Небо над Петроградской стороной напоминало вспаханное поле. Жирные пласты серых туч, перевернутые плугом, ждали щедрых рук небесного сеятеля. Улицы блестели влажными крышами. Из плотного молочного воздуха можно было слепить дождевика. Всё, что появлялось из тумана, тут же растворялось в хмуром взгляде продрогших прохожих. Капли накрапывающего дождя отстукивали бравурный марш портового города.
У «Доходного дома Лишневского» что на Лахтинской, 24 в луже у парадного лежало странное антропоморфное существо с крыльями. Белые мощные конечности, перечеркнутые длинными трещинами, топорщились нагромождением рельефных мышц.
Вздернутые брови, крючковатый нос, смущенная улыбка всё это было небрежно высечено на грубом продолговатом лице. Рядом с дырой в черепе торчали маленькие рога. Тонкий слой штукатурки с поверхности существа крошился, отчего вода постепенно мутнела и утрачивала блеск.
Архитектура жилища, деревья, голосящая на столбе ворона растворялись в пылающей чаше масляных разводов огромной лужи.
— Я чего-то не пойму,— ряженый в казачью одежу толстый мужик бросил на асфальт кувалду,— вроде одна башка отлетала. А тут…
— Что же ты поганец натворил! — высоко задирая кримпленовое платье к месту падения подбежала ухоженная старушка в шляпке с вуалью.— Это же мой арендатор Гурген! — дама судорожно прижала к груди ридикюль.
— Больше на горгаз похож,— потянувшись к кувалде, мужчина подозрительно скосился на женщину и смерил взглядом расстояние до крыши.— Быстрый у вас, мамаша квартирант. Гурген, как пурген.
— Извини, милок, обозналась,— мадам склонилась над телом, робко ощупывая голову исполина.— Вот спилить ему рога и вылитый Гургеша.
— Он что у вас с крыльями был?
— Ну что вы, уважаемый,— глаза пожилой соседки вспыхнули отблесками бурной молодости,— я думала это волосы.— Дряблая кожа щек, как схема метро, исчерченная ветками прожитой жизни, полыхнула.— За что вы его?
Казак звякнул юбилейными медалями, разгладил усы и приставил палец к губам:
— Только никому.
— Могила,— согласилась старушенция.
— Настоятель будущей церкви попросил. Люцифер рядом с церковью, не хорошо,— и опасливо оглянулся,— что-то у них со стройкой храма не ладится. То фундамент треснул, то кирпич украли, то крест упал. На заборе какая-то сволочь «Русский Православный Цирк» написала. И граждане жалуются. Намедни в Пятерочке,— он указал на магазин рядом со стройкой,— говяжья нога в морозилке усохла.
— Эко удивил,— бретелек платья кокетливо сполз с засохшей руки,— я двадцать лет поваром в детсаду отпахала! Уж сколько там всего усохло! Даже ему не известно!
Внезапно крылья на скульптуре дьявола ожили. Хрустнул позвоночник. Трещина поперек спины срослась. Широко водя конечностями, искуситель нагнал волну в луже и поплыл брасом. С головой погружаясь под воду Мефистофель, выныривая, выпускал из сложенных трубочкой губ тоненькую струйку.
— Э, э,— казачок вытащил из сапога нагайку,— ты куда, милок? — запнувшись о кувалду, рубака схватил инструмент, и что есть силы, стукнул пловца.— Врешь, не уйдешь!
— Караул! — крикнула бабка, натянув подол платья на голову.
Отбитые ноги диабло остались лежать на асфальте. Мощные руки гребли, не зная усталости. Оглянувшись на крик, станичник перекрестился. На свисавшей со старушечьего колена коже синела лилия.
— Миледи,— мелькнула шальная мысль у есаула. Руки сильнее сжали «Марь Ивановну».— Как же ты, сука, постарела!
— А дальше? — взгляд старшего лейтенанта не сулил ничего хорошего. Со стены грозно смотрели Дзержинский с Путиным.
— Дальше не помню…
Из протокола 18 отделения милиции УВД Петроградского района: 26 августа задержанный гражданин представившийся патрулю Деляферовым Атосом Партосовичом безобразничая в Александровском парке пытался отбить кувалдой от скульптуры «Молодость» мужские ноги, от композиции «Утро» купальную шапочку а у «Девочки с птичкой» норовил отнять пернатого друга. При этом горланя одну и ту же фразу «Есть в графском парке черный пруд».
По факту вандализма возбуждено уголовное дело.