешь маленький кусочек хлеба и начинаешь откусывать от большого куска и затем немного от маленького, как будто ешь не просто хлеб, а хлеб с чем-то. Так особенно любил делать мой сосед Вовка Малышкин. Вообще-то, если удавалось стащить у матери кусок хлеба, то и я и другие обязательно делились с товарищами.
Примерно также как и мы жили все соседи, некоторые чуть лучше, некоторые чуть хуже. Мой товарищ и сосед Вовка Малышкин жил хуже. Они жили четверо: мать, две дочери и Вовка. Вот пример из их жизни. Как-то ранней осенью приходим мы из школы. Я только что сел за стол, прибегает Вовка и кричит: «Витька, пошли на улицу!»
-Да ты когда успел поесть? Витька только сел за стол – говорит ему мать.
-А у нас мать вчера уехала в деревню на два дня и есть нечего – отвечает Вовка.
-Она что же ничего не оставила? – спрашивает мать.
-Оставила полбуханки хлеба, да мы её ещё вчера съели.
Мать накормила его и дала денег, чтобы он передал их старшей сестре. Его мать приезжая из «деревни» (она временами занималась проституцией, а детям говорила, что поехала в деревню) всегда добросовестно расплачивалась с моей матерью и у себя дома закатывала пир. Они варили пельмени настоящие с мясом и даже мне давали целый пельмень. У них была кошка очень удивительная: ела огурцы, помидоры, сырую картошку и прочее. Так они шиковали дня два, затем ели только хлеб и воду, не вдоволь, разумеется. После получки или подработки снова пир.
Однако, были и другие люди. В нескольких кварталах от нашей улицы была площадь. Там располагались магазины, кинотеатр и другие общественные здания. С одного края площади стоял особняк с роскошным крыльцом, а позади него раскинулся огромный сад. Забор был очень высокий, но с прогалами. Внизу из сплошных досок, высотой около метра, а вверху из штакетника. Между штакетинами хорошо просматривался весь сад. Каких только яблонь усыпанных плодами там не было, и всё это ухожено и обустроено. Кто были те люди, которые жили в этом особняке – не знаю.
Основная масса жителей не имела ни электричества, ни радио, ни даже часов. Для освещения пользовались керосиновыми лампами. Лампа представляла сосуд на подставке, куда наливался керосин. В отверстие ввинчивалась головка, состоящая из плоской трубочки, куда вставлялся фитиль и колёсико для выдвижения или вдвижения фитиля, так регулировалась величина пламени. По краю головки проходила ажурная гибкая кромка. Внутрь ажурной кромки вставлялся специальный стеклянный баллон, который назывался просто стекло. По диаметру выходного отверстия стекла лампа называлась семилинейная или десятилинейная (1 линия = 2,54мм). У некоторых людей не было даже лампы, и они пользовались коптилками. В стеклянный пузырёк наливался керосин, на горлышко ставилась пластинка из сырой картошки с узеньким отверстием, в которое вставлялся самодельный жгут и светильник готов. Керосин продавался в специальной лавке. Свечами никто не пользовался, видимо они были очень дорогие.
В общем жили плохо все. Об этом говорит и методика, которую применяли грабители. Они обычно врывались в дом ночью, загоняли хозяев (в лучшем случае) в подпол (в худшем случае убивали) и забирали из дома всё: одежду, обувь, постельные принадлежности, посуду и прочее. Связывали всё в узлы и утаскивали, оставляя голые стены. На каждой улице жили один – два профессиональных вора, то есть все (и милиция тоже) знали, что он вор и живёт за счёт наворованного. Их не только не привлекали к ответственности, но они играли роль своеобразных арбитров. Люди, которых ограбили, часто обращались к ним (не к милиции) за помощью и иногда они помогали как в случае с моим отцом. Даже в разговорной речи и взрослых и детей постоянно употреблялись жаргонные блатные выраженья.
Мы дети никогда не говорили, есть, говорили хавать. Отца называли, пахан. Мать – маханка, штаны – шкеры, рубль – рваный, бояться – хезать, смотреть – кнокать, сигнал близкой опасности – атас и т.д.
В бане мылись один раз в две неделю. Летом я в баню вообще не ходил, мылся постоянно на реке Сакмаре. Зимой ходил в баню с отцом. Билет стоил два рубля. Перед баней всю одежду сдавали на санобработку, там одежду загружали в автоклавы и обрабатывали паром. Так избавлялись от вшей. Отец мылся долго и упорно. Я начинал задыхаться от жары и воздуха насыщенного влагой и просил отца: «Ну, хватит мыться, пошли домой». Отец отвечал: «Мы помылись только на один рубль, надо мыться ещё на один». Выйдя из бани, получали одежду из автоклава ещё горячую. Одевались и шли домой.
Далее - Сакмара
http://www.proza.ru/2016/06/26/440