Зависть — Синий Кобальт на Индийской жёлтой.
Испания. Это 1969 год. Во всяком случае местный диджей «Тамасо — рок-н-рольщик» бесконечно крутит по радио пластинку «April» английской группы Deep Purple. Кажется здесь ему десять лет. Ему эта музыка совсем не нравится, он любит Beatles, а ещё ему хочется автомобиль.
Это так просто — ты идёшь по пляжу, а тут раз, за каким-то рекламным щитом стоит микроавтобус. Фольксваген.
Стоит совсем никому не нужный. Раскрашенный как "Yellow Submarine" — жёлтый, с огромным синим пацифистским знаком на крыше. Так в войну на крышах санитарных машинах рисовали красные кресты. И ещё один пацифик, пусть будет нарисован на морде.
Настоящая хиппистская повозка. Секс, наркотики и рок-н-ролл!
Ему очень нравится про это думать. Он выкатит его на солнце, протрёт хромовые обода на фарах и поедет в город. По пути можно будет заехать на заправку к Иньесто купить Кока-Колу. Там небрежно так крикнуть:
- Эй, Иньесто, полный бак! И у тебя есть ещё что-нибудь для моей красотки — новые дворники например?
Хотя нет, денег на всё не хватит. Их вообще нет. Ну, тогда можно в долг. Кто откажет владельцу такого автомобиля?
Он так живо себе это представил, что когда пришёл к морю, а машины на месте не оказалось — он… Нет, неохота вспоминать. Он бежал по шоссе. Скажем так, он кричал...
Кричал в небо…
Чревоугодие — Ещё один слой. Кадмий лимонный.
Китай. Династия Мин. 4224 год от… начала начал.
Лучезарный император Джу Ди и его дворец. Точнее улочка рядом с дворцом. Там всегда можно найти красивую девушку или юношу. Красивого и смелого. Такого, что только посмотрит чуть в сторону, спрячет улыбку в уголках глаз, а ты уже в волнении. Но взгляда пусть не поднимает, пусть так и сидит… Ладно, он потом это додумает.
Конусообразная рисовая шляпа — Доули. Густая тень скрывает лицо. Здесь кто-то уже следит за ним. Закутан в бесформенную одежду торговца рыбой под которой таится страшный кривой нож Кукри или откуда молнией сверкнёт тонкий опасный Сай, что холодной иглой может пронзить…
Подосланный убийца или неведомый поклонник? А в чём собственно разница: они оба метят в самое твоё сердце. Он тихо застонал от истомы — какая сладка игра, когда не знаешь, что ожидает тебя в конце...
Сладострастие — Ещё. Белила и Сажа газовая.
Италия 1951 год. Здесь, наверное, ему уже сорок лет. Можно сочинить какую-нибудь историю и снять чёрно-белое кино. Потом сидеть и кропотливо монтировать. По старинке — ножницами и пахучим ацетоном. Переставлять куски плёнки так и эдак.
А, когда надоест можно сесть за компьютер. Делать смелые переходы. Раскрашивать в поразительные цвета. Делать открытия всякие удивительные.
Интересно, а компьютер уже изобрели, ну хоть какой-нибудь?
Нужно будет влюбиться в главную героиню. Обязательно. Джина Лоллобриджида или Бриджит Бардо. А лучше пусть они обе в него. Так, чтобы до беспамятства. Можно по очереди тайно бегать к ним на свидания. Потом тебя конечно застукают; начнётся скандал, женщины будут бить посуду. Потом тебя простят…
Алчность — Ещё слой. Охра жженая.
Австрия 1941 год. Хорошо оказаться высоко в горах. Вдвоём. В уютном месте. Чтоб снег скрипел под ногами, как в том американском фильме про Рождество. А к подошвам не прилипал.
Чтобы свитер был толстый, тёплый, но не кусачий. Можно взять Мерседес с водителем и объездить все окрестности. Потом оставить его ждать внизу.
Скалы, водопад. Она — мокрые волосы, голая, стройная — юная Ева кричит:
- Впереди вечность Адди...
Не спать!
Говорить. Нужно говорить, тогда будет легче. Господи, как же хочется спать.
Можно вырастить огромный баобаб, как у Сент Экзюпери в Маленьком Принце.
Чтобы можно было спокойно уместиться на его ветвях и смотреть сверху на...
На что же там можно смотреть?
Потом долго ехать с первыми поселенцами поперёк всей Америки. Через пустыню и джунгли. Увидеть заброшенные города. Сидя у костра найти ответ на вопрос — кто убил Кеннеди? А главное зачем? Рисовать картины в пустыне Наска… Огромный дикобраз приходит из лабиринта. Тёплый и...
Всё, сил больше нет. Он почувствовал, что проваливается в яму.
Он приходит во сне. Значит опять будет спрашивать. Пусть. Лишь бы дал хоть немного поспать. Спать. Как же хорошо спать.
В тот же момент он услышал свистящий шёпот, — И что дальше?
Гнев — Индиго и Кобальт фиолетовый светлый.
Он сидел верхом на толстой ветке, похожей на огромный пожарный шланг без начала и без конца. Что-то невнятное клубилось под ногами. Туман? Да, похоже, что это туман и он рассеивается потихоньку. Под ногами географическая карта.
Тут он непроизвольно вцепился пальцами в кору дерева. Это не карта, это земля так далеко. Ощущение, что это километр пустоты под ногами. В животе что-то сжалось. Он до боли сжал упругую ветку бёдрами. Неужели это он опять уснул?
Ветка под ним чуть шевельнулась и вдруг размашисто вывернулась к нему. На конце её качалась широкая плоская голова.
На сей раз он был не страшный, а скорее какой-то усталый. Что-то во взгляде его было такое... потухшее. Тем не менее начал он как всегда активно:
- Нуте-с, на чём мы остановились? — прошипел Змей сквозь редкие зубы.
- Мне не хочется с тобой говорить... и прекрати шипеть как утюг.
- Почему же? Ты меня боишься? — ещё противней прошипел Змей, но вдруг перешёл на деловую скороговорку, — Это бессмысленно. Всё равно ты ни на что не можешь повлиять, а постоянно умирать от страха и так и не знать от чего именно... согласись, это просто глупо.
- Я не хочу, тебя слушать. Ты лжец. Я тебя не слышу...
- Ещё глупее, — казалось Змей даже расстроился, — ты ведь уже тысячу раз пытался, но у тебя ничего не вышло. Значит нужно делать выводы, искать какие-то новые решения. Определиться в конце-концов — кто ты: тварь дрожащая или человек, который, как нам известно, звучит очень гордо?
Началось — с тоской подумал он — глупая игра, которая длится уже целую вечность.
Во время бодрствования всегда есть надежда найти выход, во всяком случае так говорит Змей. Во время сна можно погибнуть. Но как оказалось покоя нет ни там ни тут.
Это как на американских горках, наивысшая точка, мгновение покоя, когда покидает вес и с ним, кажется уходят все привязанности и заботы. Затем затяжное падение, рёв ветра в ушах, а внизу ещё одна точка, там наваливается страшная тяжесть, сжимает все страхи до крохотного камня застрявшего где-то в сердце и всё останавливается.
Змей приблизил голову настолько, что языком уже почти касается его лица.
Он решил промолчать в ответ и прикрыл глаза. Скорее бы всё это закончилось.
- Ну, хорошо, — услышал он опять шипение, — так кто ты у нас сегодня ключик или замочек?
Вот тут на него накатило. Он опять их увидел.
Двуногие существа в сером, вместо лиц хоботы и ещё круглые глаза. Стеклянные и плоские. Серая стена без конца и края. Кое-где сырая. Вообще это единственный источник влаги для ссохшегося рта.
Раскалённые слова словно песок под веками: «сексо-преступление перед генофондом» или это просто змеиное шипение.
Лень — Шлепок кисти. На полу пятно Тиоиндиго чёрная на Киновари.
Магия цифр. Два-ноль. Ноль. Четыре. Цифры на стене. Похоже на кибернетический код. И ещё надувные шарики под потолком. Двадцать четыре.
Может это ему двадцать четыре года? День рождения! Он не уверен в этом. Наверное это всё от дряни, которую они курят здесь уже целую неделю.
Дурь и рождественский алкоголь. Точно! Они же собрались отпраздновать Рождество Иисуса Христа в Тайланде!
С Рождеством! — он приветливо машет небу, — или оно было у тебя вчера?
Он стоит на балконе. Под ним большой остров. Это такая огромная скала почти съеденная морем у основания, расширяющаяся кверху. Очень похоже на огромную, каменную каплю, которая почти уже оторвалась от поверхности моря и хочет улететь в космос. Таких островов вокруг много. Целый архипелаг торчащих из воды каменных капель стремящихся улететь в небо.
На самой верхушке остров порос лесом. Тут же примостился их уютный домик.
Главное, что на этом острове чистая вода течёт прямо из крана. Как это хорошо. Чистая, холодная вода с утра.
Странно, но всё море стало цветным. Цветные острова плывут по морю. Цветные медленные волны.
Иногда там попадаются люди. Они лежат на воде неподвижно и молчат.
Наверное плывут с острова на остров в поисках истины. Наверное это такое проявление буддистской Ахимсы.
Он улыбается им, машет, но никто не отвечает. Тяжёлое цветное море медленно дышит под ним.
Он отворачивается, замечает включенный телевизор. Звука нет, только бегущая строка:
…Тайланд, 26 Декабря 2004 года.… Цунами… По предварительным оценкам возможно свыше 200 000 погибших и пропавших…
Гордыня — Изумрудная зелень на Ультрамарине.
Для чего ему было это нужно он не знает. Когда-то давно, в начале времён ему это удавалось. Он так и не понял зачем. Но теперь отступать некуда. Может быть он последний кто помнит как открываются двери. Двери сомнений и страхов.
Змей это тоже прекрасно понимает. Он знает, что ничего у него не выйдет, но продолжает дожидаться своего часа. Пусть ждёт. Это уже неважно. Хуже всего, что он не даёт ему спать. Хотя, то, что называется сном зачастую оказывается более мучительным, чем то, что называется явью. Какой странный звук — Хертогенбосссссс.
Белила цинковые
Белила свинцовые
Баритовые белила
Каолиновые белила
Он бьёт от досады кулаком. Не то… не то. Эти краски его убивают. Он это чувствует, они растворяют его кровь, делают её тяжёлой и чёрной...
Но это уже неважно. Сна как ни бывало. Наконец-то. Он торопливо хватается за кисть. Он не знает, сколько ему отведено на сей раз и поэтому очень спешит. Как же ему здесь хорошо.
Грубый холст был любовно загрунтован им ещё зимой. Рассвет за окном. Твёрдые, осязаемые предметы. Стакан вина. Оплывшие свечи. Всему есть своё имя.
Здесь даже у него есть имя данное при рождении — Ерун Антонисон ван Акен.
Уважаемый Член Братства Богоматери — Illustre Lieve Vrouwe Broederschap.
Да, это его имя и никто не посмеет его отнять. Он торопится запечатлеть его. Хиеронимус...
Хертогенбосссссс…
Он замер. Тревожно прислушивается. Шелест чего-то сухого, опасного, словно трётся о морской песок огромная сброшенная шкура… — нет, это всего лишь сквозняк в щелях.
Господи, пусть это будет сквозняк. Ему сейчас никто не нужен.
На мгновение рука с кистью замирает над холстом, а потом выводит порывисто и дальше, уже не останавливаясь, решительно заканчивает — Jheronimus.
Всё. Подпись поставлена. Обратного пути нет.