Никогда больше или Можем повторить?

Александр Посталовский
...Уже успели отгреметь победные залпы победных салютов мая и июньского парада. Всеобщая эйфория по поводу долгожданного окончания самой кровавой войны в истории человечества обернулся новой войной для простого человека. Однако на этот раз уже не пули и снаряды были главной угрозой для жизни. Разруха и дефицит первых месяцев послевоенной эпохи привели к тотальному голоду в Ивановской области, которая, впрочем, мало чем выделялась в этом  плане от других регионов страны Советов. Распределительно-карточная система, насильственная экспроприация последней худой коровы на нужды колхоза, собранная тайком полусгнившая картошка из соседнего хозяйства и обязательные для выработки трудодни. Вопросов лишних прабабушка Софья не задавала, поколение той эпохи вообще не привыкло о чем-то спрашивать, тут бы просто выжить. Но одно дело, когда нужно выжить одному, ведь инстинкты самосохранения и выживания в закрытой тоталитарной системе давно выработаны до автоматизма. И совсем другое дело, когда на руках четверо маленьких детей, которых нужно было прокормить. Когда идешь на всякого рода ухищрения и ходишь по лезвию карающего ножа, лишь бы принести в дом несколько картофелин для голодных детей...
Дышать стало немного легче, когда старшая дочь Маша устроилась на работу в городе, помогая семье деньгами и по хозяйству. Маша была фронте зенитчицей в составе войск Западного фронта. Их батарея прикрывала московское направление, основной задачей подразделения было недопущение бомбардировок люфтваффе стратегических оборонных заводов. Первый бой Маши обернулся для нее сбитым "юнкерсом" и практически полной гибелью зенитных расчетов, командира батареи и обслуживающих орудия и пулеметы 18-летних девушек-зенитчиц. Краткосрочные месячные курсы добровольцев стали первым в ее жизни университетом. Многому обучить не могли, да и времени особо не было - бои уже шли на подступах к столице СССР, немецкая авиация уже  бомбила Горький, Владимир, уходящие на восток эшелоны с оборудованием стратегических оборонных заводов. За это короткое время обучения на курсах зенитчиц ее сокурсницы стали не просто коллегами по оружию. Они стали сестрами, сроднившись друг с другом перед первым боевым крещением, которое практически для всех оказалось последним в жизни. И страшное тут даже не осознание того, что ты - одна из немногих счастливчиков, которой судьба позволила продлить жизнь на неопределенное время. Страшно, что со временем ты начинаешь понимать, что нельзя привязываться к людям, потому что каждая встреча и разговор с человеком могут быть последними. А на войне как-то начинаешь привыкать к часто изменяющемуся кругу окружающих тебя людей. И уже не чувствуешь опасности или какого-то страха. Скорее, напротив - безразличие, слегка разбавляемой перед сном благодарностью, что Судьба подарила тебе еще один день жизни на войне. В 1943 году Маша была ранена и комиссована.
Вернулась домой, помогала матери по хозяйству и в воспитании маленьких братишек. Поступила потом в университет. Детей у нее не было - специфика боевого ранения. Свою последующую жизнь посвятила своим племянникам и племянницам, из которых почему-то больше всего выделяла мою родную мать.
Тот августовский день сорок пятого мало, чем отличался от предыдущих. Обязательная норма выработки в колхозе, нужно приготовить что-то для детишек, которых нянчила вернувшаяся на три дня из города Маша, набрать воды из колодца на окраине. Привычный алгоритм, в котором не было места неожиданностям и импровизации. И тут прабабушка, почти придя в хату, буквально обомлела, увидев одноврменно потрясающую и неожиданную для себя картину. У порога дома стоял Павел. Муж, вернувшийся с фронта.
Долгое время от него не было вестей, сказалось ранение на подступах к Венгрии. Путешествия по госпиталям, почти полгода режима лежа. Письма на фронт приходили без ответа, поди и не придет Он уже... Но он пришел. На костылях, с добрым десятком осколков в теле. Еще и не давали покоя прежние ранения, которых с грозного 41- года насчитывалось аж семь.  Также  уходил на фронт добровольцем, краткосрочные офицерские курсы и в бой. Вернулся в звании капитана. Много звезд на войне не собрал - беспартийных и "нечленов" комсомола кадровики не любили. Еще и два окружения. Слава богу без суда. Из всего вагона ивановских добровольцев, отравившихся на фронт в июле 1941-го вернулись домой лишь трое. И далеко не со всеми частями тела, кто-то лишился руки, а кто-то двух ног сразу, подорвавшись на минном поле. Павел вернулся целым, правда на костылях. Дорога домой заняла долгих полтора месяца. Пересылки, сверки документов, прочая военная бюрократия. И, наконец, он добрался в родную деревню. У него не было сил бурно выражать свои эмоции, хотя именно в этот момент ему, как никогда, хотелось обнять свою жену. В одной  советской пропагандистской песне были такие строчки "этот день мы приближали, как могли". Однако не "приближение Дня Победы" над супостатом было его главной целью. Павел просто хотел увидеть свою семью, а все остальные звездочки и победные реляции пустьлучше останутся на картах Генерального штаба и в кабинетах паркетных генералов.
Первое время Павел передвигался на костылях, освободившись от них - заметно хромал. На работу его не брали, инвалидов и покалеченных вообще старались не замечать. Да и сколько их было тогда? Всех не пересчитаешь, да еще и победный социализм строить надо, а вернувшиеся с войны раненые и изувеченные люди немного портили общую картину наглядного позитива "встающих с колен и из пепла" советских людей. После лютого 1947 голодного года, о котором не сильно любят вспоминать нынешние историки, здоровье прадеда существенно было подоровано, к тому же давали о себе знать остающиеся в теле осколки. Он не боялся боли и проблем со здоровьем. Человек, выживший в течение всего периода войны, вообще мало чего боится. Вот только ему больно было от того, что он оказался банально не нужен государству, которое он отправился защищать. О войне практически никогда не рассказывал, не любил вспоминать про это. По ночам прадел беспокойно спал, называя во сне имена тех, кто погиб рядом с ним.   В 1949 году прадед умер, сказались многочисленные раны...
Для того поколения Победа в войне не была комплексом уязвленного самолюбия, который нужно было демонстрировать всему миру, мол, "мы Вас всех натянули". Победа - это, прежде всего, радость от того, что никто больше не погибнет и что можно вернуться домой и вот так обнять свою семью. Поэтому до 1965 года празднование 9 мая было скромным. Так, выпить по рюмке, вспомнить тех, кто не вернулся и просто помолчать. Это уже потом, когда страна Советов решила показать "Кузькину мать всему миру", празднование 9 мая обрело ритуальный, наглядный и массово-пропагандистский характер. "Мы всех натянули и можем повторить..." Интересно, а что они хотят повторять? Разгром трех армий в Белостокском выступе? Блокаду Ленинграда? Киевскую катастрофу? Послевоенный голод? Гибель трех десятков миллионов людей только потому, что один ефрейтор и недоучившийся семинарист что-то там не поделили? И трижды был прав Симонов, однажды сказавший, что самой его большой мечтой было написать сборник рассказов-воспоминаний простых солдат. И без редакции ЦК КПСС. Там, конечно, мало чего будет романтичного, потому что это ПРАВДА.