Разнарядка на смерть

Дмитрий Грановский
                РАЗНАРЯДКА   НА  СМЕРТЬ


«…А может быть она права, эта ухоженная дама в канареечного цвета костюме, и ему действительно не стоит соваться с таким резюме в приличные организации: « …и справка ваша о неполном высшем какая-то липовая, да и специальность невостребованная…»
                В подъезде привычно воняло кошачьей мочой и ещё чем-то кисло-отвратным.


                «… Вот интересно, сколько лет этой нацарапанной на стене надписи – «Лена плюс Андрей равняется любовь»? Даже через несколько слоёв краски она всё ещё видна. А сама «героиня» отчаянно-восторженных признаний давно уже старушенция с вставной челюстью,  и тот самый Андрей для неё уже ничего не значит…не было никакого Андрея, ничего она более  не помнит…»
                Загорский споткнулся о ступеньку, с ненавистью взглянув на картонную засаленную табличку, оповещавшую о ремонте лифта.
                Звякнул дверной замок на площадке третьего этажа, и прямо под ноги Загорскому из двери выкатилась и злобно начала тявкать перекормленная болонка.

                - Правильно, Моня, правильно! Не дал тебе вчера ночью спать этот бездельник!... – Вслед за болонкой на свет Божий из недр пропахшей гробовыми досками квартиры появилась, наконец, очкастая старуха и ткнула чуть ли не в глаз Загорскому крючковатым жёлтым пальцем: - Вы наглец, молодой человек! И ваши ночные забавы и громкая музыка мешают спать моей собаке! Я буду вынуждена написать…
                - Вы что-то путаете, - устало улыбнулся Загорский, - я живу на пятом этаже. Да и сплю я по ночам и музыку не включаю.
                - Какой нахал! Нет, вы видели, какой это нахал! Я что же, по-вашему, выжила из ума и не знаю, кто где живёт?! Я обязательно буду жаловаться и…


                Прыгая через две ступеньки, Загорский, проклиная олухов-лифтёров, ретировался к себе на пятый этаж, стараясь не слушать бегущие за ним следом вопли больной старухи.
                «… Некормленный  кот пытался  заглянуть в глаза и тёрся  об ногу, наивно полагая, что я сейчас полезу в карман и достану оттуда пакетик жрачки…  Кто бы мне достал сейчас из кармана варёную курицу, ну или колечко Краковской…  В ванной полно нестиранного тряпья, но стирать его сейчас нет никакого желания… Остаться без работы, когда тебе уже давно не двадцать,  а все сорок пять – не самое приятное ощущение…»
                Ближе к вечеру Загорский проснулся от собственного храпа и скатился с дивана. Последние двести рублей ничего уже не решали, а накормить голодного кота да и себя любимого чем-нибудь надо. Стараясь не попадаться на глаза обезумевшей старухе, он, почти крадучись, миновал площадку третьего этажа и вышел на улицу.
                «…Куда, интересно,  девался тот памятный солнечный сентябрь  с золотом сухой листвы и изнуряющими минутами счастья? Её смешной красный берет, и эта близорукость… Порой казалось, что она вообще ничего не видит: выходила из автобуса и пальцами растягивала себе уголки глаз, пытаясь его найти. Как смешно это было… Да нет, не холодно…но опять моросит…так противно и безысходно…»


                На скамейке под детским «грибком» сидел странный  «чел»  в коричневом старомодном плаще с накинутым на голову капюшоном.
                Не собираясь покупать спиртное, Загорский, неожиданно для себя взял недорогую бутылку водки и только на выходе из маркета вспомнил о коте и вернулся за кормом.
                Тип в капюшоне сидел, где и прежде, но повернулся к Загорскому и встал ему навстречу, словно старому знакомому. Он заговорил первым, и Загорский удивился этому странному, глухому, словно из-под земли, голосу.
                - Извините мне мою наглость, но я тут совсем продрог под «грибком»…водочкой не угостите?...


                -… Тапочки там, у тумбочки. Проходите сюда, на кухню, а я сейчас только руки ополосну.
                «…Как вовремя он подвернулся. Будет с кем поговорить… А тем более пить одному…это мерзко…»
                Пока Загорский мыл руки, «тип из-под грибка» уже нарезал Краковскую и разлил по стаканчикам водку.   
                - Прошу сюда, - улыбнулся «тип», - у меня всё готово!

                На вид «типу» было не больше, чем Загорскому, хотя серебристые короткие волосы и небритость его старили. Под раритетным плащом оказалась не очень свежая фланелевая рубашка и тёмные брюки.
                - Ну, давайте уже познакомимся, - торопливо взялся за стаканчик «тип», и было видно, как хочется ему выпить. – Вы ведь Алексей Загорский? – неожиданно выдал он и, не дожидаясь ответа, одним махом выпил содержимое стаканчика.
                «… Ну вот, только коллекторов мне сейчас не хватало… Правда, кроме кота и взять-то у меня нечего… Кота не отдам, хрен ему!.. Хитрый какой, гад… «водочкой не угостите…»
                Водка приятно обожгла внутренности, а «тип» нагло улыбался.

                - Ну а меня, с вашего разрешения, зовите Игнатом. Старинное, знаете ли, русское имя – Игнат. Ну-с, ещё по одной...ага.
                - Ну да ладно, - опомнился Загорский, - не дурачьте мне голову, господин Игнат! Какого вам лешего надо? Если вы по поводу кредита, то я уже всё объяснил вашим сотрудникам, а…
                - Подождите, подождите, - прервал его «тип». – Забудьте вы о ваших кредитах, я вовсе не этому поводу… О, какой симпатичный кот…кис-кис… Вы знаете, Алексей, у меня в детстве тоже был кот. Хитрюга такой, всё время что-то воровал из еды. Ну а… Да, извините, мы несколько отвлеклись. А между тем, у меня к вам предложение. Судя по дешёвой водке и такой же колбасе дела у вас, извините, не совсем в порядке.
                «…Может, дать ему в репу сковородкой? А как стемнеет, на улицу вытащить…»


                Игнат перестал улыбаться, словно угадав мысли Загорского.
                - Какой вы нетерпеливый, Алексей. Но я не обидчивый. Хочу вот вам работу предложить. Сразу намерен предупредить о её необычности: вам ещё такого не предлагали. Тем не менее, она хорошо оплачивается, и у вас будет возможность поправить свои дела.
                «…Вот только сортиры чистить мне ещё не предлагали… Хотя, в моём положении нужно хвататься за любую работу… Нет, только не дерьмо…»
                - Да чего же вы, Алексей, всё о гадостях каких-то думаете? Бросьте, наконец, ваши домыслы и выслушайте меня внимательно. – Игнат нацепил на вилку кусочек колбасы и улыбнулся, увидев испуганное лицо Загорского. – Работа  необычная, но не связана с ассенизаторством, так что, не волнуйтесь.
                - Хорошо, чего  уж там, валяйте…кудесник. – Загорский дёрнул носом. – Вы, наверное, экстрасенс, эка  навострились мысли угадывать.
                - Не нужно испытывать моё терпение, Алексей. Я не экстрасенс, я – Смерть.  Ооо, не предполагал, что вы такой нежный, осунулись сразу, побледнели… Успокойтесь, в моих планах на ближайший квартал ваше  небытие не запланировано.  Выпейте лучше  ещё стаканчик и приготовьтесь меня слушать.
                Загорский затравленно кивнул и опрокинул стопку.
                - Начнём с того, что я, как бы это сказать…один из бригадиров, что ли. А как таковой смерти в вашем понимании – безносой и с косой – вовсе не существует. Таких вот «смертных бригадиров» как я по всему миру предостаточно. А бригадирам, как вы понимаете, нужна и бригада, то есть – сами исполнители. Мы получаем ежедневно разнарядки на смерть, «оттуда» получаем. – Игнат ткнул пальцем вверх. – А исполнители, как вы догадались, их исполняют. И заметьте, смерть по вине исполнителей не считается убийством. Это работа, такая же, как и многие другие.


                -  А разве не Господь обрывает жизни? – спросил захмелевший Загорский.
                - Конечно, конечно же он! – оживился Игнат. – Но… Вот представьте себе, наметил наш Всевышний завтрашнюю смерть Василисы Никаноровны, например. Ровно в десять утра должна она выйти в магазин, и сосулька большущая уже на крыше приготовлена, и как только та самая Никаноровна из подъезда выползет, сосулька и поставит точку в её летоисчислении. Но! И это самое главное! В этот момент её окликнет соседка с нижнего этажа. Никаноровна тормознёт  и из подъезда  вовремя не выйдет. А сосулька уже упала… Или приступ у неё, допустим, сердечный. Дома никого, и до аптечки ей кухонной не добраться. Упала и еле дышит. Казалось бы, всё. Но тут, мать его, внучок пришёл не вовремя и старушечку спас. Непорядок, правда? И старушка-то всё равно помереть должна, должна непременно! И тут на помощь  Всевышнему приходят мои ребята. Они заранее получают  разнарядку, допустим, на ту же Никаноровну, и в другое, намеченное в наряде место и время, помогают Никаноровне попасть, например, под трамвай. При этом никаких угрызений совести быть у них не должно - всё делается по приказу Господа: работа, просто работа, такая же, как и любая другая. Кстати, в соседнем с вашим подъезде живёт один из моих сотрудников. Кто – не скажу. Да и ни к чему это вам.


                - Так меня же увидят, когда я старушку-то под трамвай пристраивать буду. – Загорский судорожно закурил, и облако сигаретного дыма повисло над столом.
                - Не волнуйтесь, напарник, никто ничего не увидит, я вас уверяю. Для этого у нас всё предусмотрено. – Игнат полез в карман штанов и положил на столик перед Загорским чёрный, по виду, пластиковый, браслет. – Всё очень просто. Вы, Алексей, будете получать, а вернее, находить в вашем почтовом ящике разнарядку, наряд то есть, на устранение клиента. В этом наряде  всё будет указано: кто клиент, где, когда и как устранить – буквально всё поминутно. В назначенное время, вернее, чуть раньше, вам нужно будет прибыть на место назначения и надеть этот браслет. Когда наденете браслет, нажмёте на эту кнопку и…всё. Вас никто не увидит в течение десяти минут. Ну а чтобы не было соблазна просто походить невидимкой, предупреждаю сразу: браслет действует только перед устранением клиента.  После выполнения разнарядки отходите на приличное расстояние и можете снять браслет. Каждый устраняемый клиент будет оплачен.  Стоимость – десять тысяч за заказ.  Деньги тут  же  будут переводиться на вот  эту  банковскую карту.  – Игнат выудил из нагрудного кармана рубашки карту энского банка и протянул её Загорскому. – Сумма, как вы  видите, приличная и не вызывающая подозрений. А нарядов в течение месяца, уверяю вас, будет много.
                Загорский накрыл карту ладонью и облизал пересохшие губы.
                - Ну, если это всё законно…то я, пожалуй, согласен.
                «…Неужели правда всё, что этот тип мне сейчас рассказал… А может, он псих? Сбежал из «психушки» и травит мне сейчас ахинею… А как же тогда он мои мысли…ой…»
                - Да, вот именно, - усмехнулся Игнат, - как?
                - Хорошо, - вздохнул Загорский, - чёрт с вами, попробую.
                Игнат радушно улыбнулся и опять выудил откуда-то лист бумаги с мелким шрифтом.
                - Распишитесь, Алексей, вот тут…и тут, - ткнул он пальцем, а Загорский полез в ящик стола за авторучкой. – Совсем забыл вас предупредить, - складывая листок, промолвил Игнат, - вы, Алексей, ни при каких обстоятельствах не должны никому рассказывать о моём предложении, а также жалеть вашу жертву, а вернее, клиента. А клиенты могут быть разные: старики, старухи…но и молодые девушки и даже дети… Если это произойдёт, и вы будете через чур  сентиментальны, наш контракт будет аннулирован, вам это понятно?
                - Да понял я, понял, как не понять.
                - Ну вот и ладно. За сим я откланиваюсь. Заглядывайте в почтовый ящик почаще. – Игнат надел свой потёртый плащ и раскланялся.
                Утром следующего дня Загорского разбудил кот, требующий немедленного завтрака. В банке с «Китикет» осталось, на его счастье, немного корма, и, выскрёбывая ложкой остатки, Загорский вдруг всё вспомнил. Наскоро он накинул на тело потрёпанный халат и, шлёпая по ступенькам дырявыми тапочками, спустился к почтовым ящикам.
                В ящике лежал серый плотный пакет.
                «…Значит, не приснилось…значит, всё это было… Рассказать кому – не поверят… И во что я ввязался…»
                В пакете были, как и обещал Игнат, полные данные для работы: «УЛИЦА КОММУНАРОВ, ДОМ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ, ПЕРВЫЙ ПОДЪЕЗД, КРЫША ШЕСТНАДЦАТОГО ЭТАЖА. ВИТАЛИЙ ПУДОВКИН (НАРКОМАН). КРАСНАЯ КУРТКА И ЧЁРНЫЕ ДЖИНСЫ. БУДЕТ НА КРЫШЕ В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ (СЕГОДНЯ). КЛИЕНТ МОЖЕТ ПЕРЕДУМАТЬ. ИСКЛЮЧИТЬ!»
                Загорский уже неподалёку от нужного адреса попал в пробку, но однако успел и вскоре выскочил из автобуса у самого дома. Поднялся на лифте до последнего этажа и нажал кнопку на браслете.
                Пудовкина он увидел сразу, как только поднялся на крышу. Тот стоял на самом краю парапета и, засунув руки в карманы, пьяно раскачивался. Загорский подошёл вплотную к парню и сверил часы: быть невидимым ему оставалось ровно пять минут.
                - А вот не дождётесь! – вдруг крикнул наркоман. – Я вам ещё жизнь попорчу! – Он повернулся, чтобы слезть с парапета.
                - Уже не попортишь! – громко сказал Загорский и слегка подтолкнул охреневшего наркомана.
                Жуткий вопль Пудовкина затих внизу, а Загорский бросился к лифту. Времени оставалось пару минут, а у лифта стояла толстая потная дама. Загорский, невероятными усилиями стараясь не зацепить толстую тётку, протиснулся внутрь и затих, плотно зажав руками нос от нестерпимого запаха дешёвых духов и потного тела. Однако уже в самом низу он не удержался и громко чихнул. Дама в ужасе забилась в угол кабины и испуганно таращила глаза.

                У подъезда толпился народ, и Загорский, пробегая мимо, услышал, как носатая бабка в платке хватала за руку другую и шепеляво щебетала:
                - Вот, смотри-ка, Виталик-то всё одно разбился. А ещё неделю назад вот тут на скамейке корчился, а я-то ему вовремя «Скорую»  и вызвала. А теперича вот оно как…
                - Значит, из-за тебя, старая, он вовремя не помер! – крикнул на ходу всё ещё невидимый Загорский, и бабка присела от страха.
                За углом дома Загорский налетел на девочку и, услышав «осторожнее, дядя!» понял, что теперь снова видим.
                «…Вот оно как…вот, значит, сколько нас. И возможно этот щуплый мужичок в кепке тоже спешит выполнить свою работу, и в кармане у него такой же пластиковый браслет… И эта тётка с авоськой в руках могла несколько минут назад прервать чью-то жизнь… Вот оно как…»
                Банкомат «засосал» банковскую карту и выдал тут же Загорскому десять тысяч рублей.
                Голодный кот не верил своим глазам, спешно пожирая (на всякий случай, а вдруг завтра не будет!) наваленный горой корм. А Загорский весело выкладывал на стол вкусные покупки: хороший коньяк, вкус которого он уже забыл, дорогие сигареты, фрукты и прочее, прочее…  Вскоре  он осоловело смотрел на довольного спящего кота и пускал кольца сизого, приятно пахнущего, сигаретного дыма.

                «…А что, собственно, произошло-то? Подумаешь, одним наркоманом на свете меньше. Всё равно он был обречён, и если  не он – Загорский – то кто-то другой сделал бы эту работу…Жизнь он собирался ещё  кому-то испортить, теперь уже не испортит…»
                Вечером зазвонил оплаченный, наконец-то, мобильный.


                - С почином вас, Алексей! – послышался в трубке голос Игната. – Вы оправдали наши ожидания, поздравляю!
                Непонятно почему, но этот «смертный бригадир» испортил Загорскому настроение, и он ещё долго сидел на кухонном подоконнике, хмуро вглядываясь в освещённые окна противоположных домов.
                Друзей у Загорского давно уже не было. Испарились друзья, как только он «познакомил» их со своими финансовыми проблемами. По той же самой причине ушла и смешная и такая домашняя девушка в нелепом берете…  До конца с ним оставалось единственное живое существо – кот. И по крайней мере от кота не стоило ожидать подвоха и предательства. Кот был предсказуем, любил своего хозяина и хотел лишь одного – жрать.
                «…Что то будет завтра…вернее, кто то будет завтра? Старик или молодая красивая девушка? Или, не дай Бог, ребёнок…»
                Скрипел засаленный диван, билась о лампочку ночная бабочка, и старый верный кот мурчал, уютно устроившись в ногах у Загорского.


                Утром следующего дня Загорский, поёживаясь от осенней прохлады, спешил к метрополитену. Ехать придётся аж до «Сокола», а там ещё пересадка на «маршрутку». Но он всё рассчитал и к девяти утра будет на месте. Пришлось напялить на себя купальные плавки: придётся придержать за ноги этого тренера по плаванию, чтобы не дай Бог не выплыл. «СЕМЁНОВ СЕМЁН НИКОЛАЕВИЧ. УЛИЦА ПРОХОДНАЯ,  ДОМ СПОРТА. БУДЕТ ПЛАВАТЬ В БАССЕЙНЕ. СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП СЛУЧИТСЯ В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ  ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ. ЗЕЛЁНАЯ ПЛАВАТЕЛЬНАЯ ШАПОЧКА И СЕДЫЕ УСЫ. ИСКЛЮЧИТЬ  ПОПЫТКУ ЗАБРАТЬСЯ НА БОРТИК БАССЕЙНА!»
                Браслет больше Загорский не снимал: кнопка случайно не нажмётся, а в глаза браслет не «бросается». Изучая полусонные лица пассажиров московской «подземки», Загорский вовсе не думал о намеченной жертве. Он пытался по лицам пассажиров определить их вид деятельности. И если со студентами всё было ясно (студенты – они и в Африке студенты), то с прочими пришлось повозиться: лица у всех утренних пассажиров удивляли похожестью и озабоченностью. Когда до «Сокола» оставалось пару остановок, в вагон зашёл и встал рядом с Загорским молодой парень с модной стрижкой и непонятной татуировкой на шее. Парень взялся рукой за поручень, и Загорский вдруг увидел такой же самый, как и у него, браслет на левом его запястье. Их взгляды встретились. Парень понятливо усмехнулся, взглянув на браслет Загорского, и вышел на следующей станции.

                «…Возможно, я и раньше видел такие вот браслеты на руках, но не придавал этому значения… А теперь вот только и делаю, что ищу эти чёртовы куски пластика…»
                Нажать на кнопку пришлось у входа в бассейн: слишком строгий и бдительный взгляд просматривался сквозь толстые линзы вахтёрши.
                В раздевалке, как и ожидалось, никого не было. Загорский наскоро разделся и в плавках вышел к бассейну. На больших настенных часах стрелки указывали девять часов четырнадцать минут. Здоровенный бугай с седыми моржовыми усами в зелёной шапочке неспешно плыл недалеко от бортика. И тут Загорский не смог удержаться и специально грохнулся в воду, словно бочка. «Морж» в зелёной шапке посинел от испуга, и было видно, как он в воде схватился за сердце. А Загорский не спеша подплыл снизу и схватил его за ноги…


                Пару дней Загорский зря спускался к почтовому ящику, разнарядок не было. А потом вдруг заказы стали сыпаться один за другим. Это были и жертвы маньяков, и висельники и самоубийцы, да и кого там только не было… И всё это время Загорский молил Бога уберечь его от участия в смерти ребёнка. Что угодно, только не маленькие дети! Загорский  «работал» почти без выходных, и однажды даже позволил себе вытащить деньги у кассирши, удачно рассчитав время на невидимость.
                Игнат больше ему не звонил, а у Загорского тем более не возникало  желания разговаривать с «бригадиром смерти». Он пытался не думать об ужасном предназначении своей «работы». Работа, только работа, и ничего личного… Между тем, чувство омерзения к происходящему в его жизни умело просочилось в его сознание и начало свою разрушительную деятельность. Загорский ловил себя на мыслях о страхе перед  неизвестностью о новой жертве.
                «…Вдруг завтра вот эта молодая стройная девушка с ребёнком в коляске станет его «нарядом»?...   Или же вот эта чУдная пара симпатичных молодожёнов….»
               

       С хрустом разорвался бумажный пакет, и в руках у Загорского оказалась новая разнарядка. «СПИРИДОНОВА АННА СЕРГЕЕВНА. УЛИЦА ВОЛОДАРСКОГО, ДОМ ТРИ, КВАРТИРА ВОСЕМЬ. СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП, СЕГОДНЯ, В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ. ВХОДНАЯ ДВЕРЬ БУДЕТ НЕ ЗАПЕРТА. ЗАДАЧА: ИЗЪЯТЬ ЛЕКАРСТВА ИЗ КУХОННОГО ШКАФЧИКА!»…. Это был адрес его дома, его улицы, а в квартире восемь жила та самая вредная бабка.
                В квартиру бабки Спиридоновой Загорский шагнул без тени сомнения: вредная склочница давно заслужила подобный финал, бывает и хуже. Неслышно ступая в мягких тапочках, он прошёл по пыльному коридору прямо на кухню и выгреб все бабкины лекарства в заранее приготовленный пакет. А потом не удержался и заглянул в комнату.
                Спиридонова тихо спала в кресле с болонкой на руках. До её смертельного приступа оставалось пять минут.
                «…Какое странное это чувство знать заранее, с точностью до ста процентов, о скорой смерти своего клиента…»
                Китель с медалями на стульчике и большая фотография на стене, где Анна Сергеевна ещё совсем молоденькая среди наших танков с флажком регулировщицы на берлинской улице… У Загорского вдруг защемило сердце, и болью отозвалось в левом подреберье. Не дожидаясь финала, он выбрался из квартиры и поднялся к себе…


                Октябрь, тем не менее, выдался тёплым и солнечным. Восторженно отдаваясь смерти, кружилась в своём последнем танце жёлтая листва и, испуская последний вздох, падала на скамейки… Загорский лениво вытащил из почтового ящика новый пакет. «ЗАБЕЛИНА ЕВГЕНИЯ НИКОЛАЕВНА. ЧИСТОПРУДНЫЙ БУЛЬВАР, ГУСЯТНИКОВ ПЕРЕУЛОК. ДТП НА ПЕРЕХОДЕ ЧЕРЕЗ ДОРОГУ. СЛЕДУЮЩИЙ ЗА КЛИЕНТКОЙ ПАРЕНЬ МОЖЕТ ПОМЕШАТЬ В ИСПОЛНЕНИИ  РАЗНАРЯДКИ И УДЕРЖАТЬ ЕЁ ЗА РУКУ. ИСКЛЮЧИТЬ ПАРНЯ! ОДЕТА В БЕЖЕВОГО ЦВЕТА КУРТКУ И КРАСНЫЙ БЕРЕТ. ВРЕМЯ СТОЛКНОВЕНИЯ С АВТОМОБИЛЕМ «ФОЛЬКСВАГЕН» ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОДНА МИНУТА».
                Как всегда Загорский  прибыл на место вовремя и теперь внимательно наблюдал за немногочисленными в это время пешеходами, идущими по «зебре».

                Он увидел Женю ещё издали и сразу её узнал: конечно, это была она…она, его Женька. В том же самом нелепом красном берете, немного постаревшая за эти пятнадцать лет. Но ведь это же она, она и есть его сегодняшний «наряд»!!!
                А молодая женщина уже шагнула на пешеходный переход. Позади – очкастый парень в ветровке и уже летящая со стороны Мясницкой улицы иномарка… Загорский вдруг увидел, как очкарик, который должен удержать Женьку, споткнулся и упал, а близорукая Женька уже на середине перехода, «Фольксваген» всё ближе… В последнюю секунду Загорский успел схватить девушку за полу куртки и отбросить в сторону.

                Он шёл за опешевшей от произошедшего Женькой ещё минут пять, а потом нырнул в ближайшую подворотню и догнал её уже в своём нормальном виде.  Женька не ожидала встретить Загорского, но как ни в чём не бывало, тут же стала торопливо рассказывать ему о том, как кто-то невидимый только что спас её от смерти. Они сидели в занесённой жёлтыми листьями  «кафешке», и Женька рассказывала о себе. За эти пятнадцать лет она успела «сходить» замуж, развестись, но оставила себе фамилию мужа – Забелина.  Женька смотрела на Загорского совершенно равнодушными глазами, пила пиво и жаловалась на жизнь, на потерю работы, на безденежье… Загорский участливо слушал Евгению, глядя на «гусиные лапки» под её выцветшими голубыми глазами, на натруженные от случайных подработок руки… А потом он написал ей на листке номер телефона Игната.
                Тем же вечером Игнат сам позвонил ему и сообщил о расторжении контракта.
               

     Отложенных на жизнь денег хватило совсем ненадолго. Изголодавшийся рыжий кот, жалобно мяукая, тёрся об ноги Загорского, недоумевая, куда вдруг подевалось его сытое кошачье счастье.
                Холодный ноябрьский дождь сменила колючая снежная крупа. Она стучалась по ночам о подоконник, словно просилась внутрь, в квартиру, в очерствевшее сердце Загорского.
               
   В середине ноября он позвонил по объявлению о работе, и ему вежливо назначили встречу, на которую он уже и не рассчитывал. Впервые за эти недели он улыбался, улыбался просто так – встречным прохожим, дворничихе в оранжевом фартуке, девчонке-школьнице со смешными косичками.
                На платформе станции «Кантемировская» почти не было народа, и лишь ближе к эскалатору две шумные тётки что-то громко обсуждали, размахивая руками. В тишину станции ворвался свежий поток воздуха, и из полумрака тоннеля, сверкая огнями, показался поезд.
                Запах до боли знакомых духов вдруг почудился Загорскому, и он радостно повернулся, но… не увидел никого, а потом совсем рядом услышал ЕЁ голос:
                - Прости, Лёша, ничего личного, просто работа…
                Закрутились огни состава, ослепили ярким светом, платформа  опрокинулась  и исчезла в темноте его угасающего сознания.

                Д. Грановский