Поле. После ночного боя туман особенно тревожный. Неприглядность и сплошная бездуховность. Опять же запах.
Лежу я себе, чувствую, — со мной что-то не то, с ногами что-то. Да и с животом тоже. Холодно там очень. Рукой щупаю липкое, а что там да как — непонятно, наклониться не получается. Понимаю только, что лежу я как-то... кверху ногами, что ли. Вижу всё перевёрнутое и поле, и сапоги чьи-то рядом. С подковкой на каблуке стёртой.
В общем лежу, соображаю — что-да-как-помирать-пора...
Вижу по полю идёт кто-то. Маленький и прозрачный такой. Ну, может и не прозрачный, а просто белёсый. Вроде как мальчишка. И вот что удивительно — поле всё снарядами перерыто, земля дыбом встала, а этот идёт... не колышется.
Он идёт голова вниз склонённая. Волосы упали на лицо и полностью его скрывают.
Он идёт и смотрит туда где наш брат-солдат на земле мёртвый валяется. Вижу, подойдёт, вроде как посмотрит, а мёртвый и успокоится, встанет будто и не валялся дохлый, да и уйдёт в туман. А этот дальше, босыми ножками своими — топ-топ. Легко так, словно пёрышко, переступает он через рыхлую глину. Всё ближе и ближе ко мне.
Подошёл уже к тому, чей кованый сапог торчит у меня перед носом. Спиной встал ко мне. Не шевелится.
Смотрю, а уж хозяин сапога тоже поднялся. Сам босой, в широких белых штанах, в простой рубахе и тоже белой. Чистый, словно только что из бани. Даже волосы влажные аккуратно назад зачёсаны. Я узнал его — земляк мой. Вместе призывались. Вот только имя забыл. Мертвец посмотрел на меня, улыбнулся и пошёл с остальными к рассвету.
Я вдруг захотел чтобы мальчишка этот повернулся ко мне. Ужасно мне его лицо захотелось увидеть. Ай, как захотелось, чтоб посмотрел он, как я валяюсь тут располосованный. Я напрягся весь и застонал, — эй... ээЭй. Парень...
Он услышал!
Медленно так повернулся ко мне. Волосы белые чуть откинул назад, а сам конопатый такой. Я чуть не рассмеялся. На нём места живого нет — всё лицо в конопушках и улыбается. А ещё глаза — васильковые. У меня слов таких нет, чтобы эти глаза описать. Не было в них ни страха ни жалости, а был там только покой. Вокруг непотребство, скрежет зубовный, а в глазах его такой покой, что и не забыть мне его.
Посмотрел он на меня внимательно, чуть улыбнулся, да и дальше пошёл. Едва касаясь своими лёгкими ногами, разорванную в клочья землю, пошёл. Да и касаясь ли?
Вот так и ушёл. А я остался.
Потом обрушилась боль. Были санитары, заблёванный, весь в крови кузов трясущегося грузовика и госпиталь.
Что дальше? Да всё как обычно. Выжил. Вот заживёт нога и вернусь в часть. Воевать.
А дальше... Дальше, как Бог даст.