«На родной школьной сцене проходили концерты каждый месяц. Мы все сами любили выступать с художественным чтением, и наш зал с удовольствием встречал. Я сама была в первых чтецах. Как-то помню, я решила показать Шекспира, но всё же не была уверена. Сначала я читала А. Толстого, на которого очень надеялась, но успех был средним. А потом я с Шекспиром. Все притихли, а потом взорвались, а через много лет мне прислали стихи:
Был школьный зал. Ты помнишь зал,
Зелёный занавес эстрады… Я где-то что-то потерял,
Но грусть к чему? Грустить не надо.
И был Шекспир. Могучих строк поток искрящийся взметнулся,
Какой-то винтик повернулся в душе под натиском стихов…
Один какой-то миг случайный. Зачем так долго он живёт?
И потом был взрыв в зале. Помню, как я удивилась. Но замечу, что в те поры мы все были молодцы и в классической музыке, и в литературе.
Ещё я помню, мы пытались разнообразить наши концерты и придумали танцевальный номер – венгерский танец Брамса. Я взялась за постановку. Костюмы делали у меня дома. В партнеры я выбрала одного весёлого паренька по фамилии Романов. Мы сплясали здорово, и была такая овация, что директриса подбежала к сцене и попросила ещё и ещё. Через 6 месяцев Толя Романов был убит. А тогда нас сфотографировал Володя Коломиец.
В день моего рождения Толя Романов подарил мне серебряный подстаканник и серебряную ложечку, которая до сих пор жива. По утрам я кричу: «Толя, где моя ложечка?», и она сразу же находится».
«Последний раз, когда я там была (это было в юбилей нашего выпуска), я видела большую доску с историями некоторых наших ребят. Мне совершенно справедливо кажется, что наш выпуск заслуживает особого внимания: из сотни осталось в живых только трое. Я бы в каждый юбилей громко зачитывала фамилии всех ребят.
Самым счастливым временем в моей жизни остаётся школа. Может быть, именно поэтому наша переписка с Володей Коломийцем (см. часть 2 – Е.А.) так знаменательна и для меня, и для него».