Никогда прежде в своей жизни я не уважал труд психологов. Ну в самом деле, рассуждал я, для чего нужно тратить огромные деньги на сухую беседу с незнакомым человеком, если можно купить несколько бутылочек пива, пригласить старого друга и вместе с пенным излить больную душу в бокалы? В конце концов, советы друг даст все те же, да еще и облечет их в привычную форму.
— Попробуйте больше обращать внимание на ее положительные стороны, — деловито предложит суровый психоаналитик.
Тут сразу и не найдешься, что куда обращать.
— Дружище, за ее буфера и зад ей многое можно простить, — скажет друг, и ты сразу задумаешься, стоит ли ломать дрова, оставшиеся от сожженных мостов.
— Обязательно признавайте свою вину. Партнеру важно знать, что вы искренне раскаиваетесь.
Опять за рыбку грошики! Может, еще рубище надеть и устроить сеанс показательного самобичевания?
Друг, скорее, посоветует следующее:
— Чего ты быка включил? Попроси прощения. С тебя не убудет, а ей приятно. Я всегда так делаю. Чуть что – сразу: «Прости, милая, был дурак!»
Помню, один мой приятель сообщил как-то всей компании, что идет к мозгоправу:
— Я не псих, а единственно выполняя волю пославшей мя жены, — отшучивался он, пока все дружно издевались над его затеей.
Кто-то язвительно предложил:
— Сходи еще к экстрасенсу. Они в любовных делах много смыслят.
— И на компьютерную диагностику. Сунут в задницу проводочки и скажут, как твою благоверную приручить.
Куражились, в общем, до изнеможения. Между тем, приятель этот и сейчас с женой живет. Все у них наладилось. А я вот развелся. И как обидно развелся – слов нет!
Жена у меня была хорошая. Ласковая и симпатичная. Мы познакомились на последнем курсе университета. Оба уже имели за плечами опыт несчастной школьной любви, которая сошла вместе с подростковыми прыщиками, испортив, как и последние, только впечатления от просмотра выпускных фотоальбомов. Поэтому отношения с Катей (так ее зовут) сразу были зрелыми и спокойными. Получив дипломы, мы оба нашли работу и расписались. Свой дом тоже появился быстро: мой брат укатил на ПМЖ в Германию и уступил квартиру, доставшуюся от прабабки. Катя с удовольствием вела хозяйство, я по этой части тоже, вроде, не плошал. И зарабатывал достаточно. Можно сказать – все для счастья было.
Все – да не все! Лет через пять мирной жизни Катерина моя вдруг изменилась. Стала частенько спрашивать, люблю ли я ее:
— Да, — говорю.
— Сильно? – спрашивает.
— Ну, вроде, — говорю. – А кого ж мне еще любить-то?
Я не большой мастак о чувствах своих рассказывать. Противны мне все эти «сюси-муси», знаете ли.
А она все чаще и чаще спрашивает. И каждый раз хмурая становится. Ни тебе кино вместе посмотреть, ни к друзьям сходить. Сидит кислая, да вяжет очередной пестрый шарф (она очень шарфы разные любит носить). Закончилось тем, что стала мне намекать, будто наши интимные отношения пора разнообразить. А то скоро детей пора заводить, а мы ничего пикантного и не попробовали.
— И каким это образом, — спрашиваю, — ты хочешь «поразнообразничать»?
— Давай какие-нибудь костюмы купим, например.
Смотрю, глаза у нее загорелись. Я даже испугался.
— Катька, мы же не клоуны? Это смешно, ей-богу!
Больше она о таком не заговаривала. Мишка, мой приятель, когда я с ним поделился, сказал:
— Хахаль у нее завелся. Попомни мои слова.
Сам я такой возможности не допускал. Зачем это моей Катьке еще кто-то? Все у нас – дом, работа, хозяйство, и по мужской части я, вроде как, в пределах нормы.
Прошло еще около года и «На те в борщ!» Говорит мне моя Катька:
— Вова, я от тебя ухожу.
— Как это? Куда?
— К другому мужчине.
— Прав был Мишка! – кричу. Я до этого еще разное кричал. Тут приводить не стану. – Он мне еще год назад говорил, что у тебя любовник!
— Глупости, — отвечает. – Я с Антоном только два месяца назад познакомилась.
— Рассказывай мне тут сказки! – кричу, а сам-то знаю: Катька – не вруха. Если говорит два месяца, так оно и есть.
— И чем же он лучше меня? – спрашиваю.
— Он не лучше. Просто он… другой.
— Какой такой другой?
— Он нежный. Говорить мне приятные вещи. С него ласковое слово клещами тянуть не надо. Я от этого первый раз в жизни себя красивой и любимой почувствовала.
— А я тебя что – уродиной звал?
Она рукой махнула, и больше мы не разговаривали. Только ругались.
Мне, конечно, без нее первое время туго пришлось. Все представлял себе этого Антона-лучше-рифму-не-подбирать, да игры их интимные. Сразу становилось дурно. И все он в моем воображении в форме эсэсовца. Клоун несчастный!
Потом стал успокаиваться. Задумался. Правда ведь, и моя вина в чем-то есть. Помню, нарядится Катька в театр, намажется, точно енот, и глядит на меня блестящими глазами. Ждет, значит, комплиментов. А я этого всего не люблю. Мне она в пижаме с медвежатами и без краски гораздо больше нравится. Вот и молчу.
А надо было ей подвирать. Или хотя бы про медвежат признаться.
Ай, черт с ним! Разбитую чашку не склеишь. Да и я теперь не один. Встретил замечательную девушку. Маша зовут. Добрая, хозяйственная. Решили съезжаться.
Что до меня, я наивным дурачком больше не буду. Каждую мелочь теперь на ус мотаю и выводы делаю. Вот, например, вчера Маша меня со своей бабушкой познакомила, и случился в бабушкином доме любопытный разговор:
— Вы знаете, Владимир, Маша в детстве так пупсиков любила! Каких я ей только пупсиков не покупала: и мягких, и говорящих. Во двор без маленькой колясочки она никогда не выходила. Вот только быстро они ей надоедали. Неделю поиграет, а потом увидит у соседской девочки другого, и ей сразу же такой же нужен.
Я со старушкой посмеялся, а сам информацию к сведению принял. Характер уже в детстве полностью формируется. Кто знает, прошла ли страсть к «чужим пупсикам»? Сегодня пойду на прием к психоаналитику и посоветуюсь, как себя лучше вести и держать ухо востро.
А Маху теперь зову «моим пупсиком». Мне весело, ей приятно.
© Нина Шевчук
© ninashevchuk.ru