Дик Хэбдидж, Субкультуры, значение стиля. Главы из

Иван Шизофреник
Дик Хэбдидж, Субкультуры, значение стиля. Главы из книги
«Богачи надевают  специально пошитые дорогие лохмотья; ткани будто окрашены рвотой и мочой, но при ближайшем рассмотрении оказываются декорированными замысловатыми вышивками  из тонких золотых нитей.  Кое-где видны прикиды клошаров из тончайшей ткани, потертые аристократические пиджаки, наркоманские  фетровые шляпы, якобы  дешевые сутенерские костюмы с тонкой гармонией красок.» (Берроуз, 1969 )
Панк более чем любая другая субкультура с мрачной решимостью нарушает нормы и вызывает  яростное неодобрение общества.  Поэтому мы начнем с панков и будем возвращаться к панкам на протяжении этой книги.
Горячее и сухое английское лето 1976 года.
С мая по август Лондон  томился, изнемогал под ярким светящимся небом в неизбежном тумане выхлопных газов. Проклятье жгучего солнца добавилось к общему кризису.  Поскольку проходили недели и месяцы, а волна жары  по-прежнему не спадала,  была официально объявлена засуха.
В августе ограничили потребление воды, а на полях сгорели зерновые культуры. Казалось, наступил конец. Погоду объявили противоестественной,  в конце августа случилось еще  событие.
На  Ноттинг-Хиллский карнавале, празднике, призванном смягчать  расовые противоречия, произошли беспорядки.
По улицам бродили сердитые черные молодые люди, власть привела полицию  в боевую готовность.
На  экранах страны - толпы молодых чернокожих британцев,   телевидение  выдумывало страшные образы «других» негров. 
Именно во времена этого странного апокалиптического лета,  панк субкультура сенсационно вышла на страницы музыкальной прессы.
В Лондоне на Кингс Роуд  появляется новый стиль,
сочетающий в себе элементы, взятые из нескольких  молодежных течений.  Панк претендовал на  продолжение сомнительных традиций: в одежду «от   Дэвида Боуи» и блестящие прикиды рок-музыкантов добавлены элементы  американского протопанка, модов и регги.
Не удивительно, что в результате получилась неустойчивая панк мода:  глэм-рок призывал к нарциссизму, нигилизму и гендерной путанице, американский панк предложил эстетику минимализма;  от регги заимствовали экзотическую и
опасную  ауры запрещенной идентичности. Вас боятся, круто!  Весь противоестественный ансамбль, в буквальном смысле соединенный булавками,  скоро становится знаменитым и популярным у кинематографистов и фотографов.
В 1977 году панк попал в таблоиды как сенсация, странным образом соединив в себе течения  разных эпох.
Кожаные куртки, невообразимого фасона тапочки, яркие носки, пиджаки бомжей и сапоги -   на теле панка «прикид» скреплялся булавками,  пластиковыми прищепками, цепями и ремнями. Это привлекало внимание,  поэтому панк остается особенно подходящим для изучения; кроме того,  в панк-стиле искажены и отражены все основные  послевоенные субкультуры.  Но прежде чем мы сможем интерпретировать значения этих субкультур, необходимо показать последовательность событий.
Скука в Вавилоне.
«Обычная жизнь настолько скучна, что я получаю от нее всего лишь столько, сколько возможно» (Steve Jones, "Sex Pistol", цитата из "Melody Maker")
Кажется вполне естественным,  что неестественный
«синтез панка» должен был появиться на улицах Лондона тем странным летом.
Видения апокалипсиса носились в воздухе и риторика
панка пропитана концом света. Панк казался гибридом и неустойчивым слиянием двух радикально отличающемся языками культур регги и рока. 
Именно здесь мы сталкиваемся с первым эндемичным
противоречием, возникшими из  антагонистической истории английского панка.
Дэвид Боуи и панк-группы  Нью-Йорка черпают вдохновение из   признанных  «художественных» источников, заимствуют от литературного авангарда и андеграундного кинематографа.
Патти Смит, панкушка и бывшая студентка-гуманитарий, утверждала, будто  изобрела новую форму «рок- поэзии», основанную  на  стихах Рембо и прозе Уильяма Берроуза.  Ричард Хэлл увлекается Лотреамоном и Гюисмансом.
Британские панк-группы, как правило, моложе американских коллег; также английские панки «пролетарские», плохо знакомы с классической литературой.
(Пусть хорошо известны связи между  американским панком и британским: через Уорхола в США или The Who и Clash в Великобритании, через подпольное  кино, авангардное  искусство. К началу 70-х годов это взаимодействие  приводит к появлению полноценной нигилистической и полиморфной эстетики, извращенной сексуальности, обсессивному индивидуализму, генерирует огромное число споров среди поклонников рока. См. Melly, 1972; Taylor и Wall, 1976)
Молодежь переносит отчуждение на себя, как пишут Ян Тейлор и Дэйв Уолл.  Панк - последняя фаза в этом процессе.
В панке отчуждение начинает почти осязаемо ощущаться.
Заимствованные из рока солипсизм, невроз и яркость перечеркиваются взятыми из регги императивами. И здесь сразу вспоминается панк-группа Clash, которая находится не только под сильным влиянием музыки регги, но и склоняется к  визуальной черной иконографии, к ямайскому уличному стилю.
Панк и  черные английские субкультуры тесно соединены на структурном уровне.
Однако невозможно правильно декодировать этот диалог: потому что историю регги следует проследить до  Вест-Индии, а британские субкультуры необходимо интерпретировать как последовательность ответных реакций на  черную иммиграцию в Великобританию с 1950-х годов и далее. 
Назад в Африку.
 «В то время как джаз и рок часто отражают амфетаминовое безумство, замедленные мелодии регги скорее возникают из культуры ганджи» (Заметка о  концерте Боба Марли, 1977 г., Mark Kidel)
Регги опирается на  специфический опыт черных людей на Ямайке и в Великобритании, опыт, сформировавший целое поколение молодых чернокожих британцев.
Риторика построена на известных тенденциях,  взятых в большинстве из двух взаимосвязанных источников:  устной ямайской культуры  и в равной степени библейской философии.  В рэгги воспроизводится ямайское пятидесятничество, как ответ проповедника пастве.
Мы видим путешествие регги от  Африки и Ямайки к Великобритании, переход от рабства к сервитуту.
«Голос Африки традиционно отождествляется с восстанием и
замалчивается везде,  где это возможно». (Hall, 1975)
В частности, африканские традиции, такие как игра на барабанах, уже в прошлом были истолкованы властями, церковью, даже колониальными правительствами, как внутренне подрывные, создающие символические угрозы  закону и порядку. 
Они вне закона,  антисоциальны, «не христианские», языческие.
Само существование черной мифологии,  негритюда,  достаточно, чтобы  в сердцах некоторых белых рабовладельцев возник страх.
Поэтому Африка становится  для чернокожих запрещенной территорией, затерянным и неизведанным миром.
В растафарианстве   соединились две символические тенденции, встретились черная Африка и Библия белого человека.
Чтобы осознать, как происходит  еретическая конвергенция, подчинение христианскому Богу, нужно сначала понять Ямайку.
На Библии фокусируется музыка регги и  Вест-Индия. 
Колониальные власти пытались привить  европейские представления о культуре, религии. Западная культура должна была выполнить  «божественную миссию завоевания». 
Дуализм  риторики подкреплялся метафорическими ссылками на «черного дьявола» и «белоснежного агнца божьего».
Рабство оправдывалось через  интерполяции, представления о благочестивой добродетели, спасающей Африку, рассказами о мятежной дикарской природе.
Подобная колониальная идеология со временем казалась все более  слабой, а недостатки видимыми:  очевидно, практику рабства не объяснить через  христианскую идеологию позднего времени.
Черное сообщество также пыталось найти себя в библейских текстах, создать собственный набор  религиозных метафор.
В Библии есть «темная» сторона, например, можно толковать тексты в духе черной интерпретации, через притчи о  появление праведника-спасителя, расплаты за зло, Судный день, Сион и поход в обетованную землю.
История рабства еврейского народа, «исцеление» через веру, благодать Святого Духа и т. д. - эти архетипы также  допустимо применить к Африке.
Раста — это Библия, понятая  через  культуру  Ямайки,  в высшей степени неоднозначные толкования,  с помощью которых черное сообщество пытается осмыслить свое  подчиненное положение.
В растафари считают, что восшествие Хайле
Селассие на престол Эфиопии в 1930 году исполнят  библейское  пророчество о неизбежном падение «Вавилона» (гибель белой силы) и освобождение черной расы.
Черное прочтение Библии подрывает  идеологию белого человека. Бог появляется в Эфиопии, возникает «черный страдалец».
В растафари черное сообщество находит свою украденную и запрещенную историю, отвергает  «Вавилон» (современное капиталистическое общество ). Происходит трансформация, где изгнание и бедность превращаются в доказательство собственной избранности, достоинство, билет в Сион в то время, когда Вавилон падет.
«Самые противные признаки стали для меня признаками Величия», Жене, 1967.
Регги и Растафари
Где-то между Тренч Таун (Ямайка) и Ладбрук Гроув (улица в западной части Лондона) культ растафари превратился в стиль.
Вряд ли можно было избежать отчуждения, учитывая  безработицу и проживание в плохих условиях, притеснения  молодого рабочего класса из Вест-Индии.  К тому же на протяжении 60-х годов отношения с властями устойчиво ухудшаются.
Воскрешение африканской культуры происходит именно в этот период: безработица и растущая неудовлетворенность, с черной молодежью дерутся «скучающие» подростки,  полиция открыто признается журналистам, что музыка рэгги способна провоцировать расовые конфликты и «оживляет  африканское наследие».
Руд-бой увековечены в ска как преступник одиночка, субкультура растафари нарушала закон более тонкими способами.
Движение растаманов преломило систему черно-белых полярностей,
превращая негритюд  в что-то положительное, в божественное оружие.
«День расплаты наступит скоро, когда сверкнет молния, а слабое сердце погибнет, но праведный черный человек выстоит»
В пятидесятых и начале шестидесятых годов первое поколение эмигрантов из Вест-Индии мало чем отличалось от белого пролетариата. Поэтому еще редки взаимные претензии, за исключением  конфликтов в Ноттингеме и Ноттинг-Хилл в 1958 году, Ист-Энде  в семидесятых.
Эти люди были «англофилами», даже когда жили на Ямайке.
У них известные белые желания: выпить пинту пива, поиграть в дартс, потанцевать в субботу вечером. Они  говорят понятным белому пролетариату языком фатализма, со смирением считают, что лишь их дети будут жить в достойных условиях.
Когда же   родились черные дети, уже получившее образование в Англии, им оставалось либо признать свой низкий статус, либо взбунтоваться.
Музыка регги позволяла посмотреть на жизнь с другой стороны, предлагала другой набор ценностей. Отныне изменилось все. Черная молодежь заговорила по-другому, сменила одежду и манеру разговора.
Первые иммигранты носили костюмы, где белоснежные манжеты демонстрировали  желание следовать  традиционным для белого общества правилам.
В первую волну иммигрантов входили в основном консервативные мужчины, убежденные, что Англия это оплот  порядочности и справедливости; они уезжали в надежде получить заслуженный высокий уровень жизни, для тех, кто готов работать.
Как правило,  иммигранты 50-х годов мечтали о хорошей работе,  жилье, респектабельности и  семейном счастье.
В шестидесятых годах все изменилось. Это  были отчаянные люди,
(Хиро, 1972), для них Англия стала последней отчаянной попыткой «волшебного решения» своих проблем. Надежды  имели почти  религиозный характер, а разочарование остро ощущается.
Эти люди принесли в Англию свой стиль и свою моду. Появились черные клубы и дискотеки, черная музыка.
Респектабельность исчезает из одежды, торговцы излишками армейской одежды процветают, а   черные девушки отныне перестают выпрямлять волосы, заплетают косички, отдавая дань воображаемой Африке.
Белые люди, живущие в тех же районах, внимательно смотрят на изменения, реагируют на тенденцию черных людей «назад в Африку».
Конечно, в Англии и Америке отношения между
черной и белой молодежью всегда были сложными, потенциально взрывоопасными.
«Для каких-то белых субкультур вся цветная раса была священной»  Джордж Мелли, 1970.
Пол Гудмен (1968) и Джок Янг (1971) воспринимают символического «негра»  как квинтэссенцию всего андеграунда, избавителя общества от рутины, безопасности, подрывающего консервативные устои.
В этой философии  «молодежь» сама по себе «негр»
Джок Янг (1971) пишет: Молодежь такая же противоречивая, ленивая, беспечная и гедонистическая, опасная, как и черный человек.

Очень рекомендую смотреть Подпольные Передачи Жабера - №1 - Зародышь Панк Рока (ППЖ Video)
https://www.youtube.com/watch?v=eyWgpPSOwwY