(Грустная история о киллере-везунчике, который не убивал. Действие происходит в Москве в конце девяностых. Дмитрия Подлесного, работающего водителем у своей гражданской жены Марины Бояркиной, владелицы оккультного салона, угнетает неуважительное к нему отношение как самой Бояркиной, так и других работников фирмы. И он организует несколько фиктивных покушений на Бояркину, а затем возлагает на себя обязанности её телохранителя. Вскоре обман раскрывается – Бояркина в гневе. Однако спустя некоторое время она принимается давать Подлесному такие поручения, как, например, поджог склада. Цель – раскрутить клиента, убедить его в необходимости получения в салоне Бояркиной всего комплекса услуг. И вдруг Бояркина сообщает, что приняла заказ на убийство, исполнение которого намерена поручить ему. После длительных колебаний Подлесный соглашается и, явившись на встречу с человеком, представившимся Иваном Ивановичем, получает деньги и данные на будущую жертву. И с изумлением узнаёт, что убить он должен Марину Бояркину, которая и отправила его на встречу с Иваном Ивановичем. Ошеломлённый данным обстоятельством, Подлесный напивается, а поутру обнаруживает пропажу денег. И гибнут люди, мигрируют деньги, а Дмитрий Подлесный, оказавшийся на подозрении у работника уголовного розыска Гольцова, сначала попадает в больницу, а потом в яму бассейна загородного дома Ивана Ивановича).
СПОСОБЫ УБИЙСТВА И ПЕРВОЕ ПОКУШЕНИЕ
Бояркина обозвала Подлесного дармоедом. Подлесный выскочил из постели и убежал. Он метался по городу и не находил себе места. Бояркина не впервые назвала его дармоедом, но нынешний случай превзошёл все предшествующие в несколько раз, ибо если прежде она и допускала упрёки в связи с его образом жизни, то, как правило, происходило это в угаре бурной ссоры, а не в угаре пылких объятий. А сегодня, едва он, апофеозно подёргавшись, затих и сполз с Бояркиной, как она заявила: «Хочу ещё!» Подлесный указал на физиологическую необходимость паузы, и тогда она, не ослабленная оргазмом, рявкнула: «Дармоед!» И добавила что-то ещё, из области ненормативной лексики.
Подлесный решил, что никогда не вернётся к Бояркиной. «Бомжевать буду, но не вернусь!» - мысленно выкрикивал он. А может, и не мысленно, а вслух, так как на него обращали внимание: прохожие оглядывались, сторонились его, смотрели вопросительно-насторожённо. «И чтобы хоть ещё раз – бизнес-леди, пардон, бизнес-бледи!.. Да ни в жизнь!» Надо найти простую, обыкновенную бабу, тихую и скромную, нежную и ласковую, любящую непритязательный домашний уют и его, своего мужчину, простого, обыкновенного мужика, тихого и скромного, нежного и ласкового, любящего непритязательный домашний уют и её, свою женщину, простую, обыкновенную бабу.
В этом направлении Дмитрий Подлесный и размышлял, пока зрительные элементы словесного представления не организовались в форме достаточно отчётливой картинки – портрета женщины с мягкой, чуть загадочной улыбкой. Подлесный – он в эту минуту стоял на мосту и смотрел в воду – разулыбался было в ответ, однако в ту же почти секунду понял, кто изображён на портрете. Бояркина. Конечно, Бояркина, она самая, но на несколько лет моложе. Тогда она ещё не была крутой бизнезвуменшой. Только и всего.
Спустя несколько часов, когда он, уже подуставший, слонялся по залам ожидания Киевского вокзала, пришла ему в голову мысль, показавшаяся интересной. «Да, пожалуй, это идея!» - обрадовался Подлесный. Хуже, по крайней мере, не будет. А делать-то всё равно что-то надо, потому как дальше так продолжаться не может. Потому как она его уже ни во что не ставит. Он для неё – ноль без палочки.
Детективы Подлесный иногда почитывал, фильмы иногда посматривал, поэтому придумывать тут особенно ничего не требовалось. Оружие, стреляющее импульсами ультразвукового излучения, пока, кажется, не разработано. Однако изобретены и многократно опробованы нож, пистолет, револьвер, топор, молоток и верёвка, а также различные яды, снотворное, газ из конфорки и ванна с водой. Существуют ещё всяческие взрывные устройства, гранатомёты и снайперские винтовки.
И Подлесный представил себя полёживающим на чердаке и постреливающим в окна квартиры Бояркиной. Вот Маринка, распаренная, завернувшись в полотенце, выходит из ванной и направляется на кухню, чтобы выпить пивка. Она открывает холодильник, вынимает бутылку пива, и в это время он нажимает на спусковой крючок карабина «СКС» с оптическим прицелом. Полностью выдохнув воздух, плавно. И пуля влетает в открытую форточку и аккуратно срезает с бутылки пробку. Маринка удивлена и встревожена. Она трогает пальцами не совсем ровный срез на горлышке бутылки и таращит глаза, затем наливает пива в стакан и подносит его ко рту. Однако он во второй раз нажимает на спусковой крючок, и стакан разлетается вдребезги, а пиво… Да, стакан – вдребезги, пиво – вбрызги. Шикарнейшая картинка!
Но… Но если учесть, что снайперская винтовка, да ещё и с оптическим прицелом, обойдётся в очень даже внушительную сумму, а также то, что винтовку эту не перепродашь, так как полагается бросить её там же, на чердаке, вместе с перчатками, то предпочтительней выглядит вариант отказа от данного удовольствия. Подлесный вновь прикрыл глаза и ещё раз прокрутил в воображении только что отсмотренный ролик до того момента, как Бояркина, разинув рот (он ведь далеко, ему не слышен её визг), машет вскинутыми руками, а затем, утеряв полотенце, убегает, тряся пухлыми ягодицами, из кухни.
Пистолет или револьвер подешевле будут. Лучше, конечно, револьвер. Крутнул барабан, взвёл курок – есть что-то в этом. И с револьвером, как, впрочем, и с пистолетом, вообще никаких проблем не предвидится. Тут уж совсем всё просто. Выкрутил в подъезде лампочку, дождался возвращения с работы… Правда, летом в подъездах не слишком уж чтобы темно даже и без электричества.
А для начала можно имитировать автомобильную аварию, точнее, попытку неких злоумышленников организовать дорожно-транспортное происшествие, одним из участников которого стал бы автомобиль с Маринкой на борту. И если ему, решил Подлесный, будет суждено снова сесть за руль автомобиля Бояркиной, то он это сделает.
***
В пятницу и субботу Бояркина и Подлесный почти не разговаривали. В воскресенье они отправились на дачу, в связи с чем количество реплик, которыми они обменялись в этот день, возросло раза в два или три.
На обратном пути, как Подлесный и ожидал, Бояркина принялась подрёмывать. Периодически она взбрыкивала ресницами и встряхивала головой, с каждым разом всё заторможенней и менее энергично. По сторонам, проснувшись, уже не смотрела, только прямо перед собой. И заговаривать не пыталась.
Подлесный также молчал. Он молча вёл машину, стараясь не допускать тряски и иных автомобильных движений, способных нарушить покой Бояркиной. Пока всё шло по плану. Ещё минут пять, и Маринка будет спать как убитая. Подлесный всегда завидовал этому её качеству – спать везде и всегда, едва ли не в любой позе. Приспичит – она и стоя уснёт. Уснёт, поспит, а потом проснётся и сообщит, что едва было не уснула.
До Ярославского шоссе оставалось метров четыреста, когда Подлесный принялся высматривать подходящую кандидатуру. И высмотрел бежевый «жигулёнок», двигавшийся на приличной скорости. Подлесный сделал всё возможное, чтобы выехать на перекрёсток сразу же вслед за промчавшимся «жигулём», а затем, резко крутнув руль вправо, мгновенно утопил педаль тормоза. Бояркина вскрикнула и проснулась. Если бы не ремень безопасности, то она бы, возможно, высадила головой лобовое стекло.
- Что за шутки?! Не скотину везёшь! – разгневалась Бояркина. Она ушибла кисть руки и теперь потирала её и морщилась.
- Ты номер не заметила? – спросил Подлесный голосом встревоженного человека.
- Чей номер? – не поняла Бояркина.
- Да этого «жигулёнка». Шестая модель, бежевый.
- Что случилось-то?
- К счастью, ничего страшного, - со вздохом ответил Подлесный.
- Произошло-то что? Объяснишь ты мне, наконец, или нет? Чуть не столкнулись, что ли? – принялась сыпать вопросами Бояркина, окончательно, кажется, проснувшаяся.
Подлесный выдержал паузу, потом покачал головой и заговорил, с каждым словом всё более и более уверенно:
- Пожалуй, это было не просто столкновение. Нет, пожалуй, это была бы не обыкновенная дорожная авария. Он показал левый поворот, а сам ударил по газам и рванул вперёд. Он целился мне прямо в бок. И не увернись я… - Подлесный замолчал. В эту минуту его лицо должно было бы покрыться смертельной бледностью, однако покрылось ли его лицо смертельной бледностью или нет, он так и не узнал.
- Покушение?! На нас покушались?! – вцепилась в его плечо Бояркина.
- Да, - твёрдо произнёс Подлесный. – Иначе я данное происшествие объяснить не могу. Если бы ещё раз не глянул влево, то уже не успел бы уйти из-под удара.
Бояркина закрыла лицо руками. Её охватил ужас.
НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ РИКОШЕТ И ПОНЯТОЙ С РЕВОЛЬВЕРОМ
Подлесный весь день ждал звонка от Волчанкина, но так и не дождался. Ничего, конечно, страшного. Не позвонил сегодня, позвонит завтра или послезавтра. Если бы он сказал Волчанкину, что готов заплатить, скажем, тыщу баксов, то процесс приобретения оружия уже, без всякого сомнения, завершился бы. А найти что-либо более или менее приличное за триста долларов, которые мог выложить за огнестрельное оружие Подлесный, вероятно, не совсем просто. Даже не за триста, а, приблизительно, за двести, потому что наверняка часть денег Волчанкин захочет положить в собственный карман в качестве комиссионных. Помимо тех ста баксов, что пообещал ему за услугу Подлесный.
Однако настроение было паршивым. А когда ещё и Телешова напросилась ехать с ними, испортилось окончательно. К её услугам метро, автобусы, трамваи, троллейбусы, такси, наконец, а она лезет в машину своей начальницы. И сразу принимается болтать.
- Марина Григорьевна, а я тут прочитала про одни курсы. И мне показалось, что интересные курсы. И даже очень.
Бояркина выглядела усталой, разговаривать ей, судя по всему, не особенно хотелось, но, тем не менее, она всё же спросила:
- И что за курсы?
- Там всякие тренинги проводятся. Вот такой, например, в котором ставится походка женского могущества.
- Для метательниц ядра да дисков, что ли? – чуть повернула голову влево Бояркина.
Телешова вся подалась вперёд – иронии в голосе Бояркиной она, очевидно, не уловила – и радостно воскликнула:
- Да вы что, Марина Григорьевна! Женское могущество в смысле… Ну, в том смысле, что мужики просто падают.
- И в штабеля укладываются? – дополнила Бояркина.
- Вы напрасно смеётесь, Марина Григорьевна. Походка, между прочим, имеет преогромное значение. Да от того, как женщина ходит, как она держится на людях…
- А не на людях можно как угодно? – встрял Подлесный.
- Не на людях, Дмитрий, можете хоть по-пластунски, хоть носом поперёк канавы! – резко ответила Телешова, тоном, каким осаживают уличных хулиганов. – И не перебивайте, пожалуйста!
Затем, теперь уже снова с мягкой восторженностью в голосе, продолжила:
- Марина Григорьевна, ведь можно же было бы расширить сферу наших услуг. Это же – дополнительная клиентура. К тому же женщины, которые всегда и постоянно хотят быть красивыми и сногсшибательными.
- Мы и так уж, кажется, расширились дальше некуда. Чёрт-те за что уже берёмся.
- Но тут можно целое новое направление, Марина Григорьевна, развернуть. Вот на этих же самых курсах, как они пишут, работают и с улыбкой, тоже ставят её, и с голосом обольщения. И ещё что-то там с взглядом такое интересное делают. «Взгляд очарования», вроде бы, называется.
- Вот именно – пишут. Они там чего угодно понапишут. Им деньги, главное, содрать, - ворчливо произнесла Бояркина, отвернувшись к окну.
- Но деньги, потраченные на эти курсы, мы с лихвой вернём, Марина Григорьевна. Пошлите меня, Марина Григорьевна, а? Я вас первую, Марина Григорьевна, потом обучу всему. Поставим вам взгляд, улыбку, походку, макияж – кстати, там и макияж делать учат, - и вы будете просто неотразимы, Марина Григорьевна.
- Я считала, что и сейчас достаточно неотразима.
- Это да, конечно! – поспешила заверить Телешова. – Но если ещё поработать… Ведь, согласитесь, предела совершенству просто быть не может! Марина Григорьевна, мне думается, мы упускаем удивительнейшую возможность подняться на новый уровень! Да, я бы даже так сказала.
- Ты бы даже так сказала? Хм, новый уровень… Мне кажется, ты преувеличиваешь.
- Да нет же, Марина Григорьевна! И я уверена, что не пожалеете!
- Да мне уже сейчас жалко! – фыркнула Бояркина. – Денег. Денег, которые надо будет заплатить этим твоим шустрикам.
Подлесный с каждым днём всё более и более ненавидел Телешову. Выскочка и хамка. Его же она ни во что не ставит и может бросить ему прямо в глаза любую гадость. И всегда с такой миной на лице, что так бы и заехал ей кулаком в рожу. И, главное, таким тоном всегда… Когда подобным голосом кричат «Занято!», находясь в кабинке общественного туалета, то это как бы и нормально. Однако так разговаривать с работником фирмы, в которой она сама работает, причём без году неделя, - сверхнаглость. Чин его не велик, однако возраст могла бы и учесть, посикушка. На прошлой неделе на её столе он видел прокладки, какие ежеминутно рекламируют по телевидению. Они лежали на столе в то самое время, когда она щебетала самозабвенно, обувая, как они выражаются, клиента – мужчину в жёлтом пиджаке. А корчит из себя светскую даму. Тявкнет, как дворовая шавка, и – снова дама голубых кровей, интеллигентка в чёрт знает каком поколении.
Подлесный резко тормознул, и Телешова по инерции сунулась между кресел переднего ряда, едва не спланировав носом на рычаг переключения скоростей. Бояркина, с трудом удержавшаяся в кресле, гневно вскричала:
- Полегче, дорогуша! Не дрова везёшь.
- Извини, колдобину не заметил, - сказал Подлесный, а потом брезгливо осмотрел своё плечо и бросил Телешовой: - Ты не вывози меня чем-нибудь. Села бы нормально.
- Чем это я могу тебя вывозить? – разом взъерошилась Телешова.
- Ну, не знаю. Помадой или… соплями, например.
- Если у тебя сопли, то это вовсе не значит, что они у всех.
- У меня соплей нет. К тому же, между прочим, не лезу своим носом…
- Да перестаньте вы! – поморщилась Бояркина. – Как дети, прямо. Разошлись тут…
Действительно, как дети. Подлесный был недоволен собою. Лаяться с бабой – самому бабе уподобиться. Тьфу! Нервы что-то совсем ни к чёрту.
Женщины снова вернулись к обрядам на снятие порчи, приворотам-отворотам, кармам и талисманам на удачу, а Подлесный мрачно подумал, что не помешало бы, если бы и ему кто-нибудь сделал коррекцию критической ситуации, как они говорят, да подлатал бы карму и биополе.
- Мне здесь, - попросила Телешова.
«Могла бы и «пожалуйста» добавить, - зло подумал Подлесный. – Язык бы не отсох». И вслух сказал:
- Здесь остановка запрещена.
- А эти? – Телешова удивлённо махнула рукой в направлении приткнувшихся к обочине автомобилей.
- Это их проблемы, - дёрнул плечом Подлесный.
- Никогда ни про какой знак не слышала, - проговорила Телешова растерянно.
У следующего перекрёстка Подлесный остановил машину и, не дождавшись, пока пассажирка полностью покинет салон, тронулся с места.
- Э-э-э! – завопила Телешова.
Подлесный обернул к ней недовольное лицо.
- Из-за чего задержка?
- Но я же не каскадёр! Я же не могу блохой прыгать. До свидания, Марина Григорьевна!
- Мандавошкой можешь ползать зато, - проворчал Подлесный, когда дверь хлопнула, закрывшись.
***
Дмитрия Подлесного била крупная дрожь, и ему пришлось некоторое время постоять перед дверью, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Войдя в квартиру, Подлесный мельком глянул на Марину и поразился. Бояркина не была похожа на человека, десять минут тому назад пережившего покушение на собственную бесценную жизнь. Только уже зайдя вслед за нею в комнату (Марина шла с кухни с чашечкой кофе), Подлесный обнаружил на лице обернувшейся к нему женщины признаки волнения.
- Диман, ты представляешь, что сейчас тут творилось? Нет, у тебя не хватит воображения! – Марина поставила чашечку на журнальный столик.
- Ну-ну! – пробормотал Подлесный и присел на диван.
- Меня сейчас едва не замочили. Меня сейчас могли запросто укокошить! За милую душу! – Бояркина активно жестикулировала, и глаза её блестели.
- Что-что?!
- Меня чуть не укокошили! Чуть не убили! Я каким-то чудом осталась в живых!
У Марины был вид человека женского пола, увлечённо передающего свежую сплетню. Именно такого плана волнение играло чертами её лица.
- Ты такие страсти говоришь! – выпучив глаза, пожал плечами Дмитрий.
- Я тебе могу сумку показать! – продолжала Марина. – Пуля ударилась в стенку, а потом сумку мою продырявила. Насквозь! Попади одна такая пулька в меня, и я бы тут с тобой не разговаривала сейчас. Я бы сейчас лежала трупом на лестнице и не дышала. Ты только представь: грязный, заплёванный, захарканный подъезд и… Фу!
Марину всю передёрнуло, и она, съёжившись, отошла в сторону и присела в кресло.
- На тебя было покушение? – спросил Подлесный.
- Да нет, не на меня, - качнула головой Марина. – Но чуть не убили именно меня. Едва не укокошили за самую милую душу. Бах! Бах! Сумку чуть из рук не вырвало! Смотрю – дыра!
- В тебя, значит, стреляли?
- А я тебе что говорю?
- Тебя кто-то хотел убить? – сделал новую попытку поставить прежний вопрос Подлесный.
- Да нет, кому я нужна! – вновь качнула головой Бояркина и поморщилась. – Это Ветренко с третьего, видимо, пришить хотели.
- Почему думаешь, что это её? – удивился Подлесный.
- Ну не меня же! – усмехнулась Марина и посмотрела на Дмитрия как на малолетнего придурка. – Она ведь у нас тут крутая-деловая, супер-пупер-экстра-класс.
- Ты думаешь, этаж перепутали? – потёр лоб Подлесный, не ожидавший такого оборота.
- Конечно.
- Надо что-то делать, - проговорил Дмитрий.
- Полагаешь, во второй раз перепутают? – опять усмехнулась Марина. – А вот её, тут ты прав, надо предупредить. Да, надо обязательно позвонить. А то и сходить к ней.
- И как всё это произошло? Из чего в тебя стреляли и кто?
Подлесный лучше Бояркиной знал, кто и из какого вида оружия стрелял сегодня в их подъезде, однако полагал, что задать эти вопросы он просто обязан.
- Не знаю. Бах! Бах! Сумочку аж рвануло из рук. Когда я обернулась, то никого уже не было внизу. Потом дверь хлопнула. Вот и всё.
- Тебе никто не угрожал? – пристально глядя ей в глаза, поинтересовался Дмитрий.
- Я же говорю тебе, что это, видимо, Ветренко убить собирались.
- Не факт, - выразил сомнение Дмитрий.
Марина Бояркина нахмурилась. Действительно, ещё не известно, в кого метил убийца. А вдруг в неё? Марина вспомнила про случай на дороге. А ведь ездила Ветренко не на «Вольво», а на «шестисотом» ослепительно белого цвета. И дача у неё была не по Ярославскому шоссе, а по Рублёво-Успенскому.
Подлесный внимательно наблюдал за размышлениями Бояркиной, точнее, за отражением её мыслей на эмоциональном женском лице. Четверть часа тому назад он дважды выстрелил в стену, перпендикулярную двери квартиры Бояркиной, целясь таким образом, чтобы пули прошли в двадцати сантиметрах от Марины. О том, что возможен рикошет, он прежде как-то не подумал.
Оружие ему раздобыл Волчанкин. Газовый револьвер, приспособленный для стрельбы патронами от малокалиберной винтовки. Вязаную шапочку и халат синего цвета, какие носят уборщицы, Подлесный купил на рынке. Он всё продумал, рассчитал, спланировал. Результат – операция прошла безупречно. А вот выводы, которые сделала Маринка, додумавшись до того, что стреляли в неё по ошибке, вызвали у Подлесного лёгкий шок.
- А может быть, в меня? – Бояркина недоумённо уставилась на Подлесного. – Но – почему?! Я – маленькая и неприметная! Я – почти что никто в этом мире!
Дмитрий молчал. Сама пускай думает. Пусть думает и решает. Она, видите ли, никто! А он, Дмитрий Подлесный, в таком случае – что? Его, согласно её классификации, наверное, и вообще существовать не должно.
***
Спустя сутки Бояркина забыла о покушении на её жизнь. Провела широковещательную кампанию, обсудила со всеми практически знакомыми это жуткое происшествие да и выбросила его из головы, как выбрасывала всё, не имеющее рационального объяснения. Маг и колдунья Марина Григорьевна Бояркина в сугубо личной жизни предпочитала пользоваться достижениями кондового материализма.
Подлесный уже возложил на себя обязанности телохранителя, но, ввиду несерьёзного отношения Бояркиной к собственной безопасности, выполнять их в полной мере возможности не имел. Вот и сейчас она ушла в магазин одна, наотрез отказавшись от того, чтобы он её сопровождал.
Дмитрию вспомнилась та её усмешечка: «Ты думаешь, они снова этаж перепутают?» Нет, в следующий раз он проделает всё таким образом, что не останется у неё ни малейших сомнений в том, кто в действительности является объектом покушения. Даже не покушения, а целого ряда покушений. Ужас, который она вынуждена будет пережить, стимулирует работу её мозга, и жертва, наконец, осознает, что была на краю гибели не впервые. И все её ощущения удвоятся и утроятся. Инфаркт бы только не свалил несчастную, лишь бы не парализовало бедненькую.
Намечтавшись вволю, Подлесный приступил к обдумыванию конкретного плана, для чего поднялся с дивана и отправился на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Попивая кофе, он строил планы предстоящей операции и при этом то улыбался, то хмурился. Когда, например, вообразил живописнейшую картинку расстрела Маринки из револьвера, заряженного как обычными пулями, так и пластиковыми, - пластиковая пуля травмирует её, достаточно легко, а настоящие оставляют жуткие пробоины или выбоины, - он смеялся. Когда же принялся размышлять, где достать хотя бы одну пластиковую пулю – одной, кстати, достаточно, - то нахмурился и помрачнел, ибо ничего путного в голову не пришло.
Очень эффектно смотрелся бы взрыв её «вольвёнка», доступ к которому для него, естественно, проблемой не является. Главное, напротив, состоит в том, чтобы не навлечь подозрений на себя лично. И он может не просто сунуть сумку с взрывным устройством в багажник или под сиденье, а установить, к примеру, взрыватель в глушитель, установить таким образом, чтобы замыкание контактов произошло спустя некоторое время после запуска двигателя.
Правда, браться за организацию взрыва, не имея достаточного опыта, очень опасно. Можно и самому взлететь, распавшись на кусочки, и Маринку убить, не желая того, и посторонних людей зацепить ненароком.
- Ладно, ещё раз обстреляем, - вслух сказал Дмитрий, выходя в коридор.
- Что? – спросила Бояркина.
Подлесный вздрогнул. Оказывается, она уже вернулась.
- Ты опять не закрывала дверь? – рассерженно произнёс он. Подлесного и в самом деле бесила эта привычка Марины не запирать дверь на замок, если она отлучалась ненадолго.
- С чего ты взял? – нагло глядя ему в глаза, вскинула бровки Марина.
- Я бы слышал шум замка.
Бояркина сунула руку в сумочку, вынула ключи и потрясла ими перед носом Подлесного.
- Видишь?
- Это ещё ничего не значит. Допускаю, что ключи у тебя с собой, но дверь ты не закрывала. Сейчас, по крайней мере, не отпирала замок.
- Ошибаешься.
- Я бы слышал.
- А если бы слышал, то не разговаривал бы сам с собой. Кстати, что за тему ты обсуждал тут с приятным собеседником? – Марина стала иронична.
- Тебя это не касается, - ответил Подлесный и направился в спальню.
- Слава Богу, если так, - бросила ему вслед Бояркина.
Присев на кровать, Подлесный попытался мысленно воспроизвести то, что он говорил вслух перед тем, как обнаружил неслышно проникшую в квартиру Бояркину. Он, определённо, говорил что-то про обстрел Маринки из револьвера. Неужели она всё слышала? Да нет, не может быть!.. А почему, опять же, не может быть? Взять хотя бы эту её реплику, брошенную ему в спину…
Подлесный ещё некоторое время пытался разобраться в этой нежданно обрушившейся на голову проблеме, но к однозначному выводу так и не пришёл. Вскоре к Бояркиной заявилась её подруга Никифорова, и Дмитрий с надеждой подумал, что пустопорожние бабьи разговоры заслонят своею громадой ту, судя по всему, единственную его фразу, неосторожно выданную в эфир.
А спустя три дня, в среду, Подлесный с волнением вынимал револьвер из тайника. Он сунул руку за обшивку проходящей через сквер трубы и почти мгновенно нащупал твердь завёрнутого в тряпицу и уложенного в полиэтиленовый пакет оружия. На месте, точно там, где и должен был находиться.
Дмитрий вынул свёрток и огляделся – никого. Да и кто тут способен оказаться в столь ранний час? Он выпростал из тряпицы револьвер, осмотрел и не спеша пристроил в районе нижней части позвоночника, засунув за пояс брюк. Сделав несколько проверочных движений, Подлесный решил, что ремень недостаточно плотно охватывает его талию, и затянул ремень потуже. Теперь отлично, хоть с поезда скоростного прыгай – не вывалится.
Вооружившись, Дмитрий почувствовал себя агентом всех мировых разведок одновременно. Не удержавшись, он несколько раз выхватил оружие из-за спины, каждый раз прицеливаясь то в дерево, то в пень, то в невидимого противника, затаившегося среди ветвей. А он, пожалуй, прекрасно мог бы сыграть какого-нибудь ковбоя в боевичке.
Пребывая в весёлом расположении духа, Дмитрий Подлесный энергичной и лёгкой походкой направлялся домой, когда его вдруг окликнули:
- Гражданин!
Подлесный быстро повернул голову на звук мужского голоса и словно на столб наткнулся. Внутри у него всё опустилось. К нему, обходя кусты и деревья, шёл старший лейтенант милиции. Милиционер был в десяти – двенадцати метрах. Выследили? Его выследили! Подлесный быстро глянул окрест, но больше никого не увидел. Один? Однако если он и не заметил кого-либо ещё, кроме этого старлея, это вовсе не значит, что из кустов не смотрят на него чёрные, но готовые вспыхнуть огнём смертельно-ослепительного цвета глаза акамээсов. Бежать? А если будут преследовать? Отстреливаться? Убьют или посадят. Или он убьёт и спасётся бегством.
Подлесный, кажется, не сумел принять какого-либо определённого решения, на уровне сознания, по меньшей мере, однако верхняя часть его тела подалась уже чуть вперёд, когда милиционер взмахнул рукой и крикнул:
- Товарищ, постойте! – Он был уже в нескольких шагах от Подлесного. – У нас («У нас? Он, значит, не один?») к вам небольшая просьба.
Подлесный открыл рот, чтобы поинтересоваться, что за просьба тут к нему, но слова комом застряли в его горле и наружу не пробились. А старлей уже стоял перед ним и говорил:
- Здесь, знаете, труп нашли, и, как вы, наверное, сами понимаете…
- Но я никакого отношения не имею!.. – прижав к груди руки, вскричал Подлесный.
- Минутку! – в свою очередь перебил его милиционер. – Я знаю, что не имеете отношения, но поймите: нам нужны понятые. И это – простая формальность.
- Простая формальность? – Подлесный невольно отстранился от старшего лейтенанта, который, разговаривая с ним, то и дело прикасался к нему чрезмерно подвижными руками.
- Да, формальность. Признаков насильственной смерти нет. Вы просто поставите свою подпись и всё. Там просто надо подписаться. Это же формальность и ничего больше. И займёт совсем мало времени.
Не услышав решительного отказа, старлей приобнял Подлесного правой рукой и сделал приглашающий жест левою.
- Сюда, пожалуйста.
Подлесный резко дёрнулся в сторону и выкрикнул:
- За вами!
- Да-да, хорошо, - обрадованно сказал милиционер и пошёл впереди.
Сейчас он спасся чудом. Окажись рука этого живчика на несколько сантиметров пониже, и он бы пропал. Глазом обнаружить револьвер невозможно: под ветровкой его не видно, а вот на ощупь – в два счёта. В один даже.
Они действительно пришли к трупу. Похоже, никакой ловушки для него подготовлено не было, и он на самом деле потребовался всего лишь в качестве понятого. Кроме старлея и трупа, были ещё трое, один в форме и двое в штатском. Один из штатских приблизился к Подлесному с какими-то бумагами.
- Сейчас я зачитаю протокол, - сообщил он дружелюбным тоном, - а потом вы сами взглянете на труп.
- Зачем? – удивлённо спросил Подлесный.
- Что – зачем?
- На труп смотреть.
- Чтобы знали, что мы всё верно записали.
- Да я так могу подписать.
- Отлично. Вот вам авторучка.
Подлесный торопливо поставил несколько подписей, где ему указали, и глянул через левое, а затем и правое плечо – позади него никто не стоял с оружием наизготовку.
- Так я пойду?
- Да, спасибо вам, - улыбнулся ему мужчина с протоколами. – До свидания!
- Всего хорошего!
Подлесный быстрым движением проверил, не задралась ли ветровка, чтобы обнажить револьвер в самый неподходящий момент, и поспешил прочь от опасного места, где трупы и менты.
Успокоился он окончательно только тогда, когда орудие смерти оказалось в куче подвального мусора, там же, где оно находилось накануне прошлой акции. Пускай полежит до вечера.
МЕЧТЫ, ЦЕЛИТЕЛЬСТВО И ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ СТРЕЛЬБА
Её отношение к нему изменится. Обязательно изменится. Подлесный откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Сначала был мрак, чёрный с сероватым отливом, потом пошли цветовые пятна, запрыгали разноцветные огоньки, рисуя картинки, сюжетно невнятные, но жизнерадостные. Это продолжалось недолго – сила огней желания построила соразмерные образы, вдохнув в них некоторый излишек великолепия.
Дмитрий Подлесный видит себя и Бояркину в знакомом и незнакомом одновременно помещении. Сделанные из папье-маше и позолоченные блестящие колонны, на стенах – картины в золотых рамах, а в центре – кровать. Дмитрий и Марина смотрят на звёзды. Стоят, любуясь звёздным небом, у окна и изысканно меланхолируют. Он хочет её, она хочет его. У них ещё никогда и ничего не было. Возможно, они даже не целовались.
- Мариночка, полюбуйся пока Большой Медведицей, я сейчас, - нежно произносит Дмитрий и на цыпочках бежит к кровати. Откинув покрывало из ароматизированного органди с золотыми кисточками, он вытаскивает из-под кровати ведро с несколькими бутылками шампанского, подхватывает со столика бокалы и возвращается к Марине. Они быстро-быстро пьют шампанское, потом не очень быстро пьют шампанское, потом медленно пьют шампанское.
Дмитрий и Марина маленькими глоточками пьют шампанское и любуются бездонно-синим небом, усеянным серебряными звёздами. Дмитрий наклоняется к плечу Марины и касается губами её кожи. Марина вздыхает. Дмитрий медленно целует ей плечи, шею, затем дорожка поцелуев приводит его губы к её ушку.
Поцелуи Дмитрия, в отличие от шампанского, быстро опьяняют Марину, и, прикрыв пушистыми ресницами глаза, она высоко воспаряет над действительностью. Прикосновения Дмитрия к груди, бёдрам и ягодицам удерживают её возле него. Дмитрий ощущает трепет её тела. Возможно, у неё не было мужчины.
Дмитрий убирает с плеч Марины бретельки платья и даёт свободу двум свежим дынькам грудей. Он хочет поймать их, но Марина поднимает голову, и губы влюблённых соединяются в поцелуе. Возможно, это первый её поцелуй с мужчиной.
- Дима!
- Марина!
Они прижимаются друг к другу, и ей становятся известны все его движения, включая и укрытые одеждой. Дмитрий смещает платье всё ниже и ниже, а губы его тем временем спускаются к левой груди и захватывают сосок. Марина запускает руки в его волосы, она вся горит и трепещет, сердце её бьётся, дыхание неровное. Ещё одно движение, и платье падает к ногам Марины. Теперь на ней нет совершенно ничего – трусики она, вероятно, постирала и повесила сушиться.
И сейчас уже Марина раздевает Дмитрия. Он теребит зубами её ушко, а она расстёгивает одну за другой пуговицы его рубашки, желая увидеть Дмитрия, молодого и мускулистого, обнажённым.
Внизу хлопнула дверь. Кто-то припёрся. И хватит мечтать, «молодой и мускулистый». И вовсе он уже не молод, и даже не мускулист. И «свежие дыньки» - это не про Маринку.
А пришёл, как оказалось, Мышенков. Подлесный не любил Мышенкова. В общем, он Мышенкова не переваривал и терпеть не мог. Прежде всего и пуще всего, наверное, за самовлюблённость и заносчивость. Этот тип мнил себя великим экстрасенсом и выдающимся народным целителем. Подлесного он в упор не видел. На приветствие его отвечал, но с каким-то странным выражением удивления на лице, словно откуда-то под ноги ему вывернулась собачонка да и заговорила вдруг человеческим голосом. Кивал важно Дмитрию и тотчас забывал о нём. Когда Подлесный вёз его куда-нибудь на машине, Мышенков и тут умудрялся не замечать, не ощущать присутствия Дмитрия, общался с ним так, как он общался бы с компьютером, воспринимающим команды с голоса.
Вообще, как считал Подлесный, приличных людей у Маринки не работало. Все были со странностями и неприятные, или – с неприятными странностями. Например, Барыбенко совершенным придурком выглядел. Худой, подвижный, длинноносый и длиннорукий, он постоянно размахивает руками – пассы производит. Проходя мимо человека – этакая движущаяся мельница, - он мог спросить: «У вас что сегодня с желудком?», а получив ответ, что, мол, всё в порядке, сделать круглые глаза и заявить: «Нет-нет, прошу вас, сегодня будьте осторожны». Беседуя с кем-либо – всё равно с кем, - он может в то же самое время выполнять всевозможные физические упражнения, от упражнений на подвижность кистевых и локтевых суставов до попыток усесться на шпагат. Если бы Подлесный запоминал или записывал все поставленные ему Барыбенко диагнозы, то у него был бы букет заболеваний столь шикарный, что способен был бы соперничать со сборным букетом заболеваний любого из московских кладбищ.
Вот и сегодня, минут двадцать тому назад, пробегая мимо сидящего в приёмной Подлесного, бросил что-то по поводу поджелудочной. Дмитрий, конечно же, не обратил внимания. А вывело его из себя другое. Точнее, другой специалист. Мышенков, который, проходя через приёмную, вместо того, чтобы, по обыкновению, не заметить Дмитрия, остановился и медленно повернулся к нему. Дмитрий поднял голову и вопросительно посмотрел на экстрасенса и целителя. Мышенков довольно долго молчал, хмурясь, а затем шагнул к Подлесному и направил на него указательный палец.
- Прошу меня простить, но вам необходимо серьёзно заняться собою, - изрёк он.
- Лев Николаевич, вы не узнали меня? Я – Дмитрий, - решив, что Мышенков принял его за посетителя салона, сказал Подлесный.
- Я знаю, кто вы, позвольте вам заметить, - ответил Мышенков сердито и повернулся, чтобы уйти.
- Если знаете, то почему себе позволяете? – почти крикнул Подлесный, неожиданно почему-то разозлившийся. – Что это вас всех моё здоровье беспокоит? О своём здоровье беспокойтесь!
Мышенков вновь повернулся к Подлесному.
- Вы зря отмахиваетесь, скажу я вам. Если вам что-то неясно, то других послушайте.
- О чём я должен слушать? О своих болезнях, которые вы мне придумали?
- Любая болезнь имеет свои симптомы, - назидательно проговорил Мышенков. – Кто-то способен заметить такие, как рвота, понос и частое мочеиспускание, извините за прямоту, а кто-то видит и менее выразительные симптомы.
- И какие вы видите? – язвительно спросил Подлесный. – Очень даже интересно, что такого неординарного вы обнаружили, пройдя мимо с задранным кверху клювиком?
- Разговаривать в подобном тоне не считаю возможным, - ответствовал Мышенков и удалился.
Подлесный с трудом удержался, чтобы не побежать следом и не пнуть Мышенкова под зад.
- Что-то случилось? – вышла из своего кабинета Бояркина.
- Всё нормально, - не глядя на неё, недовольным голосом произнёс Подлесный.
***
А после обеда Подлесному и самому довелось выступить в роли крупного специалиста по диагностике. Он находился в кабинете Бояркиной, когда стремительной походкой вошла Телешова. Глаза её горели, лицо светилось, и прыгали зайчики по тонированным коньячно-медным прядям в её причёске.
- Марина Григорьевна, крутенький попался! И исэпэ – премиленький.
- А что такое исэпэ? – повернулся к Бояркиной Подлесный.
- Индивидуальный стрессовый профиль, - бросила, не повернув головы, Марина и кивнула Телешовой. – Ну-ну!
- Бизнесмен с кучей неприятностей! Как деловых, так и личных! Худой и бледный. Костюм на нём висит, прямо. Видно, что исхудал и осунулся. Руки дрожат и взгляд блуждает. Не клиент, а подарок, прямо!
- И что конкретно? – словно львица перед прыжком подобралась Бояркина.
- Ой, я всё записала. Там у него и денег куча уплыла, и склад обворовали, и налоговая за задницу ухватила. В общем… Да, и молодая жена в непредсказуемость и загадочность ударилась!
- Дай ему сразу вторую степень устрашения, - распорядилась Бояркина. – Да, вторую. А потом посмотрим.
- Марина Григорьевна, а вы зайдёте? – с надеждой спросила Телешова.
- Обязательно, - подтвердила Бояркина. – Вместе с Мышенковым к тому же.
- Ой, а его нет! – прижала ладони к щекам Телешова.
- Ах да, он же у этого, как его… - Бояркина вдруг посмотрела на Подлесного. – Ты со мной пойдёшь, Диман.
Дмитрий опешил.
- Ты с ума сошла! Что я буду там делать?
- Многозначительно молчать, - усмехнулась Марина. – В случае необходимости поддакнешь. Понятно?
Дмитрий пожал плечами и ничего не сказал.
- Учти – многозначительно, - повторила Бояркина. – А это значит – с умным видом. Более чем.
- Насчёт «более чем» не знаю, - съёрничал Подлесный.
- Ты мне тут давай без этих… - нахмурилась Бояркина. – Ты только попробуй мне тут клиента…
И Дмитрий поспешил её успокоить, проговорив:
- Маруся, я всё сделаю. Мы же взрослые люди.
- Марина Григорьевна, ну так я пошлю Аннет за вами, - пятясь к двери, проговорила Телешова.
- Да-да, милочка, конечно же.
Спустя десять минут в кабинете Телешовой Подлесный увидел мужчину лет сорока в двубортном костюме и ярком галстуке, безупречно причёсанного и гладко выбритого. Ни худобы особенной, ни дрожащих рук он не заметил. Похоже, эта Телешова поспешила выдать желаемое за действительность.
- Ну что ж, будем работать, - сказала Бояркина, просмотрев протянутые ей Телешовой листы бумаги, и озабоченно поглядела на клиента. – Вы, Виктор Леонидович, не волнуйтесь, мы вам поможем.
- Будем надеяться, - сдержанно произнёс Виктор Леонидович, и только по голосу его Подлесный догадался, что клиент и в самом деле несколько растерян и взволнован.
Бояркина колдовала возле Виктора Леонидовича, а Подлесный, чувствуя свою ненужность, переминался с ноги на ногу.
- Энергетический уровень разрушился основательно, поэтому неудивительно, что сглаз, а может быть, и порча… - Бояркина повернулась к Подлесному. – Дмитрий Иванович, вам не кажется, что именно порча, а не сглаз в данном конкретном случае?
- Да, несомненно, - покивал Подлесный.
- Необходимо восстанавливать энергетическую защиту и психологическую стабильность, - продолжила Бояркина.
- Да, конечно, - подтвердил Подлесный.
Бояркина обратилась к Телешовой:
- Лариса Виленовна, нельзя исключать и генетический транс, поэтому поработайте, пожалуйста, и в этом направлении.
- Да, я думаю, это необходимо, - согласилась Телешова.
- Что такое генетический транс? – поинтересовался Виктор Леонидович и вопросительно посмотрел на Подлесного.
- Генетический транс? Ну, это… - Рука Дмитрия невольно потянулась к затылку.
На помощь поспешила Бояркина.
- Дети нередко повторяют судьбу родителей, Виктор Леонидович. Поэтому вам, Виктор Леонидович, нужно будет предоставить необходимые сведения Ларисе Виленовне. Положение серьёзное, но не безнадёжное. Так что будем работать, Виктор Леонидович.
Когда всё закончилось и Подлесный оказался в коридоре, он обнаружил, что под мышками и между лопаток у него сыро, ладони также влажные и липкие от пота.
***
Мероприятие, намеченное на вечер, сорвалось, так как Бояркина уехала к матери, где и заночевала. А потом он заболел, осопливел, среди лета и без уважительных причин. К субботе он поправился. Бояркина пила виски и смотрела телевизор, когда Подлесный сообщил ей, что идёт в гараж, чтобы разобраться с системой зажигания. О том, что зажигание барахлит, Марине было известно – он об этом позаботился заблаговременно. Бояркину лишь удивило, что ремонтировать автомобиль он собрался так поздно.
Ремонтировать, может быть, машину сподручнее днём, однако организовывать покушения на жизнь людей лучше под покровом темноты. Поэтому Подлесный не менее часа сидел в гараже и ожидал наступления непроглядной темени. Было ветрено, небо заволакивало тучами. Наверное, будет дождь.
Подлесный вернулся к дому, вооружился, а затем взобрался на заранее облюбованный тополь. Глянув на окна квартиры Бояркиной, он едва не свалился с дерева. Света в окнах не было. Где же она может быть в такой час? Легла спать? Да никогда она раньше часу не ложится. Подлесный решил сидеть и ждать.
Ветер начал усиливаться, порывы его стали резче и неожиданней, и налетали они со всех сторон: то с юга, то с севера, а то с востока или запада. Иногда порыв ветра, налетевшего с севера, например, вдруг сталкивался с более сильным порывом южного ветра и мгновенно отступал. Похоже, будет гроза. Подлесный посмотрел на небо и увидел стремительно несущиеся облака. Жуть! И тут они, облака, неожиданно остановились – Дмитрий едва не закричал. Чтобы облака, несущиеся вскачь по небу, вдруг замерли на месте! Но облака вновь устремились в прежнем направлении, с прежней скоростью, и Дмитрий понял: данный эффект объясняется тем, что верхушка тополя сильно раскачивается. Так сильно, что если она сейчас обломится, то в этом не будет совершенно ничего удивительного. Тем более что она отягощена весом его тела.
Едва успел прийти Подлесный к такому предположению, как огромная ветка тополя, находящегося в пяти метрах правее, со страшным треском рухнула на землю. Дмитрия охватил ужас. Скорее вниз! Он спешил, однако ставшие непослушными руки его и ноги путались в ветвях, а каждый сук норовил вцепиться в штанину или рукав. Подлесный видел, как ходит под ним земля, и ему оставалось только гадать, в какую сторону отшвырнёт ветер обломленную крону тополя с перепуганным человечком. Справа – пень, слева – скамейка с жёстким ребром спинки и стол, сколоченный из толстых досок. Да упади он всего лишь на травку – и то, вероятно, костей не собрать.
Лишь ступив обеими ногами на землю, исключительно неподвижную, Дмитрий облегчённо перевёл дух. Однако не успел он и двух вдохов сделать, как поднялся шквальный ветер. И затрещали ломающиеся ветви и кроны деревьев. Закряхтело надсадно и стало падать на Дмитрия дерево, на котором он только что сидел. Дмитрий упёрся обеими ладонями в ствол тополя, но спустя несколько мгновений сообразил, что удержать падающее дерево ему не по силам, - и бросился в сторону. И вовремя. Помедли он чуть – какая-нибудь из веток сломала бы ему шею. А так всего лишь получил он по морде тополиными листьями да словил изрядную дозу страха, прогнавшего затрепыхавшееся сердце куда-то в область пяток.
Подлесный с трудом добрался до подъезда и принялся тянуть ручку двери на себя. Сначала ничего у него не вышло, но вот ветер на мгновение сменил направление – дверь отворилась. Дмитрий влетел внутрь, и дверь незамедлительно громыхнула позади, едва не оторвав ему правую ногу. Подлесный остановился, чтобы успокоиться немного и решить, что ему делать дальше. Впрочем, о чём тут думать – надо забираться на чердак и там занять подходящую позицию.
На чердаке он находился минут тридцать или сорок. И не выдержал грохота над головою. И спустился во двор, чтобы в который уже раз за вечер взглянуть на окна. Они были по-прежнему затемнены. Дмитрий решил перекурить и топать домой. Но прикурить не получалось, так как шквальный ветер бросался брызгами дождевой воды. Подлесный хотел перебежать через двор, чтобы покурить в своём подъезде, однако в эту минуту у въезда во двор остановился тёмный джип и под дождь выскочила женщина. Дмитрий узнал в ней Бояркину. Куда она ездила? И почему приехала на джипе? Те, кто ездят на джипах, извозом, как правило, не подрабатывают.
Подлесный решил стрелять Бояркиной в спину. Точнее, мимо её спины в деревянную дверь подъезда. И лишь она свернула к своему подъезду, Подлесный выбежал на середину двора и, прижавшись левым боком к стволу одного из деревьев, произвёл несколько выстрелов. Бояркина неожиданно упала лицом вниз. Подлесный выронил револьвер. Он был ошеломлён, ибо уверен был, что попасть в Маринку он никоим образом не должен был. А может быть, ветер отклонил легковесные пульки, швырнув их в широкую спину Бояркиной?
Но упавшая поднялась. Сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Озираясь, она побежала домой. Дмитрий слышал, как она повизгивала.
Дома Бояркина рассказала, как, возвращаясь от Никифоровой, она снова стала жертвой покушения на её жизнь. До прихода Подлесного прошло не менее двадцати минут, однако Марина всё ещё была почти что в невменяемом состоянии. Стуча зубами о бокал с виски, она рассказывала о страшном происшествии и плакала. Дмитрий слушал и молча гладил её по голове.
ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СТАНОВЛЕНИЯ
- Марина Григорьевна, вам надо срочно купить пистолет, - сочувственно вздыхая, высказалась Телешова.
- Пистолет – это серьёзно, - веско заметил Подлесный.
- Хотя бы газовый, - добавила Телешова.
- Покупать – так настоящий, - вскинула голову Бояркина. – Бах, бах – и две аккуратные дырочки во лбу.
Подлесный горько усмехнулся.
- Во-первых, ещё попасть нужно, в лоб-то. А во-вторых, дырочки аккуратными бывают только в кино, а в действительности…
- Что – в действительности? – нахмурилась Бояркина.
- В действительности полчерепа снести может. А кровища и вообще может и стены забрызгать, и потолок, и самого стрелка.
- И стрелка? – поразилась Бояркина. – А если я – с расстояния?
- С расстояния ещё попасть надо.
- Можно потренироваться.
- Не потренироваться, а тренироваться несколько раз в неделю. Стрелять-то, может быть, придётся из неудобного положения. Сидя в кустах на корточках или лёжа в придорожной канаве, сырой и противной. Или на бегу.
- То есть? – не поняла Бояркина.
- За тобой бегут, или ты – за ними.
Бояркина возмутилась:
- Неужели я ещё за ними побегу?
- Кроме того, - продолжил Подлесный, - их может оказаться двое или трое. Один оттуда палит, второй – с другой стороны, а третий вообще бежит к тебе и лупит из автомата. А самое главное…
- Что – главное?
- Пистолет ещё достать надо, выхватить, как говорится. Где ты его носить собираешься?
Марина задумалась.
- В сумочке, наверное, - сказала, наконец.
Подлесный скептически поморщился.
- Расстегнуть сумочку, нашарить пистолет, ухватить, вытащить, снять с предохранителя, навести на цель… А нападают-то неожиданно, готовые к тому же уже полностью.
- Лариса, плесни коньячку мне, - попросила Бояркина. – И Дмитрию.
- Нет, спасибо, мне не надо, - отказался Подлесный. – Кстати, рука, которой за оружие хватаешься, должна быть твёрдой. Всегда. Поэтому выпивка, сама понимаешь, не способствует, так сказать… Как и курение, впрочем.
Обсуждение мер, которые необходимо принять для обеспечения безопасности Бояркиной, продолжилось. Телешова предлагала даже нанять телохранителей, однако Марина сказала, что это разорит её. Никакого решения, в результате, принято не было, но Марина, попивающая коньяк, рюмку за рюмкой, так набралась, что Подлесный вынужден был отвезти её домой и уложить в постель. Когда он собрался уезжать, Марина расплакалась. И Дмитрий остался с нею.
Следующие два дня Бояркина никуда не выходила, хотя Подлесный и заверял, что в его присутствие с нею ничего не случится. В четверг Марина всё же отправилась в офис. Однако и в этот день, и в последующие дни работа у неё не ладилась. Теперь уже Бояркина не выглядела такой спокойной и уверенной в себе, как прежде. Она стала рассеянной, задумчивой, неразговорчивой. Порой раздражалась беспричинно и могла накричать, громко и визгливо. Подлесный, в отличие от работников фирмы, старался постоянно находиться поблизости, отчего ему доставалось больше других. Он, по существу, стал её телохранителем, приняв на себя дополнительные обязанности. В первый же день, когда Марина собралась домой и направилась к выходу, Дмитрий остановил её.
- Стоп! Я иду первым. Ты выходишь через пять, примерно, минут.
- Что такое? – нахмурилась Бояркина. – У меня нет времени тут рассиживать.
- Ничего, посидишь. Иначе у тебя вообще не будет будущего. Возможно. Я должен принять меры. Я должен всё осмотреть.
- И что ты намерен искать? – смягчилась Бояркина.
- Посмотрю, нет ли посторонних. Ну и остальное.
- Остальное – это что?
- Осмотрю машину и окрестности, не появилось ли чего-то дополнительно внутри и поблизости. А вдруг машину заминировали?
- Ты подойдёшь, понюхаешь и всё поймёшь? – не без усмешки в голосе произнесла охраняемая. – Разминированием собаки занимаются, насколько мне известно.
- Я сделаю то, что я в состоянии сделать, - спокойно ответил Подлесный. – Если от машины, например, тянется какая-нибудь проволока или леска, то я её обнаружу. Если вблизи появились какие-то пакеты, свёртки, банки, коробки, то это тоже может показаться подозрительным. Кстати, бомбочку могут и по почте прислать. И не только посылкой, но и обыкновенным письмом.
- Уж не собираешься ли ты сам почту вскрывать?
- Возможно. Тебе самой, по крайней мере, не следует этого делать. И все об этом должны знать. Причём даже если на письме написано «лично в руки». Чтобы как можно больше людей знали, что письма и посылки ты вскрываешь не сама и что делается это даже и не рядом с твоим кабинетом.
Бояркина, в основном, прислушивалась к рекомендациям Подлесного, но порой на неё что-то находило, и она вела себя немногим лучше, чем в ночь с субботы на воскресенье, когда приступы истерики следовали один за другим.
А в воскресенье, то есть через неделю после покушения, Марина избила Дмитрия, окончательно разрушив ауру загадочности и хрупкости, которая окружала её раньше, плотно и неразрушимо в первые дни их знакомства, лёгким облаком – в последнее время. Повод – он обещал найти тридцатиграммовые коньячные рюмочки, однако не сделал этого. Пустяк, казалось бы. Но Марина, неожиданно вспомнив об этих рюмочках, пришла в неописуемую ярость, едва Дмитрий успел виновато улыбнуться и пожать плечами. Рот открыть он уже не успел.
- Что ты сказал?! – рявкнула Бояркина и, сжав кулаки, подскочила к нему.
Дмитрий (он в это время сутуло сидел в кресле и подкреплялся чипсами) отшатнулся назад и непроизвольно выставил перед собою правую руку, ту самую, которой до этой секунды выуживал из пакетика промасленные ломтики.
- Будут рюмочки, Марина! – выпалил он. – Завтра же…
- Что?! – подалась вперёд Бояркина.
- Я сегодня же… - поправился Дмитрий и тут увидел, что пальцы его руки касаются белоснежной ткани платья Марины. И стремительно отдёрнул руку.
Но – поздно. Отпечатки грязных пальцев остались. Дмитрий поднял взгляд на Марину и обнаружил, что лицо её пошло пятнами, зрачки – две чёрные точки, а дышит она коротко и шумно.
- Платье?! – захлебнулась Бояркина. – Да ты знаешь?!..
- Я… - отворил рот Подлесный и спустя мгновение услышал, как лязгнула его челюсть.
Бояркина ударила его во второй раз. Потом ещё раза четыре. Она била его с тяжеловесной торжественностью, с каждым ударом светлея лицом. Наконец Дмитрий сообразил, что необходимо искать спасения, и принялся уворачиваться и ставить блоки, а затем и вовсе попытался уйти от ответственности, нырнув левее Бояркиной. Не получилось. Марина успела ухватить его за воротник, а потом уселась ему на спину и обрушила удары своих кулаков на незащищённый затылок. Ощутив себя осёдланной лошадью, Дмитрий стал взбрыкивать задом, чтобы освободиться от драчливого наездника.
- Спокойно! Не дёргайся! – приказала Бояркина, но Подлесный не послушался и вскоре сбросил её на пол, после чего прыгнул на Марину сверху и прижал её руки к ковру.
- Это ты успокойся! Свихнулась, стерва!
***
В четверг многоходовая комбинация, разыгранная Подлесным, рухнула. Открылось всё предельно просто. Дмитрий предложил Савельеву револьвер за пятьсот долларов, а тот возьми и позвони Бояркиной. Савельев позвонил Марине и попросил её снизить цену за револьвер с пятисот до четырёхсот долларов.
- За какой револьвер? – удивилась Бояркина.
- Да за тот, что мне Димка предлагает, - ответил Савельев.
- Какой тебе револьвер Диман предлагает? – продолжала удивляться Бояркина.
- Ты не в курсе? – в свою очередь поразился Савельев, которому Дмитрий и Марина всегда представлялись в виде некоего единого целого, нераздельного и неразымаемого.
- О каком таком револьвере идёт речь? – подступила Бояркина к Подлесному.
И Дмитрий поплыл. Он раскололся.
- Ну, ты и артист! Сволочь ты и сволочь! – резюмировала Марина, выслушав его признание. – Сколько седых волос у меня появится в результате твоих фокусов!
- Если уже не появились… - робко начал Дмитрий.
- Ты их пересчитывал? А ты знаешь, что я пережила в результате всего этого?! – начала заводиться Марина.
Последовавшие за сим события Дмитрий пережил достаточно мужественно, однако ночью ему приснился страшный сон. Будто бы он лежит на дне глубокого оврага в форме воронки, а в него стреляют, палят из всех видов оружия: из пистолетов, автоматов, пулемётов и даже пушек. Дмитрий возится в грязи этой огромной воронки, пытаясь увернуться от пуль и снарядов. Все движения его – замедленные, даются с огромным трудом, и не только потому, что липкой грязью облеплены руки и ноги, но и ввиду подлости законов страшного сна. А враги совсем рядом, в двух десятках метров. И почему он ещё жив, совершенно непонятно.
Подлесный проснулся. Он ещё не понял, что проснулся – он только понял, что неким чудесным образом спасся. Темно. Он открыл глаза и осознал, наконец, что все ужасы ему привиделись во сне.
- И долго же ты просыпаешься, дорогой.
Это голос Маринки. Она стоит возле кровати и смотрит на него. Взгляд у неё странный, задумчивый и внимательный одновременно. Выпятив губы, разглядывает Дмитрия. Дмитрий приподнялся на локтях и тотчас ощутил головную боль и мышечно-суставный дискомфорт во всём теле. Словно его били головой о стену, а потом ещё и потоптали.
- Что случилось? На работу пора?
- Да, как раз о работе и пойдёт речь, - отозвалась Марина, не меняя ни позы, ни выражения лица и глаз.
- Который час? Я проспал? Но ты ведь тоже ещё не оделась.
Марина бросила взгляд на свой халат, запахнула его поплотней и присела в кресло.
- Есть возможность повысить тебе оклад содержания, образно выражаясь.
За что она собирается повысить ему зарплату? Не в благодарность же за то, что он её НЕ убил. Ни в первый раз, ни в дальнейшем. НЕ убил он её потому, что цели у него были другие. Потому не угрохал он её, что не ставил такой задачи перед собою. И Дмитрий спросил:
- Что за возможность?
- Ну как ты, я смотрю, - Марина уголками губ обозначила улыбку, - профессионалом стал… Все покушения проведены, насколько я понимаю, на достаточно высоком уровне.
Дмитрий не понимал, к чему она клонит, однако решил молча дождаться продолжения разговора.
- Ты помнишь Виктора Леонидовича? – спросила Марина. – Ну, тот, с которым вместе с тобой беседовали, когда он в первый раз пришёл.
- Да, - сдержанно подтвердил Подлесный.
- Есть необходимость организовать ему кое-какие неприятности.
- Не понял.
- Чтобы дозреть до необходимости получить у нас весь комплекс услуг, которые мы можем предоставить.
Дмитрий начал, кажется, что-то понимать.
- Поясни, пожалуйста. Что ты такое задумала, профура?
- Раскрутить его надо на полную катушку. Пускай поделится деньжонками, которых у него куры не клюют.
- Что ты задумала? – В голосе Дмитрия отчётливо слышалась тревога.
- Неплохо было бы, сгори у него склад или магазин. Желательно, чтобы из-за электропроводки или других технического плана причин.
МУЖИКОВ ПОСЛУШАТЬ – БАБЫ ВИНОВАТЫ
Подлесный осуществил поджог одного из складов, принадлежащих фирме, хозяином которой являлся Виктор Леонидович. Он выполнил ещё несколько подобных поручений – и вдруг…
- Диман, я приняла заказ на убийство, - сообщила Бояркина.
Подлесный только что вошёл. Он лишь успел пройти несколько шагов и плюхнуться в кресло.
- И из-за этого я нёсся сюда как угорелый?
- Диман, ты не понял, - ответила Марина, и что-то в её голосе заставило его насторожиться. – На этот раз всё без дураков.
- О чём ты? – сдвинул брови Подлесный.
Бояркина выбралась из-за стола и пересела в кресло напротив Подлесного.
- Я же говорю: я приняла заказ. И ты за это получишь десять тысяч баксов.
- Ты хочешь сказать, что…
- Вот именно. Ты ликвидируешь одного человека и получишь свои денежки.
- Меня ты спросила? А если я не соглашусь? – начал сердиться Дмитрий.
Бояркина всплеснула руками.
- Но почему? Ты столько раз это делал!
- Я ещё никого не убивал! – поднял указательный палец Подлесный и прищурился многозначительно. – И не собирался!
- Ну не упрямься, Диман, - обиженно протянула Бояркина. – Ну чего ты! Ну, в самом-то деле! Всё же как обычно, только… - Марина помолчала. – Только один новый штришок…
- Который тянет на девять граммов в затылок!
Подлесный вскочил и побежал к двери.
- Диман! – закричала Бояркина. – Подожди, Диман!
Дмитрий шёл долго. Быстрым шагом и не разбирая дороги. И почувствовал усталость. Необходимо срочно присесть на некоторое время, чтобы отдохнуть и набраться сил. А потом… Что же потом? Бежать дальше! Бежать и бежать, пока он не убежит так далеко от Маринки, что она даже перестанет существовать для него. Как бы исчезнет. То ли умрёт, то ли просто испарится, как пригоршня воды, пролитая на раскалённый металл, а пространство и время, некогда окружавшие её, свернутся в одну точку, маленькую и незаметную. Она поболит, поболит да и рассосётся.
Дмитрий заметил несколько белых пластиковых столиков и подобных им стульев. А вот и киоск справа от них. Сейчас он присядет за один из столиков и отдохнёт.
Взявшись за спинку стула, Дмитрий замер. Сесть-то он сядет, но не следует ли взять граммов сто водочки, чтобы в дальнейшем, присев за столик, влить в себя. Для остойчивости. Он так и сделал.
Выпив водку и закусив хот-догом, взглянул на окружающий мир с некоторой надеждой. Может быть, он поспешил? «А-а!» - завопил и убежал. Разобраться надо было. Ну не такая же она, в самом деле, дура, чтобы… сделать из него киллера, убийцу, по-русски говоря!.. Нет, тут что-то не то, он, видимо, не так её понял.
Или это была шутка? Хотя нет, шутки не очень-то свойственны Маринке. Маринка не тот человек, из которого они сыплются. Ей, напротив, довольно-таки трудно это даётся. Она даже кряхтела, бывало, когда ей уж очень хотелось сказать что-нибудь смешное, а не получалось. Покряхтит, покряхтит, бывало, да и ничего не скажет. А если и скажет, то вовсе не то, что можно квалифицировать как шутку или иной подобный продукт.
Дмитрий помрачнел. Марина, конечно же, говорила сегодня с ним вполне серьёзно. И сделала более чем определённое предложение. Вот именно – предложение! Она приняла заказ и сделала ему, Дмитрию Подлесному, предложение заказ этот выполнить. А он откажется. Да, откажется. Извини, скажет, дорогая, это не по моей части. Я, уважаемая, чтобы тебе было известно, являюсь… Кем же он является? Впрочем, неважно. Но он не убийца. Не киллер. И как она могла вообразить, что он может согласиться?! Дурдом! Уж кто-кто, а она-то, кажется, уж должна была бы знать, что он исключительно не тот человек, которому можно делать подобные предложения. И как у неё язык-то повернулся? Если он и выполнил несколько её поручений щекотливого характера, то это вовсе не значит… Подлесный схватил пластиковый стаканчик и ринулся к киоску.
- Девушка, мне, пожалуйста, ещё сотню граммулек и гамбургер.
Вернувшись, он обнаружил двух женщин. Они сидели как раз за его столиком и пили джин-тоник.
- Мы за ваш столик сели? – спросила одна из них, с улыбкой глядя на удивлённо взметнувшего брови Дмитрия. – Вы уж извините.
- Да ничего, - ответил Подлесный и отвернул голову, чтобы поискать свободный столик.
- А вы садитесь. Вы нам не помешаете, - сказала вторая женщина.
- И мы вам, надеюсь, не помешаем, - добавила первая.
- Спасибо.
Дмитрий в два приёма выпил водку и не спеша съел гамбургер. Всё это время он, кажется, ни о чём, кроме выпивки и еды, не думал. Тем более что водка была премерзкой, а гамбургер таким каким-то… неживым, что ли, словно его уже раз сто разогревали и охлаждали перед тем, как разогреть в последний раз и скормить ему. Эх, была же раньше водочка! Её можно было пить едва ли не как нектар, вкушать в благословенной сосредоточенности, наслаждаясь законченностью вкусовых решений. А это? Разве это водка?
- Не понравилась, я вижу, вам эта отрава, - сочувственно произнесла одна из женщин.
Подлесный взглянул на выразившую сочувствие даму. Ей, пожалуй, лет сорок или около того. Тело у неё, наверное, ещё вполне, а вот лицо поизносилось, поувяло и пожухло под действием горячих солнечных лучей и движений холодного ветра, хлеставшего то дождём, то снегом. Да ещё разнообразные эмоции, не отображать которые человеческое лицо давным-давно уже не может. Вот и волосы, некогда тёмно-русые, теперь изрядно посветлели, сединой посеребрённые.
- Действительно, отрава, - вздохнул Дмитрий.
- Зачем же пили тогда?
Дмитрий снова вздохнул и ничего не ответил.
- Жизнь у него тяжёлая, не видишь разве? – радостным голосом сказала вторая женщина. – Видишь же, бьёт его жизнь ключом по башке. Так ведь?
Вопрос адресовался ему. Но радость-то в её голосе – почему? Дмитрий посмотрел на женщину. Не без неприязни.
- Неприятности имеются, - ответил сдержанно.
Эта женщина, с радостным голосом, была ещё старше первой. Крашеные рыжие волосы, яркое пятно губной помады пониже носа, обведённые чёрным весёлые глаза серого цвета.
- Женщина? – сочла необходимым уточнить она.
Дмитрий задумался. Действительно, его неприятности связаны с женским полом. С его Маринкой.
- Почему вы так решили? – спросил он. – На работе у меня не всё благополучно. А женщины… что женщины? – Дмитрий осмотрелся по сторонам, словно намерен был сказать о том, что уж по этому-то поводу переживать, вроде как, и глупо. Он даже развернул слегка плечи и сел более прямо и свободно.
- И никаким боком? – хитро улыбнулась рыжая. – Никогда не поверю, что без нас могло обойтись. А ты, Шура, веришь?
Дмитрий перевёл взгляд на Шуру. Похоже, и она не верила.
- А ведь вы правы где-то. – Дмитрий поджал губы и покивал головой. – Хоть и производственные, как будто, неприятности, а всё равно…
- Начальник баба? – обрадовалась рыжая. – Это последнее дело, когда баба начальником. Не приведи Господи. Мой тебе совет – увольняйся. Если уж невзлюбила – увольняйся, пока хуже не стало. У тебя уже и сейчас видок более чем, а ещё немного и совсем дойдёшь. Беги – мой тебе совет. А работу найдёшь. Руки-ноги есть – найдёшь. И, может, не хуже ещё.
- Тут, видимо, гораздо сложнее всё, Анюта, - произнесла Шура негромко. Она внимательно наблюдала за Дмитрием и отметила, судя по всему, нечто, позволившее ей сделать подобное высказывание.
- Да ну! А-а, вот оно что! Ну если так… Да, если не просто начальница, а ещё и, так сказать, личные отношения, то я вообще не завидую!
Теперь радости рыжей по имени Анюта не было предела. Её даже подбрасывало.
- Вы уж как-то сразу… - растерялся Подлесный.
- Мы не правы? – ухватила его за руку рыжая.
Дмитрий неуверенно пожал плечами.
- Если так, то… - Анюта задумалась ненадолго, а потом встряхнула головой и распорядилась: - В таком случае – тем более. Беги и не оглядывайся. И как можно дальше. Пока не спился и руки на себя не наложил. А это уж совсем последнее дело. И не по-христиански даже. Из-за бабы залезать в петлю – последнее дело.
- Ты уж сразу про петлю, подружка. Он, может, вовсе и не думал, а ты мелешь, - придержала её Шура.
- Да нет, это уж я так, на воду дую, как говорится. Хотя ты, Шура, глянь на него. Не видишь, что ли? Да он же одной ногой в могиле! – Анюта даже в ладошки прихлопнула. – Когда с такой-то рожей да водку хлещут – пиши пропало. Ты как сам-то, парень? Ты держишься ещё? А?
- В могиле скоро окажется кто-то другой, - мрачно проговорил Дмитрий. – Но отнюдь не я. Хотя в последующем, возможно, и я, - прибавил он после паузы.
- Заболел кто? – предположила Шура.
- В наше время далеко не все умирают от болезней.
- Несчастный случай?
- Можно сказать и так, - согласно кивнул Дмитрий.
- Ты способен предвидеть несчастные случаи? – живо спросила Анюта.
Звоночек прозвенел. Правда, не очень громко. Фоновый мотив городской улицы, несущей автомобильный поток, звучал едва ли не более убедительно. И всё-таки Дмитрию стало тревожно. Было ясно, что разговор свернул на опасную дорожку, однако степень этой опасности нетрезвый Дмитрий оценить затруднялся.
Анюта, между тем, повторила вопрос:
- Как тебе удаётся предвидеть несчастные случаи? Может, ты экстрасенс?
- Да нет, я не экстрасенс. Хотя, между прочим, мне и приходилось исполнять роль эту, роль этакого колдуна и мага. Посмотрел многозначительно, подчёркиваю, мно-го-значительно и изрёк.
- А что изрёк?
- Это ерунда, это скажут. Что велят, то и изречёшь.
- И кто велит-то? – не отставала Анюта. И сама же догадалась: - Баба твоя, которая начальник?! Так?
Дмитрий опустил голову.
- Ясно: она, - подвела итог Анюта. – А она и в самом деле может предвидеть чужие смерти?
- Иногда, по всей видимости, может, - с усмешкой сказал Дмитрий.
- Это в каких же случаях?
- А когда точно знает, что человек умрёт.
- Как, то есть, знает?
- Знает, что человек приговорён.
- Как, то есть, приговорён? Кто его приговорил?
- Да болезнь его приговорила, - вмешалась в разговор Шура. – Заболел человек, скоро умрёт – видно ведь. Тем более для знающего-то человека.
- Но мы говорили о несчастных случаях, - не согласилась Анюта. – Товарищ говорил… Кстати, как тебя зовут?
- Дмитрий.
- А нас – Анна и Александра. Анна – я. А она, соответственно, - Александра. Ты, Дима, говорил, что то ли ты, то ли твоя супружница-начальница знаете, что человек приговорён и умрёт.
- Ну, - подтвердил Дмитрий.
- Как это может быть? Каким образом она это определяет? Или это большой секрет? – сыпала вопросами Анна.
- Да, секрет. Вот именно что секрет. Я уж тут и так наговорил, кажется, лишнего. Но, опять же, я вас не знаю, вы меня не знаете. Встретились, поболтали да и разбежались.
- Кажется, я начинаю понимать, - запрокинула голову Анюта и допила свой джин-тоник, а потом, прищурившись, посмотрела на Дмитрия. – Ты тут употребил слово «приговорён». Приговорён – это значит заказан? Так?
Подобной прыти от Анюты Подлесный не ожидал и потому растерялся. Растерянность его Анна истолковала однозначно.
- В самую точку! Я угодила в самую точку! Шура, ты видела?
- Ты с ума сошла, Анька! – всполошилась Шура. – Да разве ж Дима похож на бандита? А ты тут такое городишь! Не обращай на неё внимания, Дима. Заносит её, бывает. Как понесёт, бывает… Анна у нас натура увлекающаяся, с фантазией.
Но Анна сдаваться не собиралась.
- Ты много бандитов-то видела, подруга? – вскинулась она. – В повседневной-то жизни? Они ведь, поди, разные бывают. Уличная шпана – это одно, а организованная преступность – это совсем другое. На них академики и кагэбэшные генералы работают, на них такие люди работают, что ого-го и о-ё-ёй! А ты говоришь…
Женщины спорили, а Дмитрий слушал их и размышлял. Размышлял он, конечно, не о том, чью ему сторону принять следует, а как вообще ему выбраться из пограничной ситуации.
***
Уквасов внимательно осмотрел проходившего мимо него Дмитрия, затем ещё и проводил его довольно-таки продолжительным взглядом.
- Шурка, а твой Уквасов очень даже и ревнивый мужичок, - лукаво поглядывая на Уквасова, сказала Анна. – Ты видела, как он пялился на Дмитрия?
- Видела я, видела, - покивала Шура. – Если бы ещё он выводы из своей ревности делал правильные, то цены бы ему не было. В смысле, повыше цена была бы.
- Кто с вами тут сидел? – поинтересовался Уквасов, стараясь говорить максимально безмятежным тоном.
- Успокойся, Уквасов, это не её ухажёр. И даже не мой, - со вздохом сказала Анна. – Это – так, просто один знакомый. Он – киллер. У него что-то там не склеивается в киллерской деятельности – вот он и попивал водочку вместе с нами. Поболтали немножко, на жизнь свою он нам жаловался. А всё, если вас, мужиков, послушать, мы виноваты, бабы.
- Анюта, по-моему, не он, а ты обвиняла бабье племя во всех грехах, - решила поправить её Шура. – Это же ты говорила, что, мол, если баба – начальник, то это уже последнее дело.
- Да просто потрафить ему хотела. Я же вижу, что мужик услышать хочет. Что он желает, несчастный киллер, услышать, то я ему и выдаю.
- Да что вы заладили: киллер да киллер? – воскликнул Уквасов. Он только что уселся в кресло, которое недавно занимал Дмитрий, и теперь ему предстояло решить, чего же ему больше хочется: пива или водки.
- Дак он же киллер! – Анна мотнула головой в сторону метро. – Этот парень работает киллером, а начальником у него – баба, к тому же его собственная! А баба-начальник, да ещё при такой профессии, сам должен понимать… А если ещё плюсом ко всему идут и личные отношения…
- Вы это серьёзно? – перебил поражённый Уквасов.
- Что? – не поняла Анна.
- Он сам сказал, что он – киллер?
- Ну да, - подтвердила Анна. – Не сами же мы это придумали. Нам-то зачем выдумывать всякое?
- Так прямо и сказал?
- Так прямо и сказал.
- Да нет, Анюта, что ты тут такое говоришь?! – вмешалась Шура. – Прямо он, конечно, не сказал, но вполне можно предположить, что, возможно, что-то тут такое есть.
Уквасов вскочил на ноги.
- Может, я… Может, ещё догоню, а? – вскричал взволнованно. – Не говорил, куда направился?
- Нет, увы, - развела руками Анна. – И телефона он нам не оставил. Если только Шура ему свой тайком от меня сунула, то, возможно…
Уквасов уже не слушал её. Догнать! Надо попытаться догнать этого человека! Если он пошёл в метро, то… Да, у кассы, возможно, окажется очередь. Или поезд, такое вполне может случиться, уйдёт у него из-под носа.
- Как он у тебя смешно бегает, ты только посмотри, - заметила Анна, указывая на Уквасова. – С такой побежкой только за киллерами и гоняться.
- Неуклюжий и невезучий он, - печально проговорила Шура. – Бегает всё, крутится, суетится всё, а толку – чуть.
- Где он у тебя щас работает?
- Он сам толком не знает, думаю, - махнула рукой Шура. – В общем-то, как и раньше, частным сыщиком. А ещё называет себя независимым журналистом. Теперь и вообще папарацци решил заделаться.
- Папарацци?
- Ну, это те, которые не в своё дело всегда лезут. Короче, вмешиваются в частную жизнь всяких знаменитостей. Сфотографируют какую-нибудь звезду в неподобающем виде и тащат снимок в газету. Принцесса Диана когда погибла…
- Да, припоминаю! - оживилась Анна. – Там этих самых папараццей обвиняли, что они в той аварии виноваты. Они на мотоциклах, кажется, за ней гнались.
- Вот и он собирается какой-то там длиннофокусный аппарат покупать. В тот раз, когда мы тут Пугачёву видели, - тоже так вот сидели за пивом, а она из машины выскочила и в туалет побежала, - то едва с ума не сошёл, что без фотоаппарата оказался.
Анна неверяще потрясла головой.
- Ты смотри-ка! Она – в туалет, а ему-то, казалось бы, какое дело?
- За такой снимок можно неплохие деньги получить, - пояснила Шура.
- А побить не могут? Недели две тому назад он, помню, с фингалом ходил.
- Били его уж. Даже не один раз, а два. Он собирает сведения о дачах всяких Дьяченко да Орбакайте, а потом идёт на промысел.
- Ну и?..
- Ну и нарывается.
- Понятно, - покивала Анна, сочувственно глядя на подругу. – А я тут на днях, позавчера, познакомилась с одним молоденьким.
- Молоденьким? Ты с ума сошла! – Шура даже сигарету затушила, чтобы ничто не помешало ей выслушать историю о новом романе Анюты.
- Да он не совсем и молоденький. Тридцать четыре ему. Я просто с собой сравниваю.
- Почему молчала-то столько времени? – сказала Шура, с некоторой даже обидой в голосе.
- Ну ты извини, а почему я должна посвящать тебя в свою личную жизнь?
- Подруги ж всё-таки, - смущённо пожала плечами Шура.
- Не во все сферы жизни, ты знаешь, и подруги допускаются, пусть и самые близкие.
- Анюта, ну ты, прямо… Я же не выпытываю интимные подробности. Просто – кто он, что он?
- А не поняла я. В общем-то, он такого, знаешь, завирального типа субъект. То про одно рассказывает, то по-другому то же самое преподнесёт.
- Аферист какой-нибудь? – предположила Шура. – А может, альфонс? Деньги не пытается вытягивать?
- Альфонсы – это для богатеньких штучек. Тут – симпатия. Естественно, я не собираюсь его к себе навсегда привязывать… И свет клином на нём не сошёлся. Но пока, вроде бы, всё неплохо идёт. Он, между прочим, такой, знаешь, непосредственный. «Чего смотришь? – спрашивает. – Тебе вдуть? Ладно, подставляй, курва!» Меня сначала это даже несколько шокировало. Или: «Чего облизываешься?» - спрашивает. Ну и в том же духе.