Алби. Глава XIV

Юлия Олейник
Алби проснулась от неимоверного желания пить и саднящего горла. Глаза резало как от песка, губы распухли и потрескались. "Я что, заболела?" Она, щурясь со сна, попыталась понять, где Рифус, и что вообще вчера произошло. В голове проносились обрывки мыслей, но все они были так спутаны, что Алби никак не могла восстановить картину минувших событий. Она с трудом села на матрасе и начала массировать виски, морщась от приступов головокружения.
Гарт обнаружился за столом, где он, вглядываясь в своё отражение в полированном боку опреснителя, брился на сухую, осторожно скобля щёки и шею лезвием из запасов Села.
— Выспалась?
— Да... вроде бы. Ощущение как после пьянки... у меня такое было только после вручения диплома...
— А-а-а. То есть ты у нас ещё и трезвенница. Прямо девочка-колокольчик. Ты хоть что-то из минувшего утра помнишь?
Алби замолчала, пытаясь собрать мысли в кучу, и вдруг замерла, глядя на Гарта широко раскрытыми глазами.
— Что? — усмехнулся он, — память возвращается?
— Что это... у тебя на шее?..
Рифус вгляделся в импровизированное зеркало. Шею в нескольких местах покрывали тёмно-красные пятна весьма очевидного происхождения.
— Ах, это. Ты у меня спрашиваешь? Ты тогда любила меня так, что я чуть не умер. Все соки выпила. В прямом смысле. Широкий жест с твоей стороны, хотя ты тоже внакладе не осталась. У меня твои стоны до сих пор в ушах стоят, как вспомню, сразу всё колом в ширинке.
— Я?! — потрясённо пробормотала Алби, вытаращившись ещё сильнее. — Нет!
— Ну как же нет.
Она неосознанно натянула покрывало на плечи, в немом изумлении глядя на Рифуса Гарта. Постепенно в голове её прояснялось, возвращалась память, а вместе с ней и пунцовая краска, полностью залившая её лицо и шею.
— Господи, — пробормотала Алби, отводя бегающие глаза, — этого быть не может...
— Вспомнила? — Рифус закончил бритьё и плеснул в лицо воды из кружки. Алби кивнула, не в силах поднять взгляд.
— Всё вспомнила? Вставай, покажу кое-что.
— Что? — одними губами спросила девушка. Прошедшее утро теперь стояло у неё перед глазами во всех подробностях, и от этих подробностей Алби Мирр хотелось наложить на себя руки. Уж лучше бы он её изнасиловал, как обычно. Этого Алби уже не боялась.
— Давай-давай, шевелись. Ты вчера таких дел наворотила, что я за твою жизнь гроша ломаного не давал. За свою, кстати, тоже. Вставай, посмотришь на это побоище.
Побоище? И вдруг Алби вспомнила, как она выскользнула из комнаты по своим делам и попала в лапы к этой твари, штырьку, а потом... он её бил и царапал... она закричала... и последнее, что она успела запомнить перед тем, как мир погрузился во тьму, была огромная рыжая фигура с встопорщенным гребнем и оскаленной пастью со стекающей слюной.
— Вспомнила, — резюмировал Рифус, с кривой усмешкой наблюдавшей за смятённой девушкой, — вот и чудно. Пошли.
Стоило Алби выйти за дверь, как она остановилась как вкопанная. Перед входом, топорщась медно-рыжей жёсткой шерстью, лежала исполинская туша волка с аккуратной дырой точнёхонько в центре широкого лба. Вместо глаз у зверя были кровавые дыры с блестящими засохшими потёками. Алби резко отвернулась, пытаясь подавить приступ тошноты.
— Мне пришлось изрядно попотеть, пока я смог его упокоить. Я не так часто хожу с голыми руками на такое вот. По твоей милости я даже пистолет не успел зарядить, так что было весело, пока я его не ослепил. А ты даже не посмотрела на этот акт мужества и героизма, потому что пребывала в блаженной отключке в объятиях штырька, правда, дохлого. Им полакомился папоротник, так что, если хочешь, можешь его поблагодарить. Вот он, твой агрессор.
Алби увидела обезображенный труп штырька с распяленным в немом крике ртом и обугленными обрубками вместо ног. Тут уже она не выдержала и метнулась в сторону, извергая из себя остатки ужина. Над её головой раздался голос:
— На, прополощи рот. Я понимаю, зрелище не из приятных.
Алби судорожно схватила кружку и, стараясь хоть немного отдышаться, несколько раз прополоскала рот, сплёвывая едкую желчь.
— Почему... почему он на меня напал? Чего он хотел?..
— Да ничего, — Гарт бросил взгляд на покрытое редкими волосами тело, — это же штырёк. Я тебе объяснял уже, но ты была в такой прострации, что не воспринимала человеческую речь. Это штырёк, их от чистого "скея" клинит. Немотивированная агрессия, патологическое желание убивать. У них уже ни мыслей, ни чувств нет. И ты не думай, что он чего-то такого от тебя хотел, нет. От больших доз у них сначала возникает приапизм, а потом дело кончается химической кастрацией. У этого, — Гарт снова покосился на труп, — этот причиндал хорошо если для малой нужды ещё работал. Ладно, хер с ними, с волками, штырьками, они все попередохли, чему я рад. А вот ты, любовь моя... — Рифус посмотрел на Алби в упор, — ты меня огорчила.
Она уже привычно внутренне подобралась, кусая губы. Видя жуткую картину с двумя трупами, Алби постепенно начала понимать, что она могла погибнуть в два счёта, и что только Гарт, каким-то непостижимым образом убивший этого волка, вытащил её из лап смерти. Вытащил, рискуя собой осознанно, а не как она, по глупости и безрассудству. Она медленно закрыла глаза, молясь, чтобы Рифус не увидел, как её лицо вновь заливает краска. Она испытывала жгучий, непередаваемый стыд. Маленькая идиотка. Маленькая самонадеянная идиотка. Алби всхлипнула и прошептала, не поднимая головы:
— А зачем ты... дал мне наркотик?..
Рифус Гарт снова цапнул её за подбородок и посмотрел в налившиеся слезами глаза. Алби поёжилась. Такой взгляд крошил камень.
— Ты вообще никакого добра не помнишь, Алби Мирр? Ты просто инфантильная девочка, до сих пор считающая, что ты в Ойкумене и смотришь у себя дома фильм с полным погружением, в любой момент имея возможность нажать на кнопку. Твоя кнопка — это я. А ты во Внешнем мире, где любой неосторожный шаг грозит смертью и смертью мучительной. Ты так и не поняла, что здесь все твои фанаберии приводят лишь к одному результату. Я стараюсь облегчить твою участь, ты же её методично ухудшаешь. Сама ухудшаешь, причём изобретательно. Когда ты пришла в себя, я дал тебе "скей", чтобы ты хоть на пару часов почувствовала себя счастливой и довольной, свободной от тех проблем, что ты так упорно находишь на ровном месте. Я тоже выпил, у меня, знаешь ли, был небольшой стресс. Ну торкнулись, хорошо провели время. Ты ж бросила своего жениха, что ты рефлексируешь? А-а-а... Понимаю. Тебе больше по душе силовой подход. Снимает с тебя ответственность. Ты тогда невинная жертва этого подонка и с тебя взятки гладки. Хорошо устроилась. Я учту это на будущее. Ты действительно инфантильный ребёнок, пропускающий всё через призму собственного эгоизма. Тебя не волнуют здешние опасности, ты существуешь в каком-то отрыве от реальности, и всё, что тебя беспокоит и заставляет всхлипывать и шмыгать носом, — это то, что ты получила удовольствие с тем, кого пару часов назад собиралась пристрелить. Алби, сегодняшняя выходка была последней твоей глупостью. Ты у меня научишься подчиняться. Я повторюсь, ты мне нужна живая. И в сознании. Не хочешь больше "скея", так его чаще раза в неделю вообще нельзя употреблять, это прямой путь в штырьки. Но подумай над своим поведением и той ситуацией, в которой ты находишься. Мне скоро надоест вытаскивать твою очаровательную задницу из всех тех передряг, в которые ты влипаешь по собственной дурости. А теперь иди внутрь и сделай завтрак. Я тебя снаружи запру.

Он дождался, пока девушка почти неслышно прикроет за собой дверь, закрыл её на два оборота и уселся на жёсткий рыжий бок мёртвого волка. Окровавленные глазницы делали морду зверя похожей на монстров из фильмов ужасов, что без конца крутили на одном из нишевых каналов. "Кому-то ещё нужны фильмы ужасов. Когда вам всем, умникам из Института, шофёрам, барменам, да тем же полицейским, достаточно просто прибыть сюда и потусоваться здесь без оружия пару часов. Пройти вал и приобщиться к истинному ужасу, глубинному, можно сказать, хтоническому. В своём Институте вы пытаетесь сыграть в господа бога, не подозревая, как неизбежна расплата за рискованные эксперименты. Вы ненавидите "красногалстучников", считая их надсмотрщиками с пушкой, камнем на пути прогресса, чурбаками с глазами, фанатично отвергающими всё новое и мешающими вам, сильным духом, обустроить рай на земле. Да вы анархисты почище этих горлопанов из оппозиции. Сколько раз я прикрывал исследования Внешнего мира? Попытки приспособить "скей" к лечению пограничных состояний... все подопытные превратились в штырьков раньше, чем вы сообразили, где проходит грань между безопасной дозой и неминуемым распадом личности и физической оболочки. Взрыв в технологическом корпусе, где у вас пошёл не в том направлении опыт с тяжёлой водой. Никогда не смешивайте фторид кислорода с тяжёлой водой. Энергию-то вы получите, но разово и распространяющуюся по экспоненте. И сколько вас таких, фанатиков от науки, забывших, что не всё в ваших руках и не будет никакого рая на земле, а если только новый ад. И эта девчонка такая же. Бесконечно преданная своему делу, не понимающая, что раз её проектом заинтересовался Отдел, надо складывать лапки на груди и во всех подробностях рассказывать, что там да как, потому что бригада по пустякам не работает..."
При мысли об Алби Рифус с чувством сплюнул на землю. Те несколько мгновений слабости, когда он увидел лежащую без чувств израненную девушку и впервые подумал, что обрёк её на страшную, бессмысленную смерть, давно растворились в тумане прошлого. То, что он чувствовал к ней, не было любовью. Влечением. Привязанностью. Это было тёмное и мучительное ощущение созависимости, отравляющее душу и заставляющее ещё сильнее унижать, подавлять, втаптывать в землю, а иногда ему хотелось её убить. Особенно сейчас, глядя в заплаканные зелёные глаза, в которых стыд и жалость к себе мешались с ужасом от воспоминаний об их физической близости. Рифус Гарт никого и никогда не любил, искренне считая эмоции уделом мятежных натур типа этих умников из Института. Тем более женщины с их переменами настроения, непостижимой логикой и стремлением привязать к себе мужчину самыми идиотскими способами рассматривались Рифусом как существа, которых надо железной рукой приводить к покорности и не спускать с поводка. Даже сотрудницы бригады, а их было немало, удостаивались от лейтенанта Гарта лишь равнодушных кивков и кратких деловых разговоров. Для тела же существовали профессионалки, и пары визитов в неделю Гарту вполне хватало. Эти девушки были не склонны к болтовне, особенно в присутствии "красногалстучника". Даже шлюхам было понятно, кого можно злить, а кого нет. По совокупности этих фактов Рифус Гарт вполне комфортно чувствовал себя в одиночестве, коротая вечера с сослуживцами в паре неплохих баров или размышляя над очередным делом.
Алби же, до сих пор, как казалось, не понимавшая масштабов их общей трагедии, постепенно из идеального заложника превратилась в нечто, чему Рифус Гарт названия подобрать не мог, как ни пытался. Девушка со стальным стержнем, не превратившаяся в безвольную полусумасшедшую куклу за всё время их скитаний по Ойкумене и Внешнему миру, и одновременно с этим настоящая истеричка с хитро заверченными комплексами, способная психовать из-за их спонтанной связи и параллельно искренне восхищаться грозной красотой Внешнего мира, весьма достойно перенося тяготы существования в этом самом мире. Такой коктейль Рифус видел впервые, и он его притягивал своей неизведанностью, как притягивают тёмные воды холодного омута, где уже поджидает парочка чертей и одна зеленоглазая русалка. И всё же иногда у него чесались руки залепить Алби пощёчину, чтобы раз и навсегда усвоила, кто в этом тандеме главный. Но Рифус Гарт умел держать себя в руках всяко получше истерички из Института. Неделю он тут протянет, а потом либо салют в его честь, либо остаток жизни он проведёт в одиночной камере на минус двадцатом этаже Отдела. Что же до Алби, ей уготована либо пуля в висок, либо душевное общение с Пирсом или Диной, специалистами по изучению мозга. В любом случае участь незавидная. Он встал с рыжей шкуры, потрепал мёртвую морду за ушами, бросил взгляд на штырька, которого уже глодали ящерки-падальщики, и направился к двери.

Алби молча выставила на стол уже знакомые хлебцы, дистиллированную воду и порезанный орех. На пару похожих на маленькие сладкие перцы мешочки с наркотиком она старалась не смотреть и, к её удивлению, это получалось проще, чем она думала. За время той отповеди, что устроил ей Рифус Гарт, а так же за приготовлением нехитрого завтрака она почти физически чувствовала, как внутри неё медленно, но необратимо поворачивается какая-то шестерёнка, скрытая в самых потаённых глубинах сознания. И когда она повернулась и с глухим скрежетом замерла на новом месте, Алби Мирр вдруг успокоилась. Её измученный бесконечным страхом мозг наконец-то перешагнул роковую черту.

— Я больше не доставлю тебе неудобств, — Алби подвинула Гарту его порцию, — можешь не разряжать на ночь пистолет. Я больше не выйду одна наружу. Запас моих, как ты выражаешься, глупостей полностью исчерпан. Ешь, пока не засохло.
Она взяла свой хлебец и стала его грызть в какой-то задумчивости. Глаза у неё были сухими.
Рифус мысленно присвистнул. Что это ещё за качественно новый поворот в их нездоровых отношениях? Разум возобладал или наоборот, рассудок Алби окончательно погрузился во мрак безумия и безнадёжности? Что так повлияло: его выговор, трупы волка и штырька или общий груз впечатлений заставил Алби сменить пластинку? Гарт наклонился к девушке, заглядывая ей в глаза. Взгляд его она встретила почти равнодушно, только слегка дёрнулось веко.
— Радостно слышать столь конструктивный подход. Я могу узнать, что тебя сподвигло на такую радикальную смену позиции?
— У меня никого нет, кроме тебя, — тихо произнесла Алби и всё-таки опустила глаза, — больше никого. Профессор мёртв, Кита для меня больше не существует, Рена отвернулась от меня. Родителей уже давно нет на этом свете. Остался только ты, лейтенант Рифус Гарт, что бы я о тебе не думала. Хотя тебе на это, подозреваю, глубоко наплевать. Мне нет смысла проверять на прочность твою выдержку, думаю, будь твоя воля, ты бы уже сто раз застрелил меня. Так что... — она вздохнула, — наверное, с тобой и впрямь лучше дружить. Пока всё это не кончится.

Гарт был немало удивлён этим монологом. Он уже хотел было спросить, не приложилась ли Алби тайком к "скею", как девушка снова подняла на него глаза:
— Ты мне можешь ответить на один вопрос?
От безразличного тона этой фразы волосы у бывалого лейтенанта стали дыбом. Ему впервые почудилась во взгляде Алби нездешняя, потусторонняя темнота. "Это не разум. Это безумие. Это не смена парадигмы, это безумие. Всё-таки она съехала с катушек..." Вслух же спокойно произнёс:
— Если смогу, отвечу.
— Что меня ждёт? — Алби смотрела на него с едва уловимым вопросом в глазах. — Ты сказал, я твой джокер в игре против Отдела. Это из-за "Гипноса". Чего ты добиваешься? Как я вписываюсь в твою личную месть? Ты говорил, я помню, что не хочешь меня убивать, но, если надо, пустишь в расход. Почему?
Рифус во все глаза смотрел на преобразившуюся девушку. "Нет, она не безумна. Она в здравом рассудке, освободившемся от страха передо мной, перед Внешним миром, перед своей участью. Она уже не заложник. Она сообщник". И от этой простой, в общем-то, мысли волосы Рифуса Гарта зашевелились второй раз. Он отпил ещё дистиллировки и посмотрел в широко открытые глаза.
— Ты хочешь знать мои планы? Зачем?
— Ты никому не доверяешь, Рифус Гарт. Наверно, это правильно. Для тебя. Я не имею таких счетов к Отделу, как ты, меня не обвиняют в убийстве свидетеля и, наверно, ещё в чём-то... я не помню всех твоих статей. Но бригада разрушила мою жизнь. Бригада и Кит Тригг. Думаю, Кита имеют по полной, мне нет до него дела. Но бригада приложила руку к моему нынешнему положению, Риф. У меня свой счёт к твоему капитану. Ведь это с его санкции ты засадил меня в вольер?
Рифус молча кивнул, не отрывая от девушки глаз. Его мозг в бешеном ритме анализировал её слова, такие рассудительные и спокойные.
— Что ты припас для меня, Риф? Я имею право знать свою судьбу. Иначе я не смогу тебе помочь.

Если бы Рифус в этот момент сделал глоток, то неминуемо поперхнулся бы. "Нет, всё-таки безумие..." Но с сумасшедшими надо разговаривать спокойно и доброжелательно, это лейтенант Гарт знал так же точно, как устав бригады.
— Когда капитан Гир и его бойцы придут в надлежащую степень отчаяния от невозможности нас найти, а Внешний мир гораздо больше Ойкумены, и только я знаю проход через стоячую волну, где-то дней через пять мы вернёмся. И я добьюсь аудиенции у канцлера. Разработка проекта "Гипнос" санкционирована на самом верху. Это уже не канцлер, это как минимум премьер. Признаюсь честно, Алби, я не владею всей полнотой информации. Я не знаю, что такого ты там нарыла, что Гир весь исчесался оттого, что ты начала играть в молчанку. Но то, что именно ты ключ к проекту и есть мой предмет торга с канцлером. Я отдам тебя в разработку при условии, что Гир уходит в отставку, а я восстанавливаюсь на службе со снятием обвинений. Если дело затрагивает премьера, а, значит, безопасность всей Ойкумены, канцлер трижды подумает, прежде чем вызывать группу захвата. Ведь у твоего виска будет мой пистолет. С полной обоймой.
— И в случае, если твой канцлер не примет твоих условий, ты меня убьёшь. Чтобы навсегда похоронить проект "Гипнос".
— Да. — Никогда в жизни Рифусу Гарту не давалось так тяжело это короткое слово.
— Ясно. Ты хотя бы честен со мной, Риф. Я это ценю, хоть тебе и всё равно. Я примерно так себе всё это и представляла. Спасибо за откровенность. Ешь, орех скоро совсем засохнет.



Продолжение:  http://www.proza.ru/2016/06/16/65