Два часа детства

Валерий Леонов 2
  В суете и текучке повседневных, часто необязательных дел, все откладывалась поездка в далекие, отделенные годами воспоминаний, места. Наконец, нахлынуло, подступило к горлу, что-то такое, что носить в себе долее не было возможности и оставалось поехать, прихватив с собой сестру.  Едем по дороге знакомой с детства. Сестра разволновалась, почему-то вспоминает свое белое, атласное платьице, привезенное родственницей из Питера. И как в тот же день, по наущению старшей сестренки,  процеживали грязную лужу через подол.

    Сворачиваем с трассы Петербург – Киев на небольшую деревню Поддубье. За  деревней дороги практически нет,запустение, безлюдье, уныние и безисходность,  ждет нас  там, возможно, лишь медведь. Места теперь здесь глухие,  охотникам раздолье. Лес давно не очищается от старых, перезревших деревьев, приходится убирать упавшие поперек лесной дороги стволы. В очередной раз поминаю добрым словом предусмотрительную сестренку, заставившую прихватить топор и лопату.

    Изредка встречаются свободные от леса поляны, засеянные овсом и другими, интересными кабанам, злаками. На краю полян обустроены охотничьи схроны. Угодья давно сданы в аренду московским любителям охоты, прилетают охотиться на вертолетах. Местным жителям хорошей дороги к старому кладбищу не дождаться, москвичам здешние дороги без надобности, вертолёту достаточно лесной поляны, заботливо очищаемой местным егерем.
    

     Добираемся до кладбища по бездорожью , с трудом преодолевая заполненные водой ,набитые тяжелой техникой ямы.

     Красная Горка - старый, деревенский погост.  Много заброшенных могил, на крестах, через одного фамилии Леоновых,   Леоненковых,-  родня, скорее всего.
    Запустение, вечный покой, тишина.

     Остатки каменного фундамента  бывшей здесь когда-то часовни навевают тоску.

   Скособоченные бетонные опоры линии электропередач  уныло обвисают оборванными проводами. Охотники за цветным металлом добрались и сюда.   Электричество здесь никому не нужно.

    Прилаживаем на кресты эмалевые, свежие фотографии деда и бабушки. 
    Смотрят с одобрением:
 - Спасибо, помните.   

   - Ну, что – идем? – говорю сестре.  Она понимает, о чем я – договорились загодя отыскать место, где прошло наше далекое деревенское детство, стоял когда-то дедовский дом.

   Вера с сомнением смотрит на едва угадываемую дорогу, заросшую высокой травой, на темные тучи, грозящие плеснуть дождем. Давнее желание перевешивает,  и она шагает за мной,  приминая траву.

   Время до неузнаваемости изменило знакомые места. С трудом отыскали придорожный камень, сидя на котором, по пятницам,  поджидали отца. Он работал трактористом в МТС, приезжал домой только на выходные.

   Наша цель – старое двухэтажное кирпичное здание, неизвестно кем построенное в дореволюционные времена. Скорее всего- местным крестьянином, разбогатевшим на торговле в Питере.   С обрушившейся кровлей, без окон и дверей, с разваливающейся кирпичной кладкой это здание до сих пор видно издалека. Стоит как немой укор людям, покинувшим эти места.

   Прошел короткий, летний дождик.  Намокшая трава. Одежда неприятно липнет к телу.

   Наконец , мы у цели. Дедовский дом был построен рядом  с кирпичным зданием, мы помним его еще пригодным для школы, затем клуба, в котором крутили кино.

    Растерянно топчемся на месте  дедовской усадьбы. Никаких примет бывшего здесь когда-то жилья, лишь небольшое возвышение. Ни кустов сирени, ни фундамента, ни одичавших плодовых деревьев, ни большой черемухи, с которой дед большими деревянными граблями доставал нам сладкие, набивавшие оскомину, ягоды – яркое воспоминание деревенского детства. Ни следа, ни намека на жилище,- всё поглотило безжалостное время.

    Грустное, подавленное лицо сестры.

    Цветные картинки детства.

    Мой зеленый трехколесный велосипед,  у  братишки  - красный.

    Младшей  сестренки желтый сандалик, попавший под редкую в деревне грузовую автомашину.

    Рыжая, торфяная вода мелиоративной канавы, где купались без спросу. Дед ругался –“ Утонете, дно топкое!”

    По кустам, по траве, не разбирая дороги,  молча возвращаемся к оставленной у кладбища  машине. Смотрю на часы, прошло два часа, два часа в прошедшем времени.

    С грустью понимаем, что были здесь в последний раз.

    Детство ушло, теперь – навсегда.