У подножия красных кремлевских стен, со стороны Александровского сада рядом с Госдумой раскинулась пестрой сицево-соломенной тканью реконструкция исконно русской жизни. Храбрые богатыри в кольчугах и шлемах вступили в схватку с мальчишками. На вертеле жарят целого быка. В березовой роще, посаженной на пару дней, заливается электронный соловей. На сцене поют женщины в кокошниках.
У лавки, торгующей посудой, растет толпа. Крутятся люди с телекамерами. В ближайшем рассмотрении заметен легендарный персонаж – взрослый мужчина, в очках, в деловом костюме. Верхние пуговицы сорочки расстегнуты, галстук отчалил от воротника.
- Берите, берите, – кричит он.
Толпа выхватывает из его рук кружки и пиалы.
- Ты куда лезешь? Ты же уже брал!
- Детям дайте, детям! Взрослые уже по несколько раз брали! Совести совсем нет! – не унимается мужчина в костюме.
На лбу крупные капли пота – потрудился, взмок.
- Ну, все! Хватит!
Владимир Вольфович двинулся к лимузину.
Народ плотно обступил героя. Требует фотографироваться.
Владимир Вольфович не против.
Ох, и любит же позировать. Очень правильно позировать это не каждый умеет.
Подскочил бородатый джигит - хлоп.
Мальчишка – хлоп.
Девица красавица – хлоп.
Много фотографий сделали.
К авто не подпускают, держат старика, кому не хочется с Жириновским сфотографироваться. Наконец охрана открыла дверь, и знаменитость скользнула в проем. Народ зааплодировал. В следующий момент тонированное стекло опустилось, и рука на прощание помахала. Ей в ответ вновь зааплодировали.
Любят в народе Жириновского. Не потому ли такой успех? Не потому ли так долго человек еще в деле? Кто из политиков так, по-простому, выходит к народу? Кто так его смешит и радует? У кого из них такая живая энергия актера и великая радость клоуна? Боюсь, не один из политиков может блеснуть такими живыми выходами.
Кто видел испарину на лбу у Явлинского, кто видел Железняка на фото с простыми людьми? Никто. А вот Жириновскому не трудно. Он смело идет в народ. Для старика-политика все нипочем. А уж таких «парней» ох уж как у нас любят. Свой он в доску, до последнего крика, до морщины на шее, до капель пота на лбу.