Эдвард Вашгерд (Э2рd)
«Что ни дом, - свой содом,
Что ни двор, - то гомор…».
НАШ ДВОР
Все есть выдумка и/или совпадение от начала и, до конца… веков. Э2рd
Наш двор… что же это за понятие такое, для человека? Двор, в котором ты, впервые, по роже получил от лучшего своего друга, которого ещё вовсе и не знал? Или место, где ты, по, не по годам ранней весне, с девочками играл «в бутылочку». Или беседка, в которой бутылочку портвейна мелко-номерного, 11-го, или 15-го, отведал перед компанией по-гусарски, из дула, а потом блевал им, дальше, чем видел? Под гитару шестиструнную. На трёх блатных аккордах. И сколько «наших дворов» может быть у человека? Его дворов.
В деревне всё понятно, кондово и по-староукладски ясно: твой дом – твой и двор кулацкий. В городах и посёлках всё сложнее. Свой двор первый не все даже и помнят, - помнят чаще второй, как самый-самый первый, словно французы, у которых «наш» второй этаж первым зовётся, а первый – прёмьер этажом. Уф. К бою!
Первый мой, «бабушкин», двор до школы был правильным и добрым. Посреди двора-каре пятиэтажного, подъездов на пятнадцать, круглосутошно билась, двор на двор, хоккейная коробка, растившая будущих чемпионов «Енисея». Клюшки «заводские», которые творил сверх плану, под конкретных игроков заводской команды, столярный цех «Красмаша» ценились у ребятишек почище гудрона, который можно было жевать заместо жвачки заокеанской. Зачем в ракетах деревянные детали нужны никто из пацанов не знал, потому, как гостайна… Зачем были клюшки индивидуальные для хоккея с мячом знали все во дворе, - Для Победы! Для НАШЕЙ Победы. Знала об этом и команда заводская. Прознали и враги… Кто предал, так и осталось бы неизвестным, кабы не спортивный репортаж с решающего турнира...
Заводской стадион «Енисей» в домашнем матче ревел, словно грозный океан над нашей подлодкой «Красноярск». Гул, будто от горной лавины, или стратега бомбардировщика, поднимающегося на форсаже, в критические моменты матча свободно будоражил и ставил на-уши улицу Мичурина, от начала которой, уже с самого Красноярского рабочего, был виден божественный свет огней этого ристалища. Заруба стояла знатная, стенка на стенку, Сибирь пошла на Москву. Полный до краёв, стадион, места на котором, повзводно, поцехово, поротно и поотдельно спецуполномоченные по подразделениям занимали ещё с самого обеда, неистовствовал. Выпивали, конечно, втихаря, не без этого, завод-то оборонный, номерной, спирту этилового огромные ванны технологические на сборке, но и без фанатизма. Мусора на матчи ходили исключительно в штатском, побаиваясь единого сплочённого оборонного коллектива, в котором и своих особистов хватало. Дисциплина болельщиков на матчах, впрочем, была, как на фронте: все ходили БОЛЕТЬ ЗА НАШИХ, и только! Мусора в штатском болели противно… за своих.
В гостях, на этот раз, в борьбе за титул всесоюзный, выступала вражеская, московская, чисто ментовская тогда команда, - «Динамо». Напряжённость на трибунах, верно, достигала не менее миллиона вольт. Лампы на мачтах освещения лопались от перенапряжения и осыпали ледовое побоище снопами искр…
МВД пошло в атаку привычно, как обычно, - «свиньёй». Чекисты на трибунах напряглись. Пролетариат орал, как юная роженица, от вожделения первого момента схватки. Сибиряки-добровольцы в финале не уступали прошлогодним чемпионам страны. Конец третьего тайма, а команды идут, словно лошади на скачках, бешено, ноздря в ноздрю. Они – Мы, Мы, и они, в ответку и, снова-здорова, - получай Москва пистону! Пинг-понг, какой-то, а не хоккей с мячом… Но менты всё же натужились и повели с перевесом в один мяч.
Заводской комментатор хотел бы быть «беспристрастным»… но его после матча, заводчане бы точно линчевали, как не раз уже они поступали со справедливыми судьями.
- Вот. Вот. Проходит по правому краю, вырвавший мяч у соперника Поздняков… Пас Каштанову… - Беспристрастность куда-то подевалась и, он, захлёбываясь слюной и мощной эмоцией, заорал, не стесняясь мусоров, во всю мочь – «Женя, бе-е-ей!!!… Но, что это? Каштанов упал… Удержание клюшкой! Крюком клюшки за конёк! Грубо! Неспортивно… Может в милицейском столярном цеху делают вместо дубинок специальные неспортивные клюшки?!». – Выдал он таки, по-запарке всю военную тайну…
Нарушение правил. Судья назначил штрафной удар. От команды хозяев бил нападающий Толя Бочкарёв…
Комментатор:
- Вот к плетёному мячу подлетает Бочкарёв… Удар. Г-о-о-о-ол!!! – трибуны взорвались, вскочили и рявкнули по- военному, как на смотре: Г-о-о-о-ол!!! У-р-р-ра-а-а!!! У-р-р-ра-а-а!!! У-р-р-ра-а-а-а-А-АА-А! Красноярск аж присел…
К концу матча инициативу окончательно захватил «Енисей», но побеждать ментов, их же, грубыми, неспортивными методами, заводчанам было, как-то не с руки, не успели. Чуть – чуть.
По серии буллитов победил Красноярск. Тут мусора и припомнили все косвенные признаки этого преступления, коим они посчитали своё поражение: докопались некрасиво к нестандартным клюшкам, перемерили кривые, длину, ширину, отпечатки пальцев и, победили по-закону, по их закону. Описывать борьбу за-правду, невозможно в принципе, потому, что это будет живописание адских мук «страждущiя Россiйскiя люди отъ ига безбожныя власти».
Спортивные магазины уже подсчитывали прибыля, - их товар горел на коробках, как на огне. Что только «Золотой мяч и шайба» не делали: обмазывали «бокситкой», обматывали стеклотканью, сырая резина и изолента не выдерживали пацанской энергии, - оборонное качество заводских клюшек с сыромятной, ремешковой обделкой вспоминали все…Так заводские деревянные, клеёные изделия прекратили своё существование, канули в небытиё вместе с частью хоккея, - не все пацаны могли себе позволить покупку магазинных клюшек и коньков. Кто-то постыдно даже вставал на беговые и фигурные… Двор приспосабливался жить уже другими интересами.
Увлечения молодёжи, чаще, носили эпидемический, нежели планомерный характер. Внезапно, вдруг, весь двор загорался авиамоделизмом и ракетостроением, охлаждали этот порыв мощной волной отстоянной от хлорки воды аквариумы, которые, также быстро, задвигались в сторонку.
Вдруг, все пацаны, скопом, срывались и неслись записываться в духовой оркестр. Резоны были у них самые, что ни на есть железные, небитые:
Во-первых, - быть «духовиком» в пионерлагерях было очень-очень здорово, - дубель-питание, девочки после отбоя, домик и музыка своя и никакого особого надзора, уважение и, ВЛАСТЬ! Власть над всем лагерем давали труба, или горн. Команды горна выполнялись всеми беспрекословно. «Вставай, вставай, дружок… с постели на горшок!», и спать охота, и лагерь поднимать надо, или, «Бери ложку, бери хлеб и скорее на обед!», – Кто же не помнит?! – бегом в котлопункт!
Во-вторых, - опять же во взрослой жизни – Перспектива широкая. Считалось, что играть на кладбище, - труба дело! – золотое дно! Кому же не охота сыром в масле покататься?
Но властные и достатковые интересы у мальчишек быстро пропадали. До поры. Во дворе у бабушки, всегда в почёте были бомбисты и ракетчики. Шик бесподобный, а грохот - шикарный. На городских соревнованиях двор у Мичуринского моста был представлен широко и ракеты наши ввинчивались в ясное небо над островом Отдыха, озлобляя конкурентов и радуя зевак, ничего не понимающих в ракетостроении.
На пятачке у дома старшие крутили модели самолётов. Самыми лучшими были игрушки с двигателями «Комета», мощностью в четверть лошади. Рёв кордовых забав разносился по двору, будто по аэродрому. Бывало, что герой-самолётостроитель Вовка, устав крутить в танце свою красавицу модель, в порыве страсти вздымал её к наивысшей возможной точке траектории и резко бросал о земь… просто Рок-н-ролл. Красиво бил. Эффектно.
Новая его модель, как всегда, была лучше прежней, дороже и нарядней: изящнее фигурой, ярче красками, накрученнее движком на передке, больше эфира этилового для заводочки девочки… Эфир тогда ещё никто не пил. Наслаждались идеей реактивного движения. Умудрялись движки новые испытывать в шахте дымохода, который после продувки реактивной струёй в трубочистах больше не нуждался. Специзделия с серьёзными двигателями, как на шабаше нечистой силы, старшие запускали на Лысой горе. Высота подъёма доходила до полукилометра, а то и выше. Иногда ракеты рвались прямо в воздухе… Опасности свой двор ребята не подвергали, берегли. Терпели, как правило, до полигона.
В перерывах испытаний самоделок аквариумистика неплохо занимала и питала кипящий молодой мозг эстетическими чувствами и добротой. Благо, что Злобинский «добрый» рынок был всего в четверти часа ходьбы по путям железки. На рынке было чего посмотреть и захотеть. Пара скалярий стоила тогда три рубля, бешеные по тем временам деньги, и жила только до зимы, не выдерживая холода в доме; топили неважно, потому, что в доме ещё оставались по документам буржуйки, пироги в которых пеклись на дровах самые лучшие и вкусные в мире детства. Особенно в мороз, у печи. Класс!
Гупёшки с меченосцами – вот был удел молодых рыбоводов. Ихтиологи росли и у них появлялись уже другие, подростковые интересы. Начали, словно цихлиды, сбиваться в стаи товарищей для игр непотребных:
То вдруг нападала «мода» связывать срезанными во дворе верёвками двери на площадке. Крест на-крест. И с Хохотом, всей ватагой, наслаждались потешным зрелищем «перетягивания каната» между добрыми соседями, пока не замечали в щели чьей ни будь двери тонкого ножа. Какое же счастье убегать толпой безнаказанными!
Поджиги, самопалы, болты, с начинёнными спичечными головками гайками, бутылки с кабидом, издевательства над братьями нашими меньшими, рогатки с алюминиевыми пульками и прочая низкоинтеллектуальная дрянь расцвели махрово. Если бы додумались тогда клей нюхать, или ещё чего, были бы последователи, - сомневаться не приходится.
А то, бросали, кому ни будь, целлулоидную «дымовуху» в открытую форточку, - потеха, да и только! Особенно когда пожарники рукава раскатывают, брандспойты достают… из-за занавески трусам подглядывать жуть, как интересно.
Но настоящая вакханалия во дворе была, конечно, на Ивана – Купалу… Двор сходил с ума уже к обеду 7 июля! Выкачивали воду отовсюду, кубометрами. Как ещё Енисея не осушили. Носились по всем улицам с бидончиками, а старшие бывало с вёдрами, обливая с ног до головы «неохваченных» эпидемией прохожих. С бидончиками бегали мы вплоть до изобретения напальчников, или «изделий №2» наполненных водой. Что интересно, в час пик, в тридцатиградусную жарищу, с пылищей, народу в забитых до отказа, потных автобусах, провонявших насквозь бензином, это приносило, хоть какую-то радость бытия и облегчения. В ночь за Иваном старшие демонстрировали удаль и силушку: То все подъезды во дворе подпирали поребриками и народ на работу прыгал с окон первых этажей, хохоча и демонстрируя солидарность трудящихся. Дисциплина на заводах была ещё Сталинской. То закатывали на осиротевшую коробку «корову» с квасом – пей, не хочу! То машины частных собственников ставили на уши… Частную собственность пролетариат до сих пор не уважает, но за своё кровное башку оторвёт.
Спас меня от этого закономерного явления о-хули-ганивания новый «наш двор». Родители, за десять лет верности оборонке, наконец-то получили квартиру. Жильё из четырёх комнат казалось дворцом царским. Сейчас не кажется. Нынче уже удивляешься четырёхметровой «кухне» и своей восьмиметровой комнате, а тогда это был рай, в отдельно взятом полувоенном городе.
В новом доме двора не было, почти, зато был шикарный школьный, учебного заведения №94 с бессменной директрисой - «бабой Олей» во главе и «Квадратом» в арьергарде. Квадрат подъедался в школе учителем по военной подготовке и физруком, больше он в жизни ничего не знал и не умел. Автомат Калашникова разбирать, это было объяснимо, хоть как-то, - вся страна этим развлекалась, на время и, с завязанными глазами. А зачем, скажите на милость, всем школьникам поголовно надо было знать устройство ялика? Дальше от моря, - меньше горя. Квадрата, видимо, обижали и недокармливали на срочной службе и ему, как-то надо было в жизни, как мусору подлому, проявить свою власть над безответными и, хоть где-то кормиться. Рос он на глазах, подтягиваясь подъём-переворотом к интеллекту «своих» учеников… Объяснять в гороно свою значимость здоровенному балбесу становилось всё сложнее и он увлёкся стройкой века, - циклопической бетонированной ямой в самом центре школьного двора. Яма копалась школярами вручную, за оценки в журнале и прощение прогулов, бетонировалась эта хавина также «хозяйственным» способом. Вершиной его мультиединообразной военной мысли стал перекидной металлический мостик без перил и настила, через эту адову пропасть и, …в неё налили воды. На сём цирковом сооружении предполагалось демонстрировать перед различными комиссиями наробраза ловкость подрастающей под его руководством армейской смены, причём девушки также входили в боевое расписание. Травмированные, непосредственно перед высокой представительной комиссией ученики, похоронили его… высокую мечту, на корню. Пыль в глаза ему пустить не задалось, - в яме была налита мутная водица. За травмы средней тяжести никто не ответил, вопрос замяли до поры, для ясности, а Квадрат получил «на вид» и затаился. Пить с трудовиком он брезговал, - гусь свинье не товарищ. Трудовик попал в плохую копанию и надирался в одиночку за двоих. Зачем пацаны вытачивали ему «на трудах» из сырых стальных болванок молотки, он тоже вряд ли мог бы объяснить… Засыпали яму и таскали молотки на помойку тоже «хозяйственным» способом, за отгулы. Учебный непотребный план ковал «квалифицированные» кадры для передовой страны.
Ну, как, в таких военных условиях было нам не готовить взрыва родной школы?! Школьный двор, мало-помалу превращался в полигон ракетотехники и опасной нитрохимии. Всё, что могло летать и взрываться работало. Не всегда, конечно, штатно. Карбид и самопалы считались тут моветоном. Но никто не обосновывал великовозрастным малышам необходимости техники безопасности, а зря. Вспышка магния с марганцовкой, в неправильно изготовленном на коленке взрывпакете с замедлителем из спичек, добавляла работы окулистам-травматологам 20-й больницы и сокращала число призывников Ленинского военкомата. Ракеты, сооружённые из старых лыжных палок, без стабилезаторов, летали, конечно, но не всегда вверх. Какие там стапели и направляющие? С досочки. Главное поджечь стропину, или, на худой конец, дорожку пороха запалить с конца… Положенные на бок первым же порывом ветра они неслись в метре от земли, едва-едва не пронзая насквозь зазевавшихся, суетящихся, словно куры под автобусом, старушек. Иногда всё же, чудом, поднимались ракетные снаряды до третьего этажа «альмаматери» и взрывом разносили вдрызг стёкла класса. Девочки химии не любили… Ах так! Вот вам, заразы отличные, стакан кислоты… в колбу с сульфидом натрия. Сероводород – самый опасный газ на планете, но при небольших концентрациях жить можно, - Мацеста… или сортир рыночный. Уроки сорваны. Ура! По домам, в смысле во двор.
После наступления зрелости и вступления в комсомол во дворе прорезались иные пристрастия и страсти. Музыка захватила пацанов. Чем мощнее и громче, тем было красивее. А лучше всего был стоваттный усилок с колонками, который собирали, как умели. Собирать его было откровенно не из чего. Любители грабили школьные радиокружки… и получали за это детскую комнату (милиции), что не мешало им впоследствии становиться радиоинженерами. Кто не стал «электроником», как Жирик, тот был фанатом западных поп-групп. Отчего была такая тяга ко всему западному сегодня уже не объяснить, но эта «нехорошая тяга» видно разложила целую страну. С головы сгноила.
Девочки во дворе, конечно, жили, и очень красивые. На Ленку Печеникину засматривался весь двор, такая она была ладная. Старшие ходили заниматься танцами, профессионально… в ДК «ЦБК»… Общались со своими сверсницами наши пацаны, почему-то, исключительно на катке «Енисей» во время массовых катаний под громкую популярную музыку… О каких то там «гуляниях», а тем паче «дружбе» и речи не было. В беседку нашу?! Да, ни, боже ты мой!
Наш двор был дико музыкален и известен своей домашней беседкой на тихом глухом проезде, зажатой яблонями-дичками и ямой школы. Это, видимо, и послужило тому, что во многие музыкальные группы Красноярска славно влились музыканты нашего двора: Малинин, Машуков, Карапетян…
- Пока вы там музычкой увлекаетесь, - Сказали бы пацаны из бабушкиного двора, - мы уже отряд «отважных» создали и лупим смертным боем всю округу.
«Аптеку» в околотке уважали и побаивались, а многие, кто был с детства молод, но бывал, за удачливость и лихость свою, сполна, не торгуясь, заплатили: сменили «наш двор» на трефовый, казённый, прогулочный дворик. Собирались у Аптеки до ночи на перилах, общаться самим и задирать прохожих и проезжих. Аптека № 111 была крупной остановкой для всяческих автобусно-трамвайных пересадок. Боевой «инструмент» держали в глухих окнах этого заведения, у самой земли накрытых плотными досчатыми щитами. Для битвы средней продолжительности там было припасено заранее всё: арматура, обрезки труб, колы и черенки на любой вкус.
Для особых битв с «ЦБКовскими» (Район ДК ЦБК контролируемый Нахаловкой) держали и супероружие, - сварочные электроды. Кто не слышал свиста электродов, летящих над головой с противоположных сторон улицы Мичурина, тот может представить себе звук Сталинского органа – «Катюши», или БМ-13. Спасайся, кто может! Караул!!! Кому электрод угадал плашмя, тот отделался лёгким испугом…
Многолюдная остановка пустела на глазах, надо-не-надо, забивалась по автобусам и трамваям и съезжала, от греха подальше, освобождая пацанам место для драки. После «артподготовки» сходились. С каждой стороны билось до сотни человек. Откуда кто понабежал?! Бывало, что дерущиеся за правое, каждый за своё, дело, объединялись словно ДАртаньян с Мушкетёрами против гвардейцев. Для переворачивания, вверх колёсами, милицейского «бобона» с мусорами внутри и, заканчивали… До следующего раза, потому, как мусора вызывали подкрепление. Химики-музыканты нашего двора были среди «отважных» скорее гостями, фраерами залётными, чем отчаянными головорезами, поэтому нары казённые обживали ребята с других дворов. Каждую осень, в сентябре, почему-то кого-то убивали…
Ну, зачем перед толпой размахивать цепью, бравируя своей крутизной? Убегать надо! Не стыдно. А, так, кол сунули, цепь на него намотали, выдернули из рук и забили до смерти, руками и ногами. В том числе практиковался прыжок лося стокилограммового, двумя ногами, на голову жертвы: попробуй, встань, после такого. За одного забитого с десяток бивших тогда сажали. Успокаивались до будущей осени… А там, снова, нате-вам.
Дрались безыдейно, по типу: свой-чужой. Своих защищай, чужих бей, - всё просто. Но, зачатки дипломатии уже проявлялись. Аптека держала паритет с ДК им. 1-го мая, Арктикой, Родиной и Сибмашем. Мир не брал только с ЦБКовскими, из-за драк на «танцах»; они считали себя хозяевами «Дворца Культуры» и могли схорониться в частном секторе Нахаловки, из которой на левый берег уже строили мост. А окончания строительства Октябрьского моста через Енисей аптековские ждали не меньше, но вожделённее властей, так как это открывало перспективы дерзких половецких набегов в Зелёную рощу…
На горячей, солнечной крыше родительского дома, при «подготовке» к экзаменам в вуз детство вместе с прыщами прошло. Началась взрослая жизнь.
В первый свой студенческий Новый год, в заводском ДК им. 1-го мая меня били КОО-шники. Били ни за что, - в мусора, с-с-суки тренировались…
Был студенческий вечер ФТУЗа, в который я поступал первым потоком, тренировки ради. На абитуре познакомиться и крепко сдружиться, - раз плюнуть. Пригласили ребята на свой вечер. Всё было чин-чинарём: аккуратный, вычищенный старенький костюм, надраенные драные башмаки, пригласительный билет и трезвый образ жизни. Кто-то может возомнить себе, что до такого человека нельзя «докопаться». Я тоже, поначалу, так думал. А зря… Комсомольский оперативный отряд – КОО, к комсомольцам имел такое же отношение, какое имели иные мордовороты из НКВД к победе нашего Народа в Великой войне. В КОО, как и в мусора, подбирались школьные и институтские двоешники и лишенцы, никем, как квадраты, не уважаемые. И тут им, скотам, дали властишку, пусть и небольшую. Ну как же её не применить?
«Пригласили» пройти. Под конвоем. Усадили на стул…
- Что вы тут делаете, - Спрашивают вежливо… с умылочкой кривенькой.
- Танцы пляшем, - Отвечаю, - Сейчас, как раз медленный, девочка ждёт…
- А на каком основании вы у нас на вечере, - Интересуются, с-с-суки.
- Так вот же пригласительный билет! Я поступал в ваш институт…
В институт я действительно поступил, сдав все экзамены абсолютно без подготовки на свои законные трояки. Школьной базы для этого вполне хватало. Но рисковать не стал и забрал документы, о чём, впоследствии никогда не пожалел. Родители вечером этого же дня выдали военную тайну, - меня зачислили и с тройками, принимая во внимание «заводское» происхожение и трудовую династию; на заводе трудились все мои родные, клепая жидкотопливные «холодильники» для подплава, с целью остужения натовских горячих голов. Макароны, и те в нашей мирной стране были калибром 7,62 мм.
- Фамилия! – Вдруг рыкнул на меня старший мерзавец.
- Свою фамилию, в ваших поганых протоколах пачкать не буду, - буркнул я.
Дальше было, как в плохом фильме про фашистов: Двое, сзади, за одну руку, двое за другую, двое по почкам, старшие по печени… Ушёл в себя. Пришёл из себя. Очнулся. – Ну, говорю, с-с-уки, а уж теперь-то и подавно… Просто герой краснодонец, а не студент.
Избили вновь, без новшеств. Они вшестером, псы поганые, одного не боятся. А далее, по-жизни, в мусарне, со спецсредствами, и подавно.
– Ладно, говорю, пишите… Махов Владимир Валерьевич улица Мичурина. Адрес… Записали?!
- Запротоколировали. – Отвечает главкомерз. – Занесли в Протокол…
- Можете вычёркивать, я вам адрес кореша своего отдал, а он сейчас дома, с родителями сидит, и по телеку вас смотрит…
Дальнейшее описывать не буду, чтобы не пугать слабонервных и законопослушных. Мусора создали КОО для выращивания себе подобных, они вегетативно размножаются, как осот. Ребята им отвечали, как умели. Одно могу заявить теперь серьёзно, многие пацаны были отомщены. Смертью друзей мусоров. Око за око, закон – тайга и медведь не прокурор. А среди ментов, безусловно, и порядочных хватало, как и среди других людей. Но осадочек остался и, думаю, что добрый белый мент для власти угроза прямая… ей нужны рабы.
Кому-то с «нашим двором» повезло больше, кому-то меньше. Достоинства каждого двора были свои собственные, каждому кулику дорогие: коробка, беседка, магазин «Вина-Табаки»… Магазин этот специальный извёл пацанов похуже ментов и их соплей зелёных. Наступили времена тяжёлые, «безалкогольные». Нынче не лучче…
За полвека метаморфоза «нашего двора» приобрела необратимые, фатальные черты. От нашего двора – коробки и клумбы к полудворику и автостоянке. Где детям знакомиться и взрослеть? На площадке молодняка, словно в зоопарке, - по-запарке?! В «моём дворе» автопарковка! Внизу магазин с тремя подъездами для автомобилей и вертикальной планировкой, на которой ноги переломаешь. Дети нашли тропочку, для катания с горочки. Удобное место оказалось… для складирования снега. Магазин «Витамин» бьётся за «свои» подъезды и прибыля, погрузчику нужно снег складывать, а дети, что же? Организовать детей не получится, к ним не подойти, - родители кидаются, словно на маньяка. Пусть расцветают парковки… До Корниловского мятежа!
Интересно, что малообеспеченные, национальные дворы на окраинах Норильска, уже взрастили новых, сплочённых в диаспорах Норильчан. Норильск самый Северный мусульманский анклав, город, в котором полумесяц на шпиле Минарета Мечети метров на семь выше креста на звоннице Храма «Всех скорбящих радость» и часовни на «Поклонной горе» у Чёрного тюльпана. Двор в Норильске, с выстроенными в карэ гостинками, ещё себя покажет. Не за горами… Норильск.
Город Норильск. 12 июня 2016г. 9 часов. Плюс 12.
Пасмурно.
Э2рd